Раб моего мужа (СИ) - Марья Зеленая

— Две восемьсот, — возразил работорговец.

— Тысяча шестьсот.

— Две семьсот. Только ради вас, сэр, себе в убыток.

— Тысяча восемьсот. Это мое последнее слово.

Коротышка окинул Джеймса пытливым взглядом и, видимо прикинув, что слово далеко не последнее, заявил:

— Коль так, мистер Фаулер, то поведу-ка я этого ниггера в Саванну. Знаете, сколько плантаторов мечтает его заполучить? Зуб даю, на аукционе за него и все четыре выложат.

Он направился к козлам фургона. Пару секунд Джеймс провожал его растерянным взглядом, затем решился:

— Постойте! Даю тысячу восемьсот и… — Он огляделся по сторонам. — …Вон того сопляка в придачу.

Его палец указал на лужайку. Проследив за жестом, Элизабет увидела маленького Майка, с любопытством выглядывающего из-за куста.

— Эй, малец, поди-ка сюда! — Джеймс поманил ребенка, и тот с опаской направился к нему.

Нет! Он же не собирается отдать Майка работорговцу! Этого нельзя допустить! Ноги сами понесли Элизабет с крыльца.

— Джеймс, послушай! — воскликнула она. — Ты ведь не всерьез?

Муж, работорговец и охранники как по команде уставились на нее.

— Что? — Джеймс недоуменно поднял бровь.

— Ты же не собираешься отдавать Майка этому господину?

— Собираюсь. — Он повернулся к Мерфи. — Вы согласны?

— Ну… — Тот посмотрел на Элизабет, затем перевел взгляд на ребенка. — Похоже, ваша супруга против…

— Забирайте тогда и ее, — усмехнулся Джеймс. Он схватил Элизабет за локоть и подтолкнул к работорговцу. — Сколько дадут за такую кобылку?

— Ты с ума сошел?! — прошипела она, выдернув руку из его хватки.

Коротышка фальшиво рассмеялся, делая вид, что шутка Джеймса пришлась ему по душе.

— За такую красавицу тысяч пять, не меньше. Вы счастливчик, мистер Фаулер, — льстиво произнес он.

— Это вы ее еще голой не видели. Хотите взглянуть?

С этими словами муж дернул Элизабет за вырез платья. Несильно, просто чтобы ее припугнуть, но она, уже не зная, чего от него ожидать, судорожно схватилась за лиф.

— Ты спятил… — пробормотала она, пытаясь разжать его пальцы. — Перестань!

— Это ты перестань совать свой нос в чужие дела! — Он выпустил платье и отпихнул ее от себя. — Я сам решаю, кому и когда продавать моих рабов.

Элизабет беспомощно оглянулась по сторонам. Миссис Фаулер по-прежнему стояла на крыльце, с явным интересом наблюдая за происходящим. За стеклянной дверью виднелись черные лица лакеев, а на балконе маячили Роза и Сара с метелками в руках. Похоже, челядь тоже не прочь поглазеть на бесплатное представление.

Охранники работорговца пялились на Элизабет, не скрывая ухмылок, и только рабы в фургоне и возле него не решались поднять на нее взор.

Все, кроме одного.

Самсон смотрел на нее, не таясь. Их взгляды встретились, и она как будто уловила сочувствие в блестящих черных глазах…

Да нет, должно быть почудилось. Сочувствие от раба, которого самого осматривают как скотину перед продажей? К ней — жене господина? Что за чушь!

Хотя, по существу, она такая же собственность Джеймса, как и его рабы. Она не может покинуть его дом, не может распоряжаться своим имуществом. Ее тело должно удовлетворять его прихоти, а утроба — вынашивать его детей. Да у нее даже имени своего больше нет!

Горькие мысли вихрем пронеслись в голове и улетучились, вытесненные тревогой за Майка. Мальчик переминался с ноги на ногу и испуганно таращил глаза.

— Подойди-ка сюда, негритенок! — велел ему Мерфи, но тот остался стоять.

— Ты оглох? Живо выполняй приказ белого господина! — рявкнул Джеймс.

Майк на секунду поднял умоляющий взгляд на Элизабет, от чего у нее сжалось сердце, и подошел к работорговцу. Тот принялся вертеть его, осматривая со всех сторон.

— Мулат? — поинтересовался он.

— Да, — кивнул Джеймс. — Еще чуть подрастет, и него дадут хорошую цену.

— Я не выращиваю ниггеров на продажу, мистер Фаулер, — пробормотал коротышка, придирчиво разглядывая ребенка. — Впрочем, в Саванне есть одно заведение, где на таких щенков неплохой спрос. Велите ему раздеться!

— Какое еще заведение? — вклинилась Элизабет, не в силах больше молчать.

— Боюсь, это не для дамских ушей, — осклабился работорговец.

— Элизабет! Иди в дом! — сердито приказал Джеймс.

Она набрала воздуха в грудь, чтобы возразить, но муж грубо схватил ее за локоть и поволок за собой.

— Ты — моя жена, и обязана мне подчиняться! — прорычал он, не ослабляя хватки.

— Не смей отдавать ребенка этому скользкому типу! — процедила она.

— Это не твое собачье дело, моя дорогая! — Он втолкнул ее в дом и потащил на второй этаж. — Все на этой плантации, включая и твою прелестную задницу, принадлежит мне. Я буду делать что захочу, и никто мне не указ.

Джеймс пинком распахнул дверь ее спальни и впихнул Элизабет внутрь.

— Посиди взаперти, подумай о своем вызывающем поведении, — бросил он. — Мне осточертело, что ты вечно защищаешь черномазых. Еще раз полезешь…

— И что ты сделаешь? — огрызнулась Элизабет. — Убьешь меня?

— Захочу — убью, — спокойно ответил Джеймс. — Места здесь глухие, никто тебя не найдет…

На его губах играла улыбка, но Элизабет догадалась, что он не шутит. Мороз пробежал по коже, ноги стали ватными, и она без сил опустилась в кресло.

Джеймс вышел и закрыл за собой дверь. Когда в замке провернулся ключ, Элизабет в очередной раз ощутила себя в ловушке. Джеймс Фаулер имеет здесь безграничную власть. И негры, и она сама с потрохами принадлежат ему.

Она измучено откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. На грудь навалилась такая тяжесть, будто ее придавило могильной плитой. Бесполезно. Все бесполезно. Она ничего не сможет сделать для рабов.

«Джеймс скорее убьет меня, чем изменит свое отношение к ним, — подумала она. — Негры для него — рабочий скот. Он выжимает из них все соки, и его не терзают ни малейшие угрызения совести… если у такого человека вообще есть совесть… Как можно продать маленького ребенка этому алчному торгашу? Что это за заведение, о котором он говорил?..»

С полчаса она просидела в кресле, гоняя по кругу невеселые мысли, как вдруг за окном раздался пронзительный женский крик:

— Не-ет!

Господи! Что еще стряслось? Элизабет в смятении выбежала на балкон.

Фургон как раз выезжал на аллею. Скованные цепью рабы понуро следовали за ним. Со стороны полей наперерез этой унылой процессии неслась негритянка, размахивая руками и что-то нечленораздельно вопя.

Маленький Майк протянул ручки сквозь ржавую решетку и закричал:

— Мама!

— Сынок! — Негритянка издала истошный вопль и, подбежав к повозке, уцепилась за прутья.

— Тпру! — Работорговец осадил мулов и оглянулся на Джеймса. — Сэр, уберите свою скотину, пока ее не переехало колесом.

— Люси, черномазая идиотка! — рявкнул Джеймс. — Сейчас же вернись к работе, или я задам тебе