Журнал «Вокруг Света» №12 за 1974 год - Вокруг Света

Вскоре начались сильные метели, темнота надолго скрыла от нас остров. Медведи опять пропали, и мы радовались, надеясь, что теперь уж они не придут до весны. Но медведи все-таки пришли в самый разгар полярной ночи. Это были совсем другие звери. И забавляться с ними мы не решались.

В. Орлов

Зачем заповедник Таймыру?

Таймырская тундра, если смотреть сверху, не отличается яркостью красок даже под летним солнцем. Преобладают тона бурые и желтоватые, резко выделяется зелень кустарников и трав вдоль водотоков, синеют озера, поблескивают пятна нерастаявшего снега и льда. Гидроплан отбрасывает вниз странную лапчатую тень, от которой испуганно взлетают куропатки, чайки и поморники.

Минуем знаменитый среди ботаников Ары-Mac — массив лиственничных редколесий, расположенный по правому берегу реки Новой среди сплошной тундры. Этот лесной остров — одно из самых северных мест произрастания деревьев на земном шаре — стал объектом постоянных научных исследований, здесь находится стационар Ботанического института Академии наук СССР. За Новой мелькнули последние пригнутые ветрами и стужей деревца, затем серые пятна лиственничных стлаников, и вновь распахнулись безграничные просторы тундры.

Прошло почти два часа, как мы вылетели из Хатанги. Вот наконец и озеро Нада-Турку, откуда берет начало один из истоков реки Логаты. Где-то здесь наш АН-2 пересекает незримую черту, обозначенную пока только на рабочих планшетах, — границу проектируемого Таймырского заповедника. По этому варианту заповедная территория должна включить почти весь бассейн Логаты — самого крупного из правых притоков Верхней Таймыры. Это одна из наиболее удаленных и малоизученных рек центрального Таймыра, я теперь нам предстоит высадиться в ее верховьях для обследования намеченных под заповедник участков.

Самолет заходит на посадку. Прибыли.

Все мы трое — охотовед Валентин Андреевич Шестопалов, биолог Надежда Константиновна Носкова и я — не раз бывали в дальних экспедициях. Но здесь все необычно. Вокруг ни деревца, ни кустика, не разведешь костра, не найти колышек для палатки, никуда не скроешься... Впереди горизонт ограничен краем ближнего увала, но за озером дали неоглядные. И над всем — непреклонное, незаходящее солнце. Чуть ли не треть озера заполнена льдом (а ведь июль уже на исходе!), тянет прохладный ветер, однако комары поют вовсю, особенно в минуты затишья.

Жизнь тундры, нарушенная нашим неожиданным появлением, входит в свою колею. На озере появляется пара огромных полярных гагар и несколько уток-морянок, совсем рядом на бугорке стоит, как часовой, самец тундряной куропатки, торопливо катится мимо нас рыженький лемминг, чем-то напоминающий детскую заводную игрушку.

* * *

Организация государственного заповедника на полуострове Таймыр была предложена еще до Великой Отечественной войны. В 1948—1949 годах известные исследователи тундры Б. А. Тихомиров и В. М. Сдобников наметили создание крупного заповедника в районе озера Таймыр. Позднее возник проект устройства заповедника на западе Таймыра, в бассейне Пясины, но и он также остался неосуществленным. И вот наша экспедиция по заданию Главохоты РСФСР и при участии Всероссийского общества охраны природы вновь пытается разрешить эту сложную проблему.

В чем же, собственно, ее сложность? Неужели среди 90 миллионов гектаров, которыми располагает Таймырский национальный округ, трудно найти 1—1,5 миллиона гектаров для заповедника? Ведь на всем огромном Таймыре живет немногим более 150 тысяч человек, если же не считать жителей Норильска и Дудинки — всего лишь 17 тысяч! И хотя край этот развивается, очаги хозяйственного освоения на территории Таймыра немногочисленны. Казалось бы, это должно только облегчить организацию заповедника, однако здесь заключено серьезное противоречие. Обширные удаленные территории до недавней поры оставались как бы «естественными заповедниками», и многие считают их таковыми еще и сегодня. Но с этим нельзя согласиться. Интенсивность влияния на природу человека возрастает на глазах. Уже совсем не собаки, не нарты и не лыжи являются атрибутами Арктики, а мощные машины — вездеходы, тракторы, самолеты. В наиболее глухих уголках Таймыра можно услышать сейчас гул моторов, увидеть следы пребывания людей. К сожалению, эти следы порою не радуют тех, кто приходит сюда позднее.

Мы часто говорим о том, что все в природе взаимосвязано, что коснувшись одного звена, можно нарушить единую и сложную цепь. Примеров тому много, но нигде они не проявляются так наглядно и жестоко, как на Крайнем Севере, вся природа которого отличается исключительной чувствительностью и особой, так сказать, «ранимостью». Все компоненты природных комплексов — биогеоценозов, — существующие на Севере в трудных, крайних условиях, чутко сбалансированы и «смещаются» при любом неосторожном вмешательстве. Быстро изменяется тепловой режим почвы, грунт начинает протаивать, и образуются неглубокие овраги, называемые учеными «термокарстово-эрозионными полосами». К таким последствиям приводит даже вырубка кустарника на линии электропередачи. Вот почему экологи так обеспокоены не всегда умеренным использованием на Севере гусеничного транспорта. Мощный вездеход оставляет в летней тундре долго не заживающие рубцы и ссадины. На каждые десять километров пути за этой машиной останется от одного до трех гектаров нарушенной почвы, образуются борозды содранной растительности, которые дают начало термокарстово-эрозионным процессам. А ведь просторы тундры только на Таймыре бороздят сегодня сотни вездеходов! Коварство вечной мерзлоты нарушает благие замыслы строителей, и там, где вчера работали бульдозеры, сегодня появились бросовые участки и пустоши.

В 1970 и 1973 годах мне довелось быть на Таймыре в горячую пору весенней охоты (обычно это первая декада июня). В это время в тундре еще лежит снег, реки забиты льдом. Норильские охотники, отправляясь в тундру, берут сразу и лыжи, и резиновые лодки. Но куда проще охотиться, подключив мощную технику — авиацию, вездеходы... И техника подключается. Организуются мощные охотничьи вылазки, десанты, целые экспедиции. Масштабы этих охотничьих операций весьма значительны — расстояния измеряются сотнями километров, а добыча — сотнями же гусей, казарок и уток. И в летнее время охотничье оружие обязательный атрибут экспедиционников. В аэропортах Норильска, Хатанги, Диксона, где не успевают отбиваться от заявок на авиатранспорт, никого не удивят целые пирамиды всевозможных ружей, как не удивляет и стрельба в летней тундре в короткий период гнездования, когда птицы, по существу, совершенно беззащитны.

А ведь нынешние экспедиции — это не группы энтузиастов, вынужденные добывать себе пропитание ружьем. Очевидцы рассказывают, что на таймырских побережьях и островах браконьеры нередко стреляют белых медведей, охота на которых в стране запрещена полностью. В бухте Марии Прончищевой, где сохранилось материковое лежбище моржей, бьют и этих исполинов, хотя они также находятся под защитой закона. Разумеется, нереально ставить вопрос о полном запрете охоты на Севере, и необходимости в этом нет, но человек с ружьем на вездеходе или вертолете — это уже не просто охотник, и опасность исчезновения некоторых редких видов ныне вполне реальна.

Часто природа Крайнего Севера оставляет впечатление богатства и изобилия — так много здесь птицы, рыбы, а то и зверя. Но это впечатление очень и очень обманчиво! К примеру, мы часто слышим восторженные рассказы о несметных уловах чуть ли не на голый крючок. Что ж, эти рассказы порой недалеки от действительности. И когда рыбозаводы начинают «осваивать» отдаленные угодья, то уловы бывают весьма значительны. Однако вскоре наступает разочарование — они быстро скудеют. Так происходит, в частности, и в огромном Таймырском озере, где сокращается численность наиболее ценных промысловых рыб, таких, как голец, омуль, чир, но заметно больше становится налима, поедающего икру и мальков других пород. В Енисее пришлось полностью запретить промысел осетра, ограничена добыча других видов, и все-таки былое изобилие рыбы пока не восстановлено.

Что же, может быть, именно организация заповедника решит наиболее злободневные проблемы охраны природы Таймыра? Но ведь невозможно одновременно создать заповедники и для охраны моржей На восточном побережье, и для краснозобых казарок на Пясине, заповедать и Ары-Мас, на чем настаивают ботаники, и все озеро Таймыр, как предлагают ихтиологи Красноярска. Разумеется, кроме заповедника, можно предложить и другие формы охраны природных территорий, например, можно создать сеть государственных заказников, ограничивающих охоту и рыбную ловлю. Но все же решение основной проблемы заключается не в организации заповедника, а в самих принципах хозяйственного освоения, в коренном изменении отношения людей к природе Арктики.