Хроника одного падения… - Марат Буланов

— Нет, Саша. Пока не получилось.

— А почему ходишь к маме? К ней дядя Вова ходил, и дядя Лёня, а она, всё равно, не женится…

— Правильно говорят — замуж не выходит. Тебе, кто из них больше нравится?

— Ты…

Ну, как ребёнку объяснишь, что с Герцогиней, его «мамой», Михаил давно уже, не сошелся взглядами на жизнь, и не хочет попадать под властный «каблук». Ну, не нужна она, — истаскавшаяся, самовлюблённая баба, которая, при явном рабоче-крестьянском происхождении, высказывает претензии «великосветской дамы». Одного только, отношения Светки к мужикам («быть, как за каменной стеной») Михаилу, по горло, хватило…

А «Герцогиней», её прозвал бывший муж, не выдержавший страстного истероидного напора женушки. Пошли они, как-то, в магазин верхней одежды, и Светка там, показала себя во всём своём «блеске». Это ей не нравится, а это «нынче не модно». Фи! Какой жалкий ассортимент! Так продавщица и сказала: «Подумаешь, герцогиня выискалась!». С тех пор, прозвище за Светкой и осталось.

— Мужчины! Хватит курить. Идите чай пить! — позвала бабушка.

Уселись за стол. Герцогиня, — манерно положив ногу на ногу так, что, в разрезе халата, обнажилось бедро, — кривила нижнюю губку.

— Тебе бы, Михаил, надо бросить курить! Терпеть не могу дыма… Дак, кроме газеты, еще где-то подрабатываешь? Сторожишь в садике?.. Можно ведь, и еще одну работу найти. Ну, выучиться, допустим, плитку класть!.. Говоришь, и так времени не хватает? А если бы, была семья: жена, дети? Бездельник ты, бездельник!.. Саша! Как поешь, сыграй дяде на скрипке!

«В своём репертуаре, Герцогиня… — подумал, про себя, Михаил. — А то, что у меня, — сверх всего, — наука на шее сидит, её это, конечно, не волнует… А Сашка-то, славный парнишка!».

Ребёнку достали миниатюрную скрипку. Сашка, деловито приложив подбородок к концу деки, стал выводить, смычком, незамысловатую детскую мелодию.

— Ну, что я тебе говорила! Гениальный мальчик! Учителя его очень хвалят. А ведь, всего пять лет. Музыкальные гены сказываются!

Это был намёк на его, Михаила, отцовство. Ведь в прошлом, он — музыкант. А Герцогиня, и сейчас играет на фортепиано, в своё время, окончила институт по классу хорового пения… Но сама мысль, что Сашка — родной сын, вновь, привела отца в замешательство. Ведь, с кем только, мамаша не куролесила, после того, как Серёга, муж — от Светки ушел. Впрочем, не это главное. Надо же, брать на себя ответственность за воспитание ребёнка, работать, как черт, чтобы его вырастить, а у Михаила мысли совсем о другом. В науке, не всё еще сделано! И она требует жертв…

— Ну, я пойду, что ли? Материал нужно, на первую полосу подготовить. Работы по горло. А насчет фотографирования Сашки, как мы и договорились, в 12–00 в редакции.

— Это здорово, что ты в городской «Вечерке» стал трудиться! Саша, скажи дяде «до свиданья!».

Сашка, как взрослый, подал руку. «Взгляд — мой, такой же, чуть исподлобья. И улыбка, — не очень-то весёлая… — про себя, отметил Михаил. — Или это мне, только кажется?..».

2

— A-а, входи, входи Игнатич! Давненько не видел! Как дела на журналистском фронте? — Сергей Николаевич, по-хозяйски, провёл озабоченного Михаила в директорский кабинет. — Мощный ты материал про общежитие написал! Сам Корнелюк похвалил и, представляешь, премию выделил всем сотрудникам «Молодёжного центра»!

— «Пузырь» готовь. Так и бездельничаешь, директоришка хренов! Тюрьма по тебе плачет… Гнида ты, паровозная!

— Ну, как можно? Я ведь, весь в работе! — Сергей Николаевич, пряча глаза, начал рыться в «важных» общежитских документах. — Воспитательный процесс, мой друг, не терпит суеты! Десять лет у власти — это не баран чихал! Но, согласись, дисциплина, в «Молодёжном центре», налажена ой-ёй-ёй! Кругом чистота, порядок, контроль. А что было до меня? Так что, зря попрекаешь…

Сергей Николаевич, этакий розовый колобок на двух ножках, энергичный, не без чувства юмора, при обязательном галстуке, жутко хитрющий и, к тому же, не чистый на руку, — сделал обиженное лицо.

«Комедиант есть комедиант! — внутренне, констатировал Михаил. — Не зря же, учили на театральном отделении… А умишко-то холодный, расчетливый. Но думаю, что способности к истероидному кривлянию, здесь, — врождённые. Яркий сангвинический генотип. У них с Герцогиней, кстати, есть что-то общее. Оба жаждут внимания, признания, оба стремятся к высокому статусу; оба диктаторы, понятно, в относительных пределах. До крайности, эгоистичны. Но Светка, хоть не такая прижимистая. А этот — натуральный Гобсек. Тащит всё, что попадётся под руку, — от туалетной бумаги до тяжелой мебели. И каждую копейку экономит. Он в молодости, в студенчестве, таким же был…».

