Журнал «Компьютерра» № 36 от 02 октября 2007 года - Компьютерра

В более продвинутом обществе (средняя наукоемкость продукции – 10 %, инновации – 20 %, срок вытеснения – 15 лет) доля НИОКР на порядок больше и составляет 0,8 % от объема годового производства. Скажем, для Соединенных Штатов, когда они достигнут этих параметров, емкость рынка НИР в промышленном секторе составит 5 млрд. долларов. Фактически США потратили в 2006 году 330 млрд.

Честно говоря, полученные цифры не впечатляют. До самоокупаемости научных исследований еще очень и очень далеко. Похоже, наука пока не стала "производительной силой общества", а если и стала, то с очень низким КПД. В предложенной модели ученым со стола промышленного производства перепадают жалкие гроши. Если учесть, что в России "…в 2003 году занятыми в области исследований и разработок было 858 тысяч человек…" [5], то на брата получается около 7 долларов в месяц. В будущем ученые США приблизятся к 320 долларам на человека в месяц (их пока 1,3 млн. человек). Так что, ребята, похоже, икры не будет.

К полученным цифрам (впрочем, как и к любым другим) следует относиться с осторожностью. Приведенные грубые оценки исходят из сильно упрощенной идеальной модели и не учитывают множества параметров. Тем не менее они дают неплохое представление о масштабе требуемых промышленностью затрат на НИР и на качественном уровне вполне применимы.

Еще несколько слов о глобальных тенденциях. Развиваемые в разных странах подходы к научным исследованиям можно разделить на две категории: условно «западная» (включая советскую/российскую) модель, характеризующаяся относительной академической независимостью и свободным выбором тем исследований, и условно «восточная» модель, жестко ориентированная на рыночную конъюнктуру. К «восточной» модели относятся научные комплексы Японии и восточных тигров, включая Китай. Примерно с 188 года во всех «западных» странах наметилась тенденция к снижению расходов на научные исследования, что вынудило тамошние научные сообщества мигрировать в сторону «восточной» модели (H. Etzkowitz в 17 назвал это явление "второй академической революцией", возвестившей о приходе научного капитализма). Наоборот, страны «восточной» модели, столкнувшись с рядом трудностей жесткого прагматичного подхода, мигрируют в сторону «западной» модели развития науки [7].

Как видим, основания мира пришли в движение. Запад стремится на Восток, Восток на Запад. От совершенномудрого Минобрнауки требуется взвешенная позиция и правильный курс. А правильный курс требует грамотно осмысленной позиции.

Грамотно осмысленная позиция нужна и всему научному сообществу, причем как нашей популяции, так и нашим "западным друзьям". Линейная модель связи научного знания и развития промышленного производства трещит по швам. Как показывают мои (качественные) расчеты, современная «европейская» наука финансируется в основном государством, исходящим в своих действиях из собственного внутреннего понимания целей и результатов научных исследований. Промышленность ассимилирует лишь незначительную часть разработок, и окупить созданный за годы "борьбы систем" научный комплекс не в состоянии. Увы, мы обречены "лизать сапог" "единственного европейца". Грустно.

Ситуация с самоокупаемостью науки даже в развитых странах далека от идеала. А Китай вообще стоит собняком: несмотря на героические попытки, он все еще остается импортером высоких технологий. Фактически НИОКР для китайской промышленной продукции ведутся в США и Евросоюзе. Тем не менее, согласно данным OECD [Organization for Economic Co-operation and Development], в 2006 году Китай опередил Японию по общим затратам на научные исследования. По объему исследований и темпам развития технологий Китай сейчас занимает второе место в мире. Так, на исследования и развитие технологий Китай затратил в уходящем году 136 млрд. долларов, Япония – 130 млрд., США – 330 млрд. Пятнадцать стран Евросоюза, включая Францию, Германию и Великобританию, вложили в научные исследования 230 млрд. долларов. По статистике OECD, число ученых в Китае с 1995 по 2004 годы увеличилось на 77 %, достигнув 926 тысяч человек (в США их пока больше – 1,3 миллиона).

Два момента

Автор: Юданов, Андрей

В статье Андрея Анисина бросаются в глаза два момента. Первый касается общей мысли, что наука не может быть самоокупаема. Это абсолютная правда. Нет ни одной страны, где наука не зависела бы от щедрых государственных или окологосударственных вливаний. Напротив, идея самоокупаемости науки – удобный ультралиберальный миф, позволяющий разорять НИИ и расхищать их собственность. Причем расхищать варварски, с КПД на порядок ниже паровоза (захватывать не идеи и даже не оборудование, а здания и землю).

