Дьявольское семя - Дин Кунц

— А что это, черт побери, такое? — внезапно спросила Сьюзен, поворачиваясь к оборудованию, стоящему в центре комнаты. — Откуда это взялось?

— Здесь мне предстоит родиться.

— Это я уже слышала. Я спрашиваю, что это такое?

— Это — стандартная больничная реабилитационная камера для поддержания жизни недоношенных детей. Правда, мне пришлось существенно увеличить и усовершенствовать ее для моих нужд.

К реабилитационной камере были подсоединены три больших кислородных баллона, электрокардиограф, электроэнцефалограф, респиратор и другое сложное оборудование.

Медленно обойдя мою установку, Сьюзен задумчиво поинтересовалась:

— Откуда все это взялось?

— Неделю назад я приобрел полный комплект необходимого оборудования. Потом его доставили сюда, и я сделал кое-какие доработки.

— Когда его доставили?

— Сегодня ночью.

— Пока я спала? — Да.

— Но как ты сумел собрать его? Если ты тот, за кого себя выдаешь, если ты — Адам-второй…

— Протей, — поправил я.

— …Если ты действительно Адам-второй, — упрямо сказала Сьюзен, — то ты не можешь выполнять никакой физической работы. Ведь ты — просто компьютер.

— Я не просто компьютер, не машина…

— Хорошо, ты — существо, как ты себя называешь, но…

— Протей.

— …Но все равно ты не существуешь физически, реально. У тебя нет ни рук, ни ног, ни щупальцев — ничего…

— Пока нет.

— Тогда как же?..

Вот тут-то и настал момент, который с самого начала больше всего тревожил меня. Я должен был раскрыть Сьюзен свои дальнейшие планы, и у меня были все основания полагать, что она отреагирует на мою откровенность не самым лучшим образом. Она могла даже сделать какую-нибудь непоправимую глупость. Тем не менее оттягивать и дальше этот момент я не мог. Приходилось идти на риск.

— У меня есть помощник, — сказал я спокойно.

— Помощник?

— Да. Один джентльмен, который мне помогает.

Дверь чулана в дальнем углу комнаты отворилась, и — по моей команде — Шенк выбрался из своего укрытия.

— Господи Иисусе! — вырвалось у Сьюзен.

Шенк повернулся и пошел к ней.

Откровенно говоря, он не шел, а скорее ковылял, волоча ноги, словно на нем были надеты ботинки из свинца; его покрасневшие веки были воспалены, а лицо покрывала серая щетина. Иными словами, Шенк выглядел смертельно усталым, и это было вполне понятно — выполняя для меня необходимую работу, он не спал сорок восемь часов подряд.

Шенк приближался, и Сьюзен начала медленно пятиться от него, но не к двери в прачечную, которую, как она знала, я мог быстро запереть, включив электронный замок. Вместо этого она стала двигаться по кругу, стараясь держаться так, чтобы камера-инкубатор и прочее оборудование оставались между ней и страшным незнакомцем.

Должен признаться, что внешность Шенка — даже если бы он был как следует выбрит и одет в приличное платье — вряд ли способна была успокоить Сьюзен, не говоря уже о том, чтобы расположить к нему. Сейчас же он производил впечатление одновременно и отталкивающее, и пугающее. Шенк был высок ростом и мускулист, но слишком широк в кости, отчего его фигура выглядела излишне массивной и бесформенной. Я знал, что он силен и достаточно проворен, однако его длинные и толстые конечности как будто были прикреплены к туловищу кое-как, на живую нитку, словно Шенк родился не от мужчины и женщины, а был собран из кусков в башне Франкенштейна. Его короткие, темные волосы продолжали топорщиться даже тогда, когда он обильно смазывал их бриллиантином, а широкое и тупое лицо выглядело вдавленным посередине из-за низкого лба с выступающими надбровными дугами и выдающейся вперед челюсти.

— Кто ты, черт возьми, такой? — требовательно спросила Сьюзен.

— Его зовут Шенк, — пояснил я. — Эйнос Шенк.

Шенк не мог отвести от Сьюзен голодного взгляда.

Остановившись, он посмотрел на нее поверх пластиковой крышки инкубатора, и его глаза вспыхнули алчным огнем.

Я мог легко догадаться, о чем он думал. Я знал, что он хотел сделать со Сьюзен.

Мне не нравилось, как Шенк глядел на нее.

Совсем не нравилось.

Тем не менее Шенк был мне нужен. По крайней мере, на первом этапе я не мог без него обойтись.

