В горах Кавказа - Монах Меркурий

Постоянное подтрунивание нисколько не смущало духовного труженика. Он неотступно продолжал свой молитвенный труд до последнего часа. И кто не дивился его спокойной кончине! Просветленное лицо приняло неизъяснимо блаженное выражение, и в глазах умирающего изобразилось душевное умиление — свидетельство богоугодной жизни...

ГЛАВА 18

На престольном празднике в кафедральном соборе • Плакат с грехами на спине схимницы • Прозрение архиерея • Желание бесчестия • Два великих подвига души.

Незаметно пролетели двое суток в скиту на озере у гостеприимных сестер-монахинь, пора было отправляться назад, в горы. Ранним утром, по проторенному ранее следу, брат тронулся в путь. Благополучно спустился он к реке и пошел в ледяной воде по руслу против течения, переходя от берега к берегу. После полудня он был уже дома.

Весна в этом году выдалась поздней. На небе — ни малейшего просвета. Часто порошил мелкий снежок, дул холодный ветер, пронизывая до костей. До начала апреля — ни одного солнечного дня. Снег сходил очень медленно...

Несколько обжившись в горах, братья, на основании прежних своих наблюдений за погодой, могли уже предполагать, что во второй половине весны, как только исчезнет облачность, погода резко изменится, наступит жара и тогда на вершинах начнется быстрое таяние снегов. Вода в реке за неделю поднимется так, что ходить по ней будет уже невозможно. Но и через горные перевалы добираться до озера, даже если снег уже осядет и перестанет проваливаться, будет невероятно трудно.

Между тем, приближалось время посадок, а у пустынников почти еще не было никаких семян: ни огурцов, ни свеклы, ни моркови, ни капустной рассады. Семена нужно было закупать в городском магазине, куда их обычно завозили только во второй половине апреля. Времени терять было нельзя, и до начала таяния снегов решили отправить в эту командировку брата-пчеловода, поскольку только он один из всех отшельников имел паспорт. У остальных не было никаких документов, удостоверяющих личность.

В начале апреля заросли лавровишни на прибрежном склоне освободились, наконец, от снега и расправились. Пчеловод свободно прошел сквозь них и без снегоступов легко добрался до приозерных монахинь. Здесь он заночевал, а утром, простившись с сестрами, спустился к автодороге и на попутном лесовозе уехал в Сухуми. Однако расчеты на быстрое возвращение в пустынь оказались несбыточными: семена в продажу еще не поступали, и в городе пришлось задержаться надолго.

Благовещение Пресвятой Богородицы, — престольный праздник кафедрального собора — пришлось в этом году на крестопоклонную седмицу Великого поста. Накануне вечером прихожанам объявили, что в день праздника будет совершена только одна, поздняя литургия. Исповедь назначили за два часа до ее начала.

Утром в ожидании исповеди в церкви собралось столько причастников, что они почти наполовину заполнили храм. Впереди, возле амвона, стояла приозерная отшельница — схимонахиня 3. На спине у нее висел огромный картонный плакат, весь исписанный крупными буквами. Брат подошел поближе и застыл от изумления, прочитав то, что на нем было написано.

Девица-схимница отважилась на чрезвычайный поступок: перед многочисленным собранием верующих она обвинила себя в самых отвратительных блудных грехах, якобы содеянных ею, поместив на плакате целый список невероятных мерзостей. И теперь, принося принародно покаяние, она просила у всех прощения и молитв...

Когда подошла ее очередь идти на исповедь, пустынница поднялась на солею, приблизилась к священнику и повернулась к нему спиной. Он прочитал написанное и, ничего не ответив, исчез в алтаре. Через две минуты снова вышел, но уже в сопровождении архиерея и, указывая пальцем на плакат, сказал: «Владыка, я не могу допустить ее до причастия, у нее столько смертных грехов!..» Архиерей прочитал эту жуткую исповедь, улыбнулся и ответил: «Нет, нет, не бойся, допусти...»

Опытный архипастырь понял, конечно, причину, которая побудила молодую монахиню взвалить на себя столь немыслимые обвинения, тем более что среди перечисленных ею грехов были такие, какими женщина согрешить не может. По-видимому, она просто переписала откуда-то этот список, даже не понимая значения того или иного греха. Получив архиерейское благословение, священник прочел над ней разрешительную молитву и допустил до причастия. Она сняла со спины плакат, свернула его и спустилась с амвона...

Поступок схимницы вызвал немалый соблазн. Прихожане недоумевали. Приозерные монахини, стоя поодаль, плакали от досады, говоря: «По простоте и неопытности люди могут поверить в подобную глупость! И что это ей, окаянной, взбрело на ум писать такие гадости?! Теперь повсюду может разнестись худая молва о том, что все мы, живущие в пустыне, повинны в том же».