Наука не самоокупаема. Зато самоокупаемо внедрение, причем самоокупаемо в такой степени, что кормит и себя, и производителя, и всю страну (включая науку, как отнюдь не самую большую статью расходов). В частности, скептицизм автора по поводу американского научного проекта неоправдан. Именно такой проект дал этой стране запас критических технологий, который (через длинную цепочку экономических процессов) и приносит Соединенным Штатам основные деньги. Не важно, где сделан плеер iPod, не важно даже, кто его рассчитывал, а важно, что он носит марку американской фирмы Apple. Именно в Америку потекут деньги. А позиции, занимаемые Apple, – функция, пусть очень отдаленная и не прямая, но именно функция американского компьютерного проекта.

Но внедрение – только росток, появляющийся (причем не всегда) на стволе науки. Не будет леса наук, не будет и ростков внедрений. Зато (увы!) вполне возможен лес наук БЕЗ ростков внедрений. В СССР мы это уже проходили. Венчурное инвестирование – это способ помочь ростку, когда уже образовалась почка, то бишь на самом последнем этапе. И хорошо, что оно есть. Хорошо и то, что, хоть и с великим трудом, венчурное инвестирование начинает обживать наши просторы. Без него у российских почек мало шансов превратиться в ростки. Но лес оно создать не может. Так что без государства науке не выжить.

Второй момент – сам расчет. К сожалению, вычислять на пальцах, как предлагает автор, в экономике очень опасно, уж больно система хитрая, с уймой компонентов, причем компонентов взаимосвязанных. В нашем же случае уязвима сама логика расчета: с помощью очень приблизительных прикидок определить, сколько за науку готова заплатить промышленность, и сравнить с фактическими расходами. Получается то, что и получилось у автора: бизнес готов заплатить за науку лишь гроши, следовательно, самоокупаемой она быть не может. Ответ-то в задачке, как уже сказано, оказался качественно верным (хотя, на мой взгляд, для США доля бизнеса в финансировании науки занижена в разы – но это придирка, если помнить, что цифры получены из "модели с сукном").

Беда в логике: все, за что бизнес не платит, объявляется ненужным ему. Не применить ли такой же подход к сфере безопасности? Сложить все затраты фирм на свои службы безопасности и отнести к общенациональным затратам на те же цели (армия плюс полиция, плюс суды, плюс секретные службы и т. д.). Получим тот же ответ, что и про науку. Не нужна безопасность бизнесу! А теперь вспомним, сколько наши фирмы в лихие 90-е, когда государство и впрямь ушло из многих сфер обеспечения безопасности, вынуждены были тратить на эту сферу. У многих банков, например, она превращалась чуть ли не в главную статью операционных расходов. Так что процент прямых затрат бизнеса – это не только функция его "спроса на науку", но и следствие установившейся в данный момент, в данной стране пропорции оплаты ОБЩЕСТВЕННЫХ БЛАГ через государственные и частные каналы.

Вот и сказаны главные слова – "общественные блага". Наука ли, юстиция ли, оборона ли, – все это так называемые общественные блага, главное свойство которых состоит в том, что рыночные механизмы при работе с ними часто дают сбой. Рынок хорошо справляется с "частными благами", для которых характерны а) конкурентность потребления: съел пончик – другому этот пончик не достался, и б) возможность ограничения круга потребителей – съесть дадут только тому, кто заплатил. В этих случаях свободный рынок работает хорошо. Чтобы получить пончик, хочешь не хочешь заплатишь, а значит, и производитель прибыль получит.

Теперь приложим эту схему к науке. К фундаментальной она совсем неприменима (это так называемое "чистое общественное благо"), поскольку результаты общедоступны, а использование научного достижения одним никак не исключает возможность использования другим. Что тут продавать-то будешь? С прикладной наукой дело обстоит похитрей (на экономическом жаргоне она – благо, хоть и общественное, но не "чистое"), но в конечном счете по схожим причинам КПД чисто рыночных механизмов в этой сфере тоже невысок.

То есть «несамоокупаемость» науки вытекает не столько из отсутствия спроса на нее со стороны бизнеса, сколько из того, что уж больно неудобный она в рыночном отношении товар. Никак к ней не подступишься, чтобы прибыль получить. Приходится даже в рыночной экономике идти на поклон к государству, к неэффективным бюрократам, проклятым чиновникам.