От «Барбароссы» до «Терминала»: Взгляд с Запада - Базиль Гарт

Первым результатом этих атак был выход на восток значительной части русских дивизий, окруженных под Смоленском. По меньшей мере пять дивизий вышли в ночь на 23 июля, а 24 июля — остатки еще трех. В это же время русское наступление на Ельню и к северо-западу от Рославля набирало силу. Сводки немецкой 10-й танковой дивизии показывают, что она потеряла треть своих танков. Между Чериковом и Ельней немцы насчитали 18 свежих русских дивизий, и командир 46-го танкового корпуса Витингоф доложил, что русские «атакуют с юга, востока и севера при массированной поддержке артиллерии. Из-за нехватки боеприпасов корпус способен удерживать лишь самые ключевые позиции».

В этот момент, как ни странно, импровизированный характер русского контрнаступления[51] начал оказывать более глубокое воздействие, чем можно было судить по боевым действиям, проходившим с переменным успехом. Впервые регулярные пехотные дивизии 4-й армии фон Клюге оказались втянутыми в сражение за Днепром. К вечеру 25 июля их было три, а через три дня их уже стало девять. И эти части были введены в бой не для того, чтобы сменить 2-ю танковую группу Гудериана, а чтобы подкрепить ее.

Получив подобное подкрепление, 2-я танковая группа должна была бы выиграть любой бой. Но бои, которые ей предстояло вести, по существу, были боями местного значения. Они не были предусмотрены в стратегическом развитии кампании, как она была первоначально запланирована ОКБ. И в этом смысле отчаянные русские атаки «с марша», хотя они и были дорогостоящими и недостаточно спланированными, имели значение, которое в конечном итоге оказалось решающим. Ибо, начав в конце июля бои с целью лишить немцев инициативы на ключевом Западном фронте, русские внесли в немецкие оперативные планы элемент неопределенности — неопределенности в оценке целей и возможностей, — что обострило разногласия в германском верховном командовании.

27 июля в штаб-квартире командующего группой армий «Центр» фон Бока в Борисове было созвано совещание командующих армиями, на котором был зачитан приказ Браухича. Суть его сводилась к тому, что какое-либо немедленное наступление на Москву или даже Брянск исключалось. В качестве ближайшей задачи была поставлена окончательная ликвидация русской 3-й армии, которая группировалась вокруг Гомеля. Это, по существу, означало, что 2-я танковая группа Гудериана должна была повернуть более чем на 90 градусов и наступать в юго-западном направлении.

Затем, после дальнейшей проволочки, в Борисове состоялось еще одно совещание. 4 августа в штаб-квартиру фон Бока впервые после начала Восточной кампании для заслушивания докладов командующих армиями прибыл сам фюрер.

Гитлер беседовал со своими командирами наедине и поодиночке, так что никто из них не был уверен, что говорили другие, что им было предложено и что они разболтали. Он вызвал к себе начальника оперативного отдела генштаба ОКХ полковника Хойзингера, представлявшего Гальдера, Бока, Гудериана и Гота. Трое последних единодушно высказались в пользу наступления на Москву, но в их ответах была определенная непоследовательность. Бок сказал, что готов наступать немедленно; Гот заявил, что самая ближайшая дата, когда его танковая группа сможет выступить, — это 20 августа; Гудериан утверждал, что его танковая группа будет готова к 15 августа, но просил подкрепления.

Затем Гитлер созвал всех командиров вместе и выступил перед ними с длинной речью. Он объяснил, что первостепенной целью момента является Ленинград. После ее достижения выбор будет лежать между Москвой и Украиной, и он по стратегическим и экономическим соображениям склоняется в пользу последней. По существу, Гитлер исходил из оборонительных предпосылок: захват Ленинграда изолирует русских от Балтийского моря и обеспечит безопасный подвоз железной руды из Швеции; захват Украины даст сырье и сельскохозяйственные продукты, необходимые Германии для длительной войны; захват Крыма ликвидирует угрозу русских военно-воздушных сил нефтеносному району Плоешти. К тому же «…группа армий “Юг”, кажется создала предпосылки для победы в этом районе».

К сожалению, у нас нет записей бесед Гитлера с наиболее близкими ему людьми в то время, но есть основания полагать, что он был серьезно обеспокоен силой русского сопротивления, но он никогда не признался бы в этом профессиональным солдатам. Тень Наполеона витала над его головой, как и над каждым из немецких, офицеров на Восточном фронте, и он был исполнен решимости не поддаваться искушению марша на Москву, пока не создаст (как он считал) надежные стратегические предпосылки.

