Удивительные приключения рыбы-лоцмана: 150 000 слов о литературе - Галина Юзефович

Читатели, ждавшие от второй книги загадочного автора окончательного ответа на вопрос, кто же такой этот Брусникин – Григорий Чхартишвили, укрывшийся под очередной маской, какой-то иной именитый сочинитель или в самом деле никому не ведомый дебютант, – будут разочарованы. Несмотря на то, что намеки на авторство Акунина опять разбросаны по всему тексту романа, никакой определенности в этом вопросе по-прежнему нет. Да, похоже, и не предвидится: даже если Брусникин – это и впрямь глубоко законспирированный Чхартишвили, то инкогнито свое он на сей раз сохраняет умело и последовательно[29]. И в этом случае (продолжая рассуждать конспирологически) следует признать, что его желание во что бы то ни стало сохранить проект «Брусникин» в рамках отдельного бренда вполне понятно: поставить «Героя иного времени» в один ряд, допустим, с фандоринским циклом решительно невозможно. При всем сходстве (случайном или намеренном), это роман принципиально другого толка – куда более литературоцентричный и куда менее энергичный как по стилю, так и по композиции.

Начать с того, что из четырехсот страниц двести пятьдесят отведено на экспозицию: неторопливое знакомство с героями, никуда не ведущие побочные сюжеты, старомодные рассуждения, ученически-тщательно копирующие приемы классической русской прозы XIX века, и в первую очередь, конечно, лермонтовского «Героя нашего времени». Однако – и в этом состоит основная хитрость романа – читатель до поры не понимает, что имеет дело именно с экспозицией, и принимает медлительные мемуары «старого кавказца» Григория Мангарова за чистую монету. Вот герой – молодой и наивный офицер приятной наружности – получает назначение в забытый Богом форт на Кавказе. Вот случай сводит его с необычнейшим человеком – бывшим декабристом, после сибирской каторги тянущим солдатскую лямку. Вот на пути Мангарова возникает прелестная генеральская дочь Даша – юная, чистая и наивная, как он сам. Неудачная военная кампания, похищение Даши абреками, происки коварного жандармского майора – рассказ плавно перекатывается от одной вешки к другой, не вызывая в читателе нервической дрожи нетерпения, но в то же время и не давая совсем уж заскучать.

Тем неожиданней оказывается резкий перелом, происходящий за сто с небольшим страниц до конца. Протоптавшись так долго на месте, события начинают мелькать, как в калейдоскопе, а все герои последовательно оказываются совсем не теми, кем мы привыкли их считать. Неспешный мемуар оборачивается трагической и непредсказуемой кровавой драмой с элементами шпионского триллера.

Однако беда Брусникина в том, что в пересказе его роман выглядит заметно лучше, чем в реальности. Безупречно стройная сюжетная конструкция почему-то так и не обрастает в нем живой плотью: герои – вроде бы отлично придуманные – упорно не желают обретать объем, да и весь мир романа – большой и, на первый взгляд, сложно устроенный – остается плоским, словно бы нарисованным. Виной ли тому несколько избыточно аккуратная стилизация или что-то другое, но жизни и энергии анемичному «Герою иного времени» определенно не хватает.

Все любители акунинской «фандоринианы» наверняка помнят одно из ключевых свойств блистательного Эраста Петровича – его исключительную везучесть во всем, что касается азартных игр. Так вот, герой нового романа Брусникина – двойник и одновременно стопроцентный антипод Фандорина, бывший декабрист Никитин – столь же драматически невезуч. Глупо, конечно, попадаться в столь очевидную авторскую ловушку, но, тем не менее, похоже, что – при всех достоинствах «Героя иного времени» – это различие может оказаться символичным и пророческим.

Мастер Чэнь

Дегустатор

[30]

Время перед глобальной катастрофой – для потомков всегда время завораживающее. Последние месяцы, недели и минуты, когда всё еще хорошо, когда длится обычная безмятежная жизнь, когда первые раскаты грома вызывают лишь веселое любопытство, а рвущий подолы ветер даже не намекает на грядущий ураган, – все эти моменты в глазах последующих поколений неизбежно наполняются особым, предзакатным очарованием. Неслучайно так любят литераторы воспевать время перед Первой и Второй мировыми войнами, не зря таким надежным и уютным видится нам финал советской эпохи, таким поэтичным – период до дефолта 1998 года.

«Дегустатор» Мастера Чэня тоже рассказывает о таком солнечном пятачке на краю великой беды. Впрочем, о катастрофе, описанной в романе, сегодня вспомнит не всякий – речь у Чэня идет об осени и зиме, предшествовавших январю 2006 года – черному месяцу, когда введение новых акцизных марок разом обрушило винный рынок в России, оставило без работы сотни профессионалов, а главное – уничтожило множество компаний, изданий и надежд.