Но вот окончилось богослужение. Брат-пчеловод, выйдя на улицу, решил дождаться молодую пустынницу, чтобы расспросить о причине ошеломившего всех поступка. Остановленная его вопросом, она как бы нехотя ответила: «Простите, после принятия Святых Таин я разговаривать ни о чем не буду, чтобы не лишиться того неизреченно отрадного состояния, которое сейчас испытываю. Скажу только, что причина моего поступка — желание бесчестия, о котором вы, по-видимому, еще не имеете понятия, — и добавила, — Вы помните, что Господь сказал: «Горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо!» (Лк.6,26)» Поклонилась и ушла.

Через несколько лет, когда брат напомнил схимонахине этот случай, она поведала ему, что в то время, имея высокоблагодатное состояние, она почувствовала, как бы еще издалека, приближение помыслов самопревозношения и гордыни. Испугавшись их усиления, а главное — боясь потерять благодатное состояние, она решила опередить их ответным ударом. С этой-то целью схимница и написала злополучный плакат, желая до крайности унизить себя и тем отбить бесовское искушение. И действительно, атака демона гордыни — одного из самых сильных демонов — была разбита наголову, а Господь, против ожидания, покрыл и саму схимницу и приозерных монахинь. Разговоры об этом случае быстро утихли и не получили дальнейшего распространения.

Симеон Новый Богослов учит, что всякой богобоязненной душе предлежат два великих подвига: первый — получить благодать Святого Духа, потому что и возможности нет ступить кому-либо на путь спасения и тем паче шествовать по нему, если не получит он наперед таинственной благодати Всесвятого Духа. Второй, более тяжкий — не лишиться сей Благодати, полученной со многими потами и трудами. Этот великий подвиг сохранения Благодати предлежит душе до последнего издыхания.

ГЛАВА 19

Снова в пустыню • Через реку 27 раз • 13-й переход • Течение уносит • Спасение на краю гибели • Невыносимый холод • Снова в воде • Черепашьим шагом — к дому.

Сразу же после праздника Благовещения брат-пчеловод, удачно завершив все свои покупки, поспешил уехать из города. Погода, как братья и предполагали, уже изменилась, настали жаркие дни и уровень воды в реке мог начать расти день ото дня. Малейшая просрочка грозила немалыми осложнениями.

Переночевав в селении, еще до зари пустынник отправился в путь. Задолго до полудня он вышел на южный берег озера и остановился, с тревогой прислушиваясь к далекому шуму горной реки. Затем прошел по прибрежной низине, сплошь изрытой глубокими впадинами, окаймленными невысокими дубами, поднялся по косогору на возвышенность и присмотрелся к озеру. Цвет воды еще не изменился, и пустынник подумал, что вода в реке не успела еще подняться высоко.

В полдень он подошел к кельям приозерных монахинь и, не задерживаясь, двинулся дальше, в надежде добраться до пустыни к вечеру. Перебравшись по скалам на другую оконечность озера, вновь спустился к нему, но теперь уже с севера, и не на шутку встревожился, увидев мутную реку. Однако поразмыслив, он все же решился идти по ней — уж очень не хотелось возвращаться к приозерным кельям и терять завтрашний день. Надел поверх резиновых сапог с длинными голенищами дерматиновые брюки, перевязал их ниже колен тонкими шнурами, взял длинный шест и вошел в воду.

Река у озера оказалась неглубокой, но идти по ней было невообразимо трудно. Предстояло двадцать семь раз переходить с берега на берег, от плеса к плесу. Однако чем выше поднимался брат, тем глубже становилась река, стиснутая крутыми стенами прибрежных скал. Преодолев примерно пять километров, он в десятый раз вошел в ледяную воду и с великим трудом переправился на другой берег. Вода из-за сильного напора просочилась сквозь швы дерматиновых брюк и попала в сапоги. Казалось, одиннадцатый переход не осилить. Но, к своему удивлению, путник преодолел его на редкость легко. Ближе к верховью русло все чаще преломляли утесы. Течение возле них усиливалось. Появились водовороты.

На тринадцатом переходе бурный поток стремительно несся навстречу, вздымая высокие волны... Отшельник вошел в реку и с неимоверным напряжением добрался до середины — самого глубокого места, едва удерживаясь на ногах под сильным напором воды. Вернуться назад было уже невозможно, так как ему пришлось бы тогда на несколько секунд повернуться спиной к течению, которое его сбило бы мгновенно. Опираясь на длинный шест, не поворачиваясь, он стал пятиться вниз по течению, думая перейти реку немного ниже намеченного. Вдруг шест, наткнувшись под водой на какую-то плоскую каменную плиту, соскользнул с нее. Исчезла точка опоры, его сбило с ног, и он плашмя упал в воду. Грубые дерматиновые брюки, туго перевязанные ниже колен, сковывали движение. Бурное течение неудержимо несло его вниз, к водовороту.