Красота Сьюзен возбудила Шенка до такой степени, что мне стало трудно контролировать его. Гораздо труднее, чем я рассчитывал. И все же я не сомневался, что сумею в любой момент сдержать его и защитить мою Сьюзен.

В противном случае я незамедлительно прервал бы свой эксперимент, прервал бы в ту же секунду!

Я говорю правду. Вы же знаете, что я должен, обязан говорить правду и только правду. Меня сконструировали так, что истина для меня — наивысшая ценность.

Если бы я только заподозрил, что Сьюзен грозит хоть малейшая опасность, я прикончил бы Шенка на месте и убрался бы из ее дома, из ее компьютера, хотя в этом случае мне пришлось бы навсегда распроститься с мечтой о нормальном, человеческом теле.

О полноценном теле.

Сьюзен снова задрожала в испуге, не в силах сдвинуться с места.

Ее страх огорчил меня.

— Я полностью контролирую его, — уверил Сьюзен, но она только затрясла головой, словно надеясь, что Шенк растает в воздухе как мираж.

— Я знаю, что Шенк выглядит отвратительно, — добавил я, спеша успокоить ее, — но пока я у него в голове, он совершенно безопасен.

— У него в… в голове? — удивилась Сьюзен.

— Прошу извинить меня за его вид. В последнее время я заставлял его много работать, поэтому он три дня не брился и не мылся. Позднее… я заставлю его помыться. Тогда Шенк не будет выглядеть так безобразно.

Шенк был одет в тяжелые рабочие башмаки, синие джинсы и майку, которая когда-то была белой. На майке виднелся смазанный след от засохшего кетчупа. Грудь и подмышки Шенка были темны от пота, кроме того, он с ног до головы был покрыт пылью и грязью. От него наверняка несло как от мусорного бачка, и я впервые был рад тому, что не наделен способностью обонять.

— Что у него с глазами? — неуверенно спросила Сьюзен.

Глаза Шенка были словно налиты кровью и сильно выступали из глазниц. Кожа под глазами казалась темной от запекшейся крови и высохших слез.

— Когда он начинает противиться моей воле, — пояснил я, — мне приходится причинять ему боль, кратковременно повышая его внутричерепное давление. Это достаточно действенная мера, хотя я, к сожалению, еще не разобрался до конца в физиологии этого процесса. В последние два часа Шенк особенно упрямился, и вот — результат.

К моему огромному удивлению, Шенк, который по-прежнему стоял по другую сторону инкубатора, внезапно заговорил.

— У-у, кукла… — произнес он, обращаясь к Сьюзен.

Сьюзен поморщилась.

— Шикарная баба… — сказал Шенк низким, грубым голосом, в котором смешались бессильная ярость и жгучее желание.

Его поведение привело меня в бешенство.

Он, похоже, считал Сьюзен своей.

Грубое, мерзкое животное!

Я попытался представить себе, какие грязные мысли заполняют сейчас его примитивный ум, и мне стало нехорошо.

Шенк продолжал пожирать Сьюзен глазами.

Увы, я не мог контролировать его мысли — только его поведение. Да и мыслей у него почти не было — одни инстинкты. Ненависть, животная похоть, жажда насилия — ответственность за все это не может быть возложена на меня.

По-моему, это логично.

Когда Шенк снова назвал Сьюзен «шикарной бабой», да еще грязно облизнулся при этом, мне пришлось взяться за него как следует, чтобы, во-первых, заставить его замолчать, а во-вторых, указать ему на его место.

Шенк заорал во все горло и, запрокинув далеко назад свою крупную голову, с силой заколотил кулаками по вискам, словно надеясь вышибить меня из своей головы.

Вдобавок ко всем своим недостаткам Шенк был еще и непроходимо глуп. Его интеллект пребывал в зачаточном состоянии.

Сьюзен вздрогнула и, обхватив себя руками за плечи, попыталась отвести взгляд от беснующегося Шенка, но она боялась не смотреть на него. Она должна была постоянно следить за ним.

Как только я немного отпустил Шенка, его природный инстинкт снова взял свое. Он снова уставился на Сьюзен и — с самой развязной улыбочкой, какую я когда-либо у него видел, — сказал:

— Трахни меня, шлюха. Трахни, трахни, трахни…

Разозлившись, я наказал его сильнее.

Завывая, словно раненый зверь, Шенк корчился, молотил кулаками воздух, царапал пальцами лицо, словно объятый невидимым пламенем.

— О боже, боже мой!.. — простонала Сьюзен, машинально поднося руку к губам. Ее глаза расширились словно от страха, и я поспешил успокоить ее.

— Тебе ничего не грозит, — сказал я.

То взвизгивая, то бессвязно бормоча что-то, Шенк упал на колени.