Главный герой «Дегустатора», романтический, мужественный и немного загадочный Сергей Рокотов, – винный аналитик, и этим, по большому счету, всё сказано. Всё прочее – и любовная линия (во время дегустационной поездки по Германии Сергей влюбляется в безупречную Алину Каменеву – главного редактора культового журнала «La Mode»), и детективная интрига (один из дегустаторов отравлен прямо во время дегустации в старинном замке, и Сергей устремляется на поиски убийцы) – служит не более, чем приманкой. Не более, чем способом заставить читателя проглотить огромный массив энологической информации, составляющей подлинный стержень романа. Вино, винный рынок и его трагическое крушение – вот настоящие герои «Дегустатора», всем остальным отводится в лучшем случае роль обаятельных статистов.

Нет, не стоит думать о Мастере Чэне дурно: он автор порядочный, поэтому любовная линия худо-бедно приковыляет у него к закономерной развязке, а убийца (по крайней мере, формальный исполнитель) будет установлен. Длинные паузы и немотивированные лакуны в развитии обоих сюжетов не покажутся читателю особенно тягостными, ведь они будут заполнены интереснейшими подробностями винодельческой практики, сделанными с натуры портретами великих виноделов, рекомендациями по подбору вин и прочей информацией, которую потом можно с толком применить в светской беседе и реальной жизни.

Мастер Чэнь (в миру – Дмитрий Косырев), в прошлом известный главным образом как создатель ретро-детективов из восточной жизни, в очередной раз подтвердил свою репутацию одного из лучших в стране производителей изящного easy reading’а. Впрочем, на сей раз его роману, пожалуй, немного не хватает концентрации – сюжетных поворотов на 350 страниц могло бы быть и побольше, да и справедливости стоило бы восторжествовать в конце чуть более убедительно. Однако это уже по разряду придирок – тем более, что и послевкусие его роман оставляет самое приятное – как сказал бы его герой, немного чернослива с легким дымным оттенком и тонами вишневой косточки.

Маргарита Хемлин

Дознаватель

[31]

Книга Маргариты Хемлин – очень, очень странная. С одной стороны, это безусловно детектив – хороший, уверенный, жанровый текст, с убийством, с гнетущей нуарной атмосферой, с колоритным героем-следователем, со сложной (достаточной, но не избыточной) системой ярких и характерных подозреваемых, с кровавой завязкой и неожиданной, но при этом безупречно логичной развязкой. С другой же стороны, «Дознаватель» Хемлин – вопиющее попрание всех священных детективных норм: обманчиво прямолинейный рассказчик на поверку оказывается коварен и ненадежен; атмосфера при ближайшем рассмотрении отдает не столько благопристойным заокеанским нуаром, сколько советским абсурдистским кошмаром, а подозреваемые, да и вообще все участники этой жутковатой драмы, вызывают то острейшее сострадание, то животное омерзение, а чаще и то, и другое сразу.

Хуже того, «Дознаватель» разрушает саму бинарную – и потому, собственно, такую светлую и утешительную – природу детектива, предполагающую, что добро (сколько бы оно ни рядилось в запятнанный плащ) всегда отличимо от зла и непременно восторжествует в финале. Выполняя все обязательные жанровые прыжки и отжимания, и, к слову сказать, выполняя их на диво чисто и технично, автор в то же время деконструирует жанр изнутри: в каждой точке мелкими, едва заметными толчками она дестабилизирует читателя, нарушая его ожидания, медленно сводя с ума, пугая и путая в трех соснах. При этом, что особенно удивительно, Хемлин ухитряется запечатлевать на сетчатке читательского глаза обе картики – образцовый детектив и его мрачную, гротескную антитезу – одновременно, и для мгновенного переключения между ними требуется лишь минимальное смещение ракурса – как на старой открытке со «стереоскопическим эффектом».

…1952 год, украинский Чернигов – пользуясь описанием главного героя, «чудесный край, где всякий человек мог слушать соловьев и шум тополей на старинных улицах. Любоваться календарем из цветов на центральной площади. Гулять по достопримечательностям седых столетий». Молодой и красивый Михаил Иванович Цупкой, в недавнем прошлом – фронтовик, офицер-разведчик, а ныне – счастливый муж, молодой отец и дознаватель в местной милиции, расследует простое на первый взгляд дело: на темной улице найдена убитой еврейка – тридцатитрехлетняя «женщина Лиля Соловейчик». След ведет к ее ревнивому любовнику – сильно пьющему артисту местного театра, однако тот, не дожидаясь завершения следствия, вешается в камере, и, вроде бы, на этом дело может считаться закрытым. Однако некоторые обстоятельства не дают бдительному Цупкому покоя, и он продолжает наводить справки об убитой и о ее окружении. И вот оттуда-то, как из разверстой могилы, на героя начинают наползать разнообразные кошмары, принимающие вид то незалеченных и гноящихся ран войны, то недавних жертв Холокоста, то призраков антисемитизма – как исконного, бытового, так и нынешнего – государственно санкционированного, то вообще каких-то архаичных реликтов родо-племенного сознания. Похоть, страх, предательство и зов крови – неодолимый и страшный, как в каких-нибудь «Багровых реках» Жана-Кристофа Гранже (с которым, кстати, «Дознаватель» демонстрирует наибольшее сходство), – всё это обматывает стройную детективную интригу тяжелым волглым одеялом, душащим героя, а вместе с ним и читателя.