— Ну, а как твоя, никому не нужная, наука? Что-то, хоть продвигается?

— Знаешь же, что в карьерном отношении всё глухо. Я даже не кандидат. Так, любитель… Мяткин не хочет, чтобы работал над диссертацией. Своим ставленникам, в основном бабам, — ну, понимаешь… — дорогу расчищает. А Борис Борисыч, наставник-то мой, ничем помочь, пока что, не может… У них, в пединституте, не наука, а какой-то коммерчески выверенный, конвейер по производству стандартных кандидатов и докторов. Отгрохали евроремонт, назвали школу «институтом психологии», и всё ведь, рассчитано на яркий внешний эффект, внешний «фасад». А внутри — бездарность, карьеризм, прославление «великого» Мяткина, заискивание передним. Науку-то делали, всегда, не так называемые, творческие коллективы, а герои-одиночки.

— А ты Мяткину не груби. Он ведь, всё-таки, профессор. Соглашайся во всём. Можно, в разумных пределах, и польстить. Иначе, ходу не дадут. Вряд ли, что-то получится… — Сергей Николаевич, с сомнением, покачал головой.

— Да животные они! И ты рассуждаешь, как животное! Второсигнальные, блин, мрази!

— Что-то непонятное несёшь. Давай-ка лучше, поговорим о бабах, хе-хе-хе… Мы с Виктором Васильичем, директором школы, на той неделе в сауну ходили. Таких лимпомпосиков пригласили, закачаешься! Кого-то сейчас, хоть шоркаешь?

— А, да не до этого. Да и сам ведь знаешь, что бабью, по большому счету, надо… — Михаил, явно был задет за «живое» и, недовольно, застучал пальцами по столу. — Приземлённый жутко народ… В советские времена, когда материальная база в стране оставалась, более или менее, стабильной, а стремления в обществе — чуть-чуть «возвышеннее», было, куда не шло. А сейчас люди, как с цепи сорвались. Все хотят разбогатеть и куролесить красиво, на полную катушку. А бабы — они всегда есть бабы: жить бы за счет мужика, припеваючи, и отпрысков своих поднять, опять же, за счет мужика. Короче, иждивенки по сути…

— И не говори. Все на мою квартиру зарятся, и зарплата их, в первую очередь, интересует. А так, не за деньги, просто за душу, — бабы любить, не способны. Я, наверное, поэтому, до сих пор, один и живу…

— Скажи, что жалко денег. Даже на ухаживания… У тебя, курить-то можно?

— Не вздумай! Здесь же студенты! Иди в туалет!

В курилке для сотрудников, Михаил глубоко затянулся сигаретой. Девчонки-студентки, проходя мимо открытой двери, увидев его, захихикали. Давненько ведь, ушел отсюда с воспитательской должности, а вот, не забыли. Неприятные воспоминания о неудавшемся романе, с 17-летней вертихвосткой, живо нахлынули противной волной. Ну, да дело прошлое… И надо же было, так влюбиться, что далее руку и сердце, дурак, предлагал! А сейчас, она уж замуж выскочила, ребенка ждёт. Ах, эти меркантильные, тщеславные самки!.. Ну, и ладно! Кстати, с Сергеем Николаевичем, надо договориться, об очередном походе на вечер «Кому за тридцать». Жизнь-то, блин, продолжается…

3

Михаил, уже час, «вызванивал» заведующую городским планетарием Зиновьеву, чтобы получить исчерпывающую информацию по комете Бьеркса-Ларсена, приближающейся к Земле. Вообще, что-то непонятное творится с нашей планетой: природные катаклизмы — наводнения, землетрясения, извержения вулканов, ураганы, а также странные миграции животных и птиц; эпидемии, высокая смертность людей, множество локальных войн, социальные потрясения, как, например, в России… Всё это, — объяснила Зиновьева, — есть результат аномальной солнечной активности, которая сейчас имеет место.

«Люди с психическими нарушениями, неустойчивой эмоциональной сферой, — вспомнил Михаил, — в этот сложный период Земли, особенно подвержены вредоносному влиянию Солнца». А у него, кстати, давно уже, — еще со студенческих лет, — депрессивно-тревожные состояния. Лежал даже, в отделении неврозов психиатрической больницы… А черт! Совсем забыл! Нужно еще позвонить, в городскую администрацию, по поводу нового постановления, и в областное УВД, по нашумевшему тройному убийству…

— Игнатич! — как камень, влетел в комнату Шаров, корреспондент из отдела новостей. — Ну, че «мысли» есть? Никитский уже нас поджидает! Возьмём пока, пару бутылок «Шерри», а потом, посмотрим. Я уже двум фифочкам позвонил. Скоро будут.