Бесова длань (СИ) - Ковальский Даниил

— Ты очень хорошо сражаешься. У вас все так умеют?

Она вздрогнула от резкой смены темы. Вспомнила удивлённые глаза Лекса, когда она впервые взялась за деревянный меч в Академии, и смогла за несколько секунд ударить по всем двенадцати слабым точкам, которые любезно нарисовали им на манекенах преподаватели. Вспомнила, как первый раз ударила тёмную тварь прямо в то место, где у неё были глаза, и кто-то позади восхищенно выдохнул. Вспомнила недавние слова Брайса, что её считают земным воплощением бога войны Ишты, и хмыкнула.

С самого начала она была особенной в том самом искусстве, которое было нужнее всего для её народа — в убийстве. И признание этой особой силы было всегда.

— Да, все умеют! — отрезала она.

Как жаль, что более ничего, кроме взмахов мечом, она в своей жизни не умела. Например, читать книги, или нормально общаться с людьми.

Она схватилась за свой меч, да пошла в сторону речки. Пусть это был и сон, но было бы хорошо, если бы она сполоснула меч от крови. Пусть даже и кровь была колдуна, которого она ненавидела даже больше богов этого мира.

Жаль, что с рук придётся тоже смыть эту кровь. На них бы она её оставила, чтобы любоваться.

В следующий раз она его перережет ему горло.

Дэл открыла глаза. Ни меча в руках, ни крови на ладонях не было, а лишь смятое одеяло и куртка, висящая на прибитом ею гвозде. И первым, о ком она подумала, был почему-то Лекс. Вспомнился его истошный крик, который заставил её обернуться.

Тёмная тварь сосредоточенно ела его ногу.

Та самая тварь, которых и создавали в таком количестве колдуны. Кто знает, может, пока она спала, Лука ходил и снова воскрешал тех самых тварей, которых убивали солдаты. Она прикрыла глаза и вспомнила его уверенное "Я лишь выполняю волю Морры". Кто он такой? Почему про этого бога она ни разу не слышала?

Надо бы узнать, в чём заключается воля этого бога.

Она встала резко с кровати, да начала махать руками, дабы кровь разогнать и проснуться. Сквозь окна пробивался солнечный свет, день был в самом разгаре, а возможно, уже и к концу подходил. Неважно. В этом доме дни текли слишком медленно, словно густой кисель. Она накинула на себя куртку, привычно коснулась нашивки на плече, да пошла в сторону выхода.

В дверях зала стоял Лука с её мечом в руках. Взгляд у него был какой-то странный, словно он в чём-то провинился. Странно.

— Я не хотел, чтобы это произошло так быстро, — он протянул ей меч рукоятью вперёд, держась за лезвие.

Она молча взяла, не показав своего удивления. Рукоять была чуть-чуть мокровата… тренировался?

Лука положил ей руку на плечо. Она вздрогнула от резкого жеста, попыталась отшатнуться, да только плечо он сжал и не отпускал. В его тёмных глазах она отражалась слишком отчётливо — испуганная девочка, не более. Он тихо и внушительно проговорил:

— Сражайся за меня!

Голова закружилась от этих слов. Дэл рефлекторно сжала меч в руках. Столько вопросов вертелось на языке, но она лишь молча кивнула и пошла в сторону выхода, примерно представляя, что там её ждет.

Тёплое вечернее солнце скользнуло по её голове. Ветер не шевелил листья, и птицы замолкли в лесу. Лишь редкий хруст ветвей под чужими ногами ломал тишину. Бес подери… она же не будет этого делать. Она не станет.

В кустах мелькнуло серое пятно — военная гимнастёрка. Солдаты. Сколько их? Она прикрыла глаза, попытавшись сконцентрироваться. С трех сторон точно слышны тихие звуки, возможно, с другой стороны тоже кто-то есть, но этого утверждать она уже не могла.

Прерывистое дыхание с левой стороны, и громкий топот ног. В её сторону.

Звон железа. Она подставила клинок под удар и обернулась, чