Бакалавр (СИ) - Волошина Анна

— Это невозможно, — твёрдо произнес Хокинс. — Сорок четыре гостя, шестьдесят один сотрудник курорта, у меня записаны все имена. Не имел пока возможности поинтересоваться, возможно, кто-то умер в клиниках, но здесь погибли сто пять человек.

Взгляд рыжей кошки стал слегка расфокусированным: должно быть, она прислушивалась к чему-то, звучащему в кольце коммуникатора на левом ухе.

Спасатель воспользовался возникшей паузой в разговоре, чтобы откусить от извлеченного из портативного холодильника сандвича. Сандвич порядком зачерствел, но это было хоть что-то. Внезапно смутившись, он достал ещё один сандвич и протянул его женщине, но она лишь покачала головой с напряженной полуулыбкой.

— Тем не менее, в общедоступных списках сто двенадцать имен. Вы сказали — они записаны у вас? Погибшие? Где именно?

Джедедия отложил «гостевой» сэндвич, запустил свободную от еды руку в нагрудный карман комбинезона и извлёк свой верный блокнот.

— Вы позволите мне снять копию, сэр? — на лице женщины проступало выражение деловитой жёсткой целеустремленности. — У любой путаницы всегда есть причина. У этой — Богом клянусь! — будет и следствие. Если она возникла не случайно, а с умыслом. К сожалению, у меня есть причины предполагать именно умысел, и не самый добрый.

— И причины эти вы мне, конечно, не назовёте.

Джедедия секунду помедлил и все-таки вложил блокнот в изящные сильные пальцы с коротко остриженными ногтями.

— Не назову, сэр. Я не смею считать себя праведницей, но я всё-таки женщина. И хочу, чтобы вы благополучно вернулись к тому или той, о чьей кошке подумали, глядя на меня. Этот блокнот…

Она быстро нашла нужное место и теперь листала страницы перед встроенной в браслет камерой.

— … этот блокнот — самый опасный документ в радиусе десяти миль. Возможно, и ста. На вашем месте я как можно скорее переправила бы его туда, откуда не сможете достать даже вы сами, если рядом не будет представителей закона. И нет, Герхарду Шмидту я бы его не отдала.

Она всё так же сидела, вглядываясь в пролистываемые страницы, но перемену в Хокинсе ощутила молниеносно, и добавила, закрыв блокнот и хлопнув им о колено:

— Я не умею читать мысли. И не хотела бы уметь. И никому не стоит. Мысли человека — между ним и Господом. Так было, так есть. И да будет так.

Заготовленная резкость так и не слетела с языка Джедедии. А девушка подняла голову, протянула блокнот его владельцу и, как ни в чём не бывало, вернулась к текущим задачам:

— Ещё один вопрос. Вы ведь расспрашивали выживших?

— Разумеется, — наклонил Хокинс тяжелую, лобастую голову.

— Кто-нибудь из них видел или слышал что-то необычное непосредственно перед толчком? Сгодится любая мелочь. А странность сгодится даже больше мелочи. Я вижу, что здесь произошло, но не понимаю — как? А вы?

Джедедия подумал, и всё-таки опустился в одно из свободных кресел. Кресло протестующе хрюкнуло, но выдержало.

— Я тоже не понимаю. А странное… видите ли, среди гостей курорта была одна пожилая дама, ведущая арфистка столичного филармонического оркестра…

— Рэйчел Эйхбаум? — вскинулась его гостья. — Пострадала Рэйчел Эйхбаум?!

Искренние тревога и возмущение в голосе собеседницы согрели душу спасателя, и он успокаивающе поднял ладонь:

— Не волнуйтесь, мисс. Госпожа Эйхбаум практически не пострадала, разве что перенервничала. Но если говорить о странностях… знаете, она сказала мне, что за секунду до толчка услышала очень интересный звук. Дословно — как будто где-то в отдалении лопнул воздушный шарик из арахисовой скорлупы. Вам это о чём-нибудь говорит?

— Мне — нет, — отозвалась миз Дитц, опять вслушиваясь во что-то, недоступное уху Джедедии. — Секунду, мистер Хокинс. Что?!

Последний возглас явно предназначался её неизвестному собеседнику. И что бы она ни услышала, это ей… не то, чтобы не понравилось. Напугало. Почти до обморока.

Бледность, мертвенная бледность поползла, заливая виски и скулы, от рыжих волос надо лбом к подбородку. Кошачьи стрелки, идущие от глаз к вискам, выцвели, став кремовыми и всё же ярко выделяясь на заледеневшей почти до синевы коже. Даже губы побелели. Хотя, следовало отдать миз Дитц должное — не задрожали. Всего лишь сжались в тонкую линию, почти идеально прямую, теряющуюся на ставшем вдруг угловатым лице.

— Остановите технику, мистер Хокинс, — шевельнулась линия. — Остановите технику и начинайте отводить людей. Если мои ребята не ошиблись… да Бога ради, Джедедия!!!

Последнюю фразу рыжая выкрикнула — насколько можно кричать свистящим шепотом. Будь это в самом деле Трикси, она сгорбила бы спину и распушила хвост. Миз Дитц — за неимением хвоста и явным отсутствием привычки горбиться — выпрямилась так, словно проглотила древний строительный уровень, и сжала кулаки. И Джедедии Хокинсу не оставалось ничего другого, как скоммутировать циркулярную сеть и проговорить, отчетливо и веско:

— Работам — стоп! Повторяю, стоп работам. Технику оставить, людям отойти к штабу. Мисс, — повернулся он к по-прежнему сидящей женщине, — чего вы боитесь?

— Мои сапёры… — начала она, закашлялась и отхлебнула воды. — Мои сапёры утверждают, что звуковой эффект лопнувшего воздушного шарика из арахисовой скорлупы может дать направленный фузионный взрыв. Который, в свою очередь, вполне способен спровоцировать нечто, визуально и по показаниям приборов неотличимо похожее на подземный толчок. Их знаниям и опыту можно доверять. Я не знаю… пока не знаю… на месте чего построили этот злосчастный курорт. И тем более мне неизвестно, какие ещё сюрпризы скрываются здесь. Но жертв было уже достаточно, мистер Хокинс. Более чем достаточно жертв.

— Вы правы, — проговорил Хокинс сухо. — Полагаю, следует сообщить полиции и, вероятно, армии…

— А что вы им скажете? — угрюмо поинтересовалась уродливая сейчас красотка, откидываясь на спинку кресла. — Что у вас есть, кроме подозрений какой-то «тайноловки»? И, что немаловажно — даже если вам поверят и не пошлют туда, куда вы собирались, но не успели послать меня… Какова будет реакция, как думаете? И сколько времени она займёт?

Теперь настала очередь Джедедии стискивать огромные, корявые кулаки. Остатки забытого сандвича крошились и падали на затоптанный пол. Кошка в человеческом обличии была права: реакцию полиции и территориалов он мог предсказать до слова и интонации.

Даже если ему удастся убедить в своей правоте хоть кого-то, имеющего право принимать решения, первым долгом ему прикажут всё то же самое: прекратить работы. А вот сколько времени уйдет на ругань между ведомствами и перетягивание одеяла… этого он предсказать не мог. Ясно только, что не день и не два. И, к сожалению, Джедедия Хокинс сильно сомневался в самом наличии в ближнем доступе специалистов, способных быстро сделать вывод из описания, данного старой арфисткой. И медленно — тоже. Вообще.

— А сколько времени займёте вы? — Хокинс был вынужден признаться самому себе, что спорить не имеет практического смысла. Уступить выйдет дешевле. Для всех.

— Сутки, — немедленно отозвалась миз Дитц. Должно быть, она ждала именно этого вопроса и ответ был у неё готов заранее. — Дайте нам сутки. Вы сами сказали, что под завалами живых не осталось. За сутки покойники мертвее не станут. А вот мы, пожалуй, сумеем выяснить пусть даже не что произошло — но, хотя бы, насколько безопасно здесь ковыряться.

— Сутки… — Хокинс потёр подбородок, прикидывая варианты.

За сутки может случиться многое. Кто-то из подчинённых обязательно решит, что он тут самый умный, и стукнет руководству… конечно, со временем всё уладится, но кровушки из Джедедии попьют немало.

— Хорошо, полсуток, — присланная университетом специалистка по тому, чего не может (или хотя бы не должно) быть, демонстрировала полнейшую готовность договариваться.

Вероятно, сначала она не без умысла запросила больше, чем ей требовалось на самом деле, оставляя себе пространство для торговли. Что ж, Джедедия Хокинс тоже способен на компромисс, почему нет?