Единственное высказывание, свидетельствующее о его настроении, — причем весьма примечательное — было сделано на этом же совещании. Отказав Гудериану в просьбе о присылке новых танков, Гитлер сказал: «Если бы я знал, что приведенные в вашей книге данные о мощи русских бронетанковых сил соответствовали действительности, я думаю, что никогда не начал бы эту войну».[52]

Советское командование сознавало уязвимость бреши в своем фронте, возникшей в результате захвата 1 августа немцами Рославля, но у него не было ни резервных частей, чтобы заткнуть ее, ни транспортных средств, чтобы срочно подбросить подкрепления в этот сектор. В первых числах августа значительная часть окруженных в районе Смоленска советских дивизий с боями вырвалась из окружения около Ермолино и влилась в состав оборонявшихся на этом фронте советских армий. Два немецких танковых корпуса — 46-й и 47-й — по-прежнему были скованы боями на Ельнинском выступе, и, хотя на помощь им были подброшены еще три свежие пехотные дивизии, немцы смогли отвести в тыл для «отдыха» лишь одну танковую и одну моторизованную дивизии.

Таким образом, укрепляя свои позиции в районе Ельни и продолжая непрерывно наносить контрудары, русские прочно удерживали этот ключевой сектор фронта. Южнее 3-я армия и другие советские соединения, входящие в состав нового Центрального фронта,[53] срочно укрепляли позиции на реке Сож, продолжая оказывать давление на подошедшие пехотные части 2-й немецкой армии.

В результате проявленной русскими выдержки немцам не удалось расширить пробитую брешь в районе Рославля. Для этого им необходимо было сперва сломить сопротивление русских в районе Ельни и на реке Сож.

Для такой операции ни у Бока, ни у Гудериана уже не хватало сил. Пробыв два дня в районе Ельни, Гудериан воочию увидел, как под усилившимся натиском советских войск его солдаты были вынуждены покидать свои позиции. Тем не менее он выдвинул план нанесения удара на Москву своими танковыми корпусами из района Рославля в обход Ельни.

11 августа командование группы армий «Центр» было официально извещено, что план генерал-полковника Гудериана (о наступлении на Москву) отклоняется как «совершенно неудовлетворительный».

Бок счел благоразумным «согласиться с отменой плана», однако недовольный Гудериан ответил угрозой эвакуировать плацдарм у Ельни, «который сейчас не приносит пользы и лишь является постоянным источником потерь».

Однако для ОКХ это было неприемлемо.

Пока командующие армиями группы «Центр» вели бесконечные эгоистические споры, произошло два события, которые окончательно похоронили планы немедленного марша на Москву. Во-первых, наступление на Ленинград, начавшееся вскоре после совещания в Борисове, натолкнулось на упорное сопротивление русских. 12–14 августа командование Северо-Западного фронта нанесло контрудар под Старой Руссой и заставило немецкие части отступить. В результате Гот был вынужден спешно перебросить со смоленского направления на помощь Леебу еще один танковый корпус, и, таким образом, группа армий «Центр» лишалась еще трех механизированных дивизий, абсолютно необходимых для крупномасштабных операций. С уходом танковых корпусов на север и юг силы группы армий «Центр» заметно ослабли, и через десять дней (28 августа) Бок пожалуется Гальдеру, что «…возможности сопротивления войск его группы армий подходят к концу. Если русские будут продолжать наступательные действия, то удержать восточный участок фронта будет невозможно».

Но хотя физические возможности для осуществления лелеемой цели — немедленного броска на Москву — быстро иссякали, главное командование сухопутных войск (ОКХ) по-прежнему отстаивало этот план. 18 августа Браухич наконец-то решился представить Гитлеру свои предложения на этот счет. Йодль, как обычно, пошел на попятную и не поддержал Браухича, и Гитлер полностью отверг эти предложения. Фюрер лично написал Браухичу и Герингу пространный ответ, содержавший критику тактики ОКХ и указания о дальнейшей стратегии. Танковые соединения группы армий «Центр», подчеркнул Гитлер, ни разу не сумели полностью окружить противника. Они позволяли себе слишком далеко отрываться от пехоты и «действовать слишком самовольно». Планы будущих операций, изложенные Гитлером ранее в приказе штаба оперативного руководства ОКВ от 21 августа 1941 года, показывают также, что подготовка к захвату Ленинграда отходит на задний план и что максимальные усилия должны быть предприняты на южном участке советско-германского фронта.[54]