Городок Окуров - Максим Горький

Бурмистров исподлобья проводил его долгим взглядом, потом, оглянувшись, шагнул с тротуара на середину улицы.

- Куда? - крикнул на него Четыхер, как пастух на барана.

- Видишь куда! - сердито ответил Вавила.

- Совсем как арестант желаешь? - миролюбиво сказал Четыхер, помолчав. - Осудился, стало быть, перед собой-то?

Бурмистров, пошатываясь, шагал вдоль улицы. Иногда нога его, проламывая слои льда, тонула в грязи, но он шёл прямо, не обходя луж, затянутых тусклою серою плёнкою.

Когда они вошли на мост, с горы на них взглянул ряд пёстрых домов, окна их были прикрыты ставнями, и казалось, что лучшая улица города испуганно зажмурила глаза.

Потом их обогнала собака; не спеша, поджав хвост, она пошла впереди, встряхивая шерстью и качаясь на кривых ногах.

- Уть ты! - сказал ей Вавила, негромко и беззлобно.

Она посмотрела на него одним глазом, точно Тиунов, остановилась и, подумав секунду, воровской тихой походкой пошла куда-то в сторону, ещё туже поджав хвост.

Вперебой пели кочета, встречая осеннее утро.

Выскочив из комнаты, Лодка молча нырнула вниз, быстро выбежала на двор, но по двору пошла осторожно, боясь ушибить или уколоть во тьме босые ноги. Сырая ночь холодно коснулась груди и плеч; протянув руку вперёд, Лодка подвигалась к воротам и уже хотела позвать Четыхера, как вдруг её остановила ясно вспыхнувшая мысль:

"Нехорошо как, что Симка, а не другой кто! Смеяться будут надо мной из-за него, - ах, уж и будут!"

Хлопнула калитка, по земле зашаркали тяжёлые шаги.

- Это вы, Кузьма Петрович?

- Ага-а, сбежала! - насмешливо отозвался Четыхер, подвигаясь к ней.

- Идите скорее - он там убьёт Симу-то! Зачем вы его пустили?

Четыхер вдруг схватил её за рубаху и потащил куда-то, глухо выкрикивая:

- А чтобы он тебя отхлестал хорошенько, вот зачем! Как ты Пашку...

Но прежде чем он успел ударить её, Лодка вырвалась из его рук, отскочила в сторону, взвизгнув:

- Фелицата Назаровна!

- Ладно! - тихо сказал Четыхер, исчезая. - Я тебя достигну!

В доме хлопали дверями, был слышен тревожный голос хозяйки, и точно кто-то плясал, дробно стуча ногами по полу.

Женщина, вздрагивая от холода, придерживая руками изорванную рубаху и спадавшую юбку, тихонько двигалась к крыльцу, в груди у неё разгоралась обида, сменяя испуг.

Жуткое желание знать, что случилось наверху, остановило её у лестницы, а сверху уже прыгала Розка, вскрикивая:

- Господи!

И её догонял плачущий голос хозяйки:

- Скорее, голубушка, доктора! А ты, Паша, за полицией - скорей!

Лодка бесшумно скользнула в угол коридора, подождав, когда подруги выбежали на двор, прошла в комнату Фелицаты, сбросила там изорванное бельё и на минуту неподвижно замерла, точно готовясь прыгнуть куда-то.

"Надо уйти!"

Увидала в зеркале своё отражение и, вздрогнув, начала поспешно одеваться в платье хозяйки, небрежно разбросанное по комнате.

Через несколько минут она шла по улице слободы, решив спрятаться у Серафимы Пушкаревой, шла - и в голове у неё вспыхивали одна за другой обидные и протестующие мысли о том, что - вот, нужно прятаться, что Четыхер может разрывать на ней одежду и грозить побоями ей, что над ней будут смеяться из-за связи с Девушкиным.

Мельком, между мыслями о себе, она подумала и о том, что Вавила, при его силе, мог серьёзно ушибить Симу. Это заставило её пойти медленнее, она плотнее закуталась тёплою шалью и ещё яснее почувствовала, что впереди её ждёт множество неприятностей, огорчений и некуда от них скрыться.

Не заметив, она миновала проулок, где жили Пушкаревы, остановилась у чьих-то ворот, послушала, как робко и жалобно стелется по воздуху сторожевой колокольный звон в городе, у Николы.

Тёмными буграми стояли дома слободы; между ними по улице бежал сырой поток ветра со стороны болот; где-то шуршали ветки деревьев о стену или крышу, и негромко, должно быть во сне, тявкала собака.

"Пойду лучше к этому, к свинье", - вдруг решила Лодка.

Она быстро направилась к мосту, ей уже казалось, что это самое умное пойти ночевать к Жукову: к нему не посмеет придти Вавила, и полиция - в случае чего - постеснится беспокоить ночью важного человека.

Но подвигаясь вперёд, против ветра, она вспоминала инспектора, его жалкое, беспомощное тело, склонность всегда чего-то пугаться, грубость, за которой - она знала - скрывается отсутствие характера, вспомнила противные привычки Жукова и брезгливо поёжилась, но в ней росло и крепло какое-то, ещё неясное решение, заставляя её добродушно и лукаво улыбаться.

