Последний камикадзе - Анатолий Иванкин

Чарлз поставил на кон свою голову в третий раз за один вылет. Он стремительно атаковал группу «нулей», увлеченных стрельбой. Японцы были настолько уверены в своей безнаказанности, что проявили полную беспечность. И когда один «нуль» вспыхнул, а другой завращался в штопоре, сраженный очередями неизвестно откуда свалившегося «лайтнинга», японцы вышли из боя и исчезли на северо-востоке.

Чарлз сблизился с «летающей крепостью», решив рассмотреть поближе громадную машину. Из пилотской кабины ему приветливо махнули рукой. Ожило радио, молчавшее весь вылет, и Чарли услышал взволнованный баритон:

— Спасибо, парень, ты нас отбил у бандитов!

— Не стоит благодарности, это наша работа, — поскромничал он, чувствуя радость от слов незнакомого летчика.

— Назови нам себя. Мы хотим знать, кто вернул нас с того света.

— Чарлз Мэллори из 31-й авиагруппы.

— Ол райт, Чак! Считай, что мы познакомились. Если мы сегодня благополучно приземлим свой «омнибус», то найдем тебя хоть в преисподней.

На какое-то время небо над Оаху опустело. Первая волна японских самолетов, сделав свое дело, возвращалась на авианосцы.

Взлетно-посадочные полосы на всех аэродромах были выведены из строя. На светлых бетонных плитах темнели рваные воронки, валялись глыбы бетона и чернели остовы сгоревших машин. Перед Чарлзом встала во весь рост проблема посадки. Он трижды прошелся бреющим полетом над аэродромом Уилер, пока не выбрал для себя подходящий кусок грунта, засеянного травой.

Уже на пробеге он услышал в наушниках знакомый баритон:

— Чак, ты жив?

— В норме, приятель, заруливаю!

— А мы угодили правой тележкой шасси в воронку. Слава богу, все живы, хотя «дилижанс» ремонту не подлежит. Сегодня жди гостей. И пусть дьявол взыграет на нашей могиле, если мы не отметим достойно наше сегодняшнее воскрешение из мертвых!

Глава восьмая

Как могли японцы безнаказанно осуществить столь дерзкую операцию, как рейд их авианосцев к Гавайям? Почему, учинив чудовищное побоище, они не захватили Гавайские острова, воспользовавшись глубоким нокдауном, в который попал Тихоокеанский флот США? И почему на Америку обрушился «День позора», как назвал Пёрл-Харбор Франклин Д. Рузвельт? Подобные вопросы мучили многих, начиная со второго лейтенанта Чарлза Мэллори и кончая президентом Соединенных Штатов. Эти вопросы станут предметом дискуссий на многие годы не только в Америке, но и за ее рубежом.

А причин на то было великое множество, и не обо всех напишут позже историки и исследователи пёрл-харборской трагедии.

Очень узок был круг людей, допущенных к подготовке операции, задуманной адмиралом Ямамото и столь блестяще осуществлённой вице-адмиралом Нагумо Тюити. Она готовилась столь секретно, что сотни американских специалистов, которые тщательно расшифровывали всю японскую секретную переписку, попадавшую в Штаты, в продолжение двух лет не обнаружили в ней ни малейшего намека на Пёрл-Харбор.[22]

Столь же секретно операция и проводилась. О начале рейда премьер-министр Японии Тодзио узнал лишь тогда, когда авианосцы были на полпути к Гавайям, а императора и его двор поставили в известность уже после атаки Пёря-Харбора.

Американо-японские переговоры, происходившие в Вашингтоне, зашли в тупик. Это не могло не насторожить президента и американское командование. В конце ноября 1941 года атмосфера накалилась настолько, что комитет начальников штабов предупредил командование на Гавайях о том, что будущее поведение Японии предсказать нельзя и что в любой момент возможны с ее стороны враждебные действия. Командующий Тихоокеанским флотом адмирал Киммель, получив это предупреждение, ограничился мерами предосторожности против возможных диверсий. На Гавайях в то время проживало 160 тысяч японцев, почти столько же, как и американских военнослужащих. Японцы, работая в сфере обслуживания, просачивались на все военные объекты, плавали в качестве стюардов на военных кораблях, работали вольнонаемными на аэродромах и батареях. Словом, японская разведка не испытывала затруднений в получении интересующих ее сведений.

Распорядившись выделить дополнительный наряд сторожевых кораблей у входа в бухту Пёрл-Харбор и поставить рассредоточенные на аэродромах самолеты в компактные, тщательно охраняемые группы, адмирал успокоился. Он, как и президент Рузвельт, не верил, что Япония нападет на Штаты, ибо время, о котором говорил премьер Тодзио, приближалось. Германские войска били тараном в ворота Москвы. Адмирал считал, что дни Советской России сочтены и она, «как спелая хурма, готова упасть на землю». Наступал наивыгоднейший момент для вторжения армии микадо, поддержанной объединенным флотом, в Сибирь и на Дальний Восток.

Кроме того, адмирал Киммель был проинформирован своим начальником разведки о чрезвычайно странном поведении китайского коммунистического лидера Мао Цзэдуна. В ответ на просьбу Москвы начать наступление против японцев с целью помешать им вступить в войну против СССР Мао Цзэдун прекратил все боевые действия. Глубокое затишье установилось на гоминьдановских фронтах и фронтах, где раньше сражалась китайская Красная армия. Было похоже, что китайский Бонапартик подло предал своего союзника в самый трудный для него момент. Но это предательство не вызвало в душе Киммеля. чувства, гадливости. Адмирал никогда не любил «красных». Ему были по сердцу слова известного антисоветчика генерала Койсо: «Осуществляя движение на юг против волков, надо опасаться тигра с северных ворот». Словом, адмирал Киммель сделал вывод: «Скоро, очень скоро Япония развяжет боевые действия на севере. У нее может быть только один путь — Россия».

Благодушное настроение начальников, словно катар верхних дыхательных путей, быстро передается подчиненным. Поэтому немудрено, что, когда солдаты, обслуживающие радар, доложили, что видят большое количество воздушных целей, приближающихся с севера, им ответили из информационного центра:

— Это подходит из Штатов группа «летающих крепостей».

Командование не насторожило и сообщение с борта эсминца, что он потопил неопознанную подводную лодку у входа в бухту.

И только когда колокольный перезвон церквей, призывающих прихожан на воскресное богослужение, заглушил тяжелый рокот сотен авиационных моторов и грохот взрывающихся бомб, олимпийское спокойствие адмирала Киммеля сменилось шоком. Появление над Оаху японской авиации оглушило командующего, словно удар обухом по голове. Он долго не мог собраться с мыслями и взять себя в руки, предоставив возможность подчиненным принимать решения на свой страх и риск.

Когда налет закончился и поступили первые сведения о потерях флота, адмирал понял, что его звезда закатилась.

Во время атаки Пёрл-Харбора адмирала Нагумо больше всего беспокоило отсутствие в бухте трех американских авианосцев. «Где они, «Энтерпрайз», «Лексингтон» и «Йорктаун»? Может быть, американские торпедоносцы уже подходят к кораблям ударного соединения?»

После взлета самолетов первой волны он привел все оставшиеся истребители в готовность к немедленному взлету. Над авианосцами барражировали поднятые «нули».

Доклад командира первой волны Футида, вернувшегося на авианосец после атаки Пёрл-Харбора, не уменьшил беспокойства адмирала. «Результаты удара великолепны, — думал он, — но куда подевался Хэллси-буйвол со своими авианосцами?»

— Разрешите, ваше превосходительство, повторить удар? — просил Футида. — Мы выдерем оставшиеся перья из хвоста американского орла.

— Нет! — прорычал Нагумо, так сверкнув глазами, что бесстрашный Футида попятился из рубки, отвешивая низкие поклоны. С просьбой о повторном вылете к нему сегодня обращались в третий раз.

Нагумо еле дождался, когда последний самолет зацепится тормозным крюком за аэрофинишеры.

— Полный вперед! — передал он командиру «Акаги», — Курс 290 градусов!

Ударная группа, уйдя с ветра,[23] на предельной скорости устремилась на северо-запад.

Опасения адмирала Нагумо были небезосновательны. Успех операции был настолько проблематичен и зависел от стольких факторов, что даже у автора операции адмирала Ямамото было немало сомнений в успехе рейда. Они-то и помешали включить в состав соединения транспорты с войсками для захвата Гавайских островов.

Лишь вечером, когда расплющенное солнце, похожее на раздавленный апельсин, утонуло в океане, Нагумо вздохнул спокойно. Ночью их едва ли найдут самолеты с американских авианосцев. От разбитого Пёрл-Харбора, чадящего дымом пожаров, их отделяло четыреста миль океанского простора.

Приказав разбудить его немедленно в случае появления кораблей противника или его авиации, Нагумо отправился, в свою каюту. Он сегодня устал, словно вол, проработавший весь день на рисовом поле.