Русский капкан - Борис Яроцкий

– Вот что нам для победы дает Москва. Официально этот документ именуется так: «Основные людские и материальные резервы, предназначенные Восточному фронту».

– А нам?

– Это – нам. У нас ничего нет. А заморские мерзавцы уже пригнали в Архангельск три крейсера с приданными средствами и высадили более десяти тысяч иностранной сволочи. В Москве понимают, что это внушительная сила. А силу можно сломить только силой.

– Само собой, – согласился красный генерал.

– Итак, Москва нам дает следующее вооружение. Читаю по строчкам, как стихи:

Две зенитные батареи.

Батарею тяжелой артиллерии.

Отряд гидроаэропланов.

Второй подрывной поезд.

– Почему второй? Мы и первого еще не видели.

– Первый направляется к Плесецку в готовности к работе на всем участке северной магистрали.

– Далее, – продолжал перечислять командующий, – запоминайте. Вам доведется выступать на митингах. Лучшая агитация – предметная.

Поезд-мастерская.

Пятнадцать легковых и грузовых автомобилей.

Тридцать мотоциклов.

– Мотоциклы и легковые автомобили на Севере ни к чему. Лучше замените их на автомобили грузовые.

– Согласен, – с хрипотцой в голосе сказал командующий. – И за легковушки спасибо черноморским морякам. Смельчаки на катерах среди ночи перехватили транспорт. Он уже подходил к Новороссийску. Вооружение предназначалось союзникам, то есть грекам и французам.

– Да они же хреново воюют?

– Зато любят передвигаться с шиком. На легковых автомобилях. И чтоб рядом с офицером сидела дама.

– Они что – и француженок возят?

– А блудные Машки зачем?… Так что союзников и на Севере предостаточно. Будем бить, только кем? Людей у нас маловато: на одного бойца три интервента. И нам приказано готовиться к наступлению. Да, собственно, мы и без приказа перейдем в наступление. Не оставлять же врагу наше кровное? Если мы не отобьем, наши предки в гробу перевернутся…

– Москва и о кадрах позаботилась, – заверил Михаил Сергеевич. – Для Северного фронта формируются отряды рабочих в Москве, и Питер что-то подбросит. Без Питера не удержим Север. Надеемся на моряков Балтийского флота.

Несколько раз звонили в Вологду, был звонок из Петрограда. Товарищи вплотную занимались Северным фронтом.

Не заметили, как солнце спряталось за тополями. Вечер был теплый и влажный.

– Искупаться бы…

– Это – можно. Река – под окнами.

Вошел комендант. Молча поставил на стол два котелка перловой каши и на глиняной тарелке два ломтя овсяного хлеба и два кусочка сахара-рафинада.

– Товарищ Лузанин, щедрый у вас ужин, – с мягкой иронией заметил командующий.

– Для комсостава. Положено. Вам нельзя голодать – головами думаете.

Пододвигая котелок с кашей, заправленной говяжьим жиром, командующий распорядился:

– В одиннадцать тридцать совещание с командирами частей.

– Успеем ли окунуться?

– Вряд ли.

После ужина мечтали о прошлом. Повод был. На глаза попала довоенная газета теперь уже с фантастическими ценами на продукты.

Александр Александрович принялся читать: «Закуска. В 1912 году пуд мяса стоил 4 рубля 45 копеек. Это, Михаил Сергеевич, 16 килограмм. Пуд колбасы – 7 рублей, пуд сахара-рафинада, – кивнул на два кусочка, лежавшие на тарелке, – 3 рубля 75 копеек. Напоминаю: цены в расчете на пуд».

– Уж больно дешево. Даже не верится, – наливая из ведерного чайника кипяток, принесенный комендантом, – сомневался командующий.

– «Питие, – продолжал удивлять Александр Александрович. – 10 литров кваса – 90 копеек. 10 литров пива – один рубль 24 копейки». А теперь – внимание! 10 литров сорокаградусного спирта, то есть ведро водки в 1912 году стоило 90 копеек!!!

– А сколько в те годы получал, скажем, простой рабочий? – поинтересовался командующий.

– И на такой вопрос есть ответ. Читаю: «“В статистическом сборнике” сказано, что средняя зарплата московского рабочего в 1913 году составляла 30 рублей в месяц или около рубля двадцати копеек в день». Для нашего, военного времени, это не деньги, а тогда, пять лет назад, за год до войны, – целое состояние!

– И какой же вывод?

– Стоило ли толстосумам развязывать войну?

– Если вдуматься, Александр Александрович, с их точки зрения, стоило. Значительная часть рабочих противоборствующих сторон ляжет костьми на полях сражений. Но лягут самые сознательные, а менее сознательных толстосумы заставят бояться за свою шкуру. Если человека научить бояться, он опустится до уровня скота, а скотом может управлять даже не очень грамотный правитель. Какой-нибудь посредственный жандарм, лишь бы у него были лбы с нагайками. Чем больше нагаек, тем легче держать в кулаке трудяг. Правителей, как правило, назначает не народ, а те же толстосумы, то есть воры и мошенники, пробравшиеся к власти.

– Значит, нам стоит воевать? Стоит многое утерянное отвоевывать?

– А как же! Нам во что бы то ни стало сберечь надо Россию. Чтобы ни свои, ни чужие толстосумы не сели простому рабочему на шею.

– А есть такая опасность?

Командующий вздохнул, как уставшая лошадь, неохотно признался:

– Я только что из Москвы. На семинаре в ЦК перед пропагандистами выступал Лев Давидович Троцкий, человек неуемной энергии. Из его страстной речи я понял, а говорил он о военном коммунизме, что толстосумы, по всей вероятности, одолеют Россию. Умеют грабить далеко не дураки. Особенно чужое, берут с легкостью необыкновенной. Мы, русские, слишком доверчивы к пронырливым инородцам, не обязательно к семитам. Даже янки, этот мусор со всего мира, прикарманивают и выдают за свое собственное все, что талантливо. И заметьте, уважаемый товарищ патентованный генерал, покупают нашего брата, как проституток. А проститутка, – мужчины в большей степени – проститутка даже русская по крови, теряет чувство родины, более того, для родины становится опасной… Впрочем, об этом мы поговорим на совещании.

– Вам бы дать время на подготовку, Михаил Сергеевич.

– Я готовился… пока летел.

Внешне оставаясь спокойным, Кедров открыл в актовом зале гимназии рабочее совещание командиров и комиссаров Северного фронта. Из оккупированных территорий – Архангельского района, Онеги, Холмогоров, Соловецких островов – были только представители подпольных комитетов и партизанских отрядов, остальные же из близлежащих гарнизонов – Великого Устюга, Вычегды, Коряжмы, из сел Красноборского уезда.

Кое-кому дали слово с мест. Михаил Сергеевич попросил говорить только по существу. А говорить только по существу не у всех получалось. О многом наболевшем хотелось сказать.

По всему побережью Белого моря шла война. Война своеобразная. Иноземные корабли беспрепятственно заходили в бухты. Перед ними на каменистой возвышенности лежали рыбацкие поселки. Вытащенные из воды баркасы отчетливо свидетельствовали, что здесь живут рыбаки. Никаких признаков гарнизона. Но иноземные корабли открывали огонь по мирным жителям. Высаживали десант, и все, что было недобито, добивали из автоматических винтовок. Убивали даже собак, этих добрейших и ласковых лаек, надежных помощников поморов, промышляющих охотой на песца и тюленя.

Так было в начале нашествия. Но уже после первых бомбардировок поморы обозлились – быстро научились воевать.

Завидев на горизонте военные корабли, жители покидали хижины, матери хватали детей и необходимый скарб, убегали в лес, куда не могли достать снаряды корабельной артиллерии, мужчины снимали со стены винтовки, с теплого камина доставали теплые патроны, под каменными глыбами, принесенными ледником, занимали оборону, не давали высаживать десант. Среди рыбаков было немало таких, кто на Грунланд ходил на тюленя. Охота с дальней дистанции пригодилась при отражении десанта. Линии фронта как таковой не было. Но фронт был – все Беломорье.

Об этом жарко говорилось на совещании, которое проводил Михаил Сергеевич Кедров. Представители рыбацких комитетов требовали учредить в рыбацких поселках гарнизоны.

– Людей нет, – отвечал комиссар. – Кто способен носить оружие, уже в строю.

– Дайте хотя бы оружие, а люди найдутся, – отвечали делегаты с мест.

В их словах таилась загадка. Тайга большая, неисчерпаемая. За три года войны уже была третья мобилизация: царской власти, Временного правительства с выплатой местных денег, тех же «чайковок» и «моржовок», и советская мобилизация с призывом на борьбу против иностранной интервенции.

Оружие было. После подавления правоэсеровского мятежа в Ярославле в адрес Северного фронта Москва выслала около пятидесяти тысяч трофейных винтовок.

«Сейчас как бы они сгодились для выдачи рыбакам!» – мечтательно подумал Кедров. Но что-то его сдерживало от такого шага.

Третья мобилизация проводилась методом «невода»: кого в тайге поймали, того и ставили в строй. В большинстве это были дезертиры, некоторые уже промышляли разбоем. И получалось, что оружие могло перейти из одних бандитских рук в другие.