Подойдя к крыльцу дома, она сильной рукой дёрнула за ручку звонка и, когда из-за двери сиплый старушечий голос тревожно спросил - кто это? кого надо? - Лодка ответила громко и властно:

- Евсея Лиодоровича надо видеть!

Старуха начала расспрашивать, кто и зачем так поздно пришёл, - Лодка отвечала ей сурово и сердито топала ногами.

- Уж извините! - отворив дверь и кланяясь, сказала старуха. - Ночью-то депеши только носят. А теперь - вон что идёт, осторожность нужна!

- Ну, молчи, карга! - ответила гостья.

Жуков встретил Лодку в прихожей, со свечой в руке; на плечах у него висело ватное пальто, в зубах торчала, дымясь, толстая папироса. Он радостно таращил глаза и говорил, растягивая слова:

- Это - комплимент! Как ты надумала? И разодета - ну-у-у!

- Соскучилась! - бойко сказала женщина.

- Ну, иди сюда! Петровна, самовар, живо!

Взяв Лодку за руку, он вёл её, сгребая ногами половики и путаясь в них, а она облизывала губы, осматривалась и дышала как-то особенно ровно, глубоко.

- Садись! А я - лампу зажгу. Хорошо, что ты пришла, чёрт! Понимаешь больше недели сижу, как сыч в дупле; скучища зелёная, хоть вой! А, чёрт, палец ожёг!

Он никогда не говорил так много, и Лодка смотрела на него с удивлением. Всегда грубый, подозрительный, недоверчиво ухмылявшийся, сегодня он был не похож на себя, мягок, говорил тихо и со странным вниманием поглядывал на окна.

- Что на улицах - тихо?

- Ночь ведь.

- Это ничего, ночь! Теперь... такие дни... короткие, что шум не убирается в них и остаётся на ночь. Вчера, около полуночи, вдруг - в окна стучат! Да! Сначала в одно, потом в другое. Я лежу и думаю - а вдруг влезут, чёрт их возьми!

Лампа у него гасла, когда он вставлял стекло в горелку, но это не раздражало его; всё тише он рассказывал:

- Выйдешь на улицу - везде какие-то нахальные рожи! Все кричат, смотрят октябрём, - да ведь теперь и есть октябрь!

Он зажёг лампу, вытер дрожащие и запачканные руки о полы пальто и пошёл куда-то в угол, с трудом двигая тяжёлые ноги, в ночном белье и больших войлочных туфлях.

- Эти маленькие городишки - точно мышеловки, ей-богу! - тихо говорил он. - Попадёт в такой город человек, и - капут ему! И - капут!

В комнате пахло водкой, табаком и прокислыми огурцами. Все вещи казались сдвинутыми с места, и даже белая изразцовая печь с лежанкой тоже любопытно высунулась на середину комнаты и осматривала её блестящим жёлтым глазом отдушника.

- Ты смотришь, где кровать? - говорил Жуков, стоя в углу перед шкафом и звеня стеклом стаканов. - Кровать рядом. Я сплю здесь, на диване. Кровать у меня хорошая, двуспальная...

- Вы что там делаете? - спросила Лодка, подходя к нему. - Нужно на стол собрать? Дайте сюда - что это?

- Это? Погоди - кажется, ром, а может быть, коньяк. Сейчас попробую. Старуха бьёт бутылки, переливает из двух в одну...

Вытащив пробку, он поднес бутылку ко рту - женщина отняла вино.

- После попробуете! Сначала соберём всё как следует, благородно, на стол, потом сядем, будто муж и жена. Будто я приехала, - жена приехала.

Приставив ко лбу ладонь, он смотрел на неё из-под козырька и неопределённо говорил:

- Как ты однако - что это ты?

- Ничего! - ласково сказала Лодка. - Просто, - у вас гостья, молодая женщина, а вы - прицеливаетесь, как бы сразу напиться...

Жуков засмеялся неожиданно громко.

- Женщина! - кричал он сквозь смех. - Да, чёрт, ты - женщина!

Собирая на стол чайную посуду и бутылки, она ощупывала глазами углы, мимоходом постучала пальцами по чернильнице из какого-то белого металла, стоявшей на конторке, незаметно взвесила на руке чайные ложки и неодобрительно покачала головой.

Жуков сидел на диване, следил за ней, жмуря глаза, поглаживая усы и чмокая толстыми губами.

- Нехорошо у вас! - строго заметила Лодка.

- Нехорошо, - не то соглашаясь, не то спрашивая, повторил податной инспектор.

- Хлам везде, пыль, не прибрано - ай-ай!

- Это всё старуха!

- А ещё образованный вы! - корила его Лодка. - Разве образованный человек должен в таком беспорядке жить?

Жуков сморщил лоб и попросил:

- Бро-ось! Я, право, рад, что ты пришла! Всё-таки - не один. Собираюсь кота завести - нет нигде хорошего кота!

Она села рядом с ним и, когда он обнял её, сказала, хмуро разглядывая его лицо:

- Что это как вы стареете?

- Скучно, Глаша!

- Мешки-то какие сделались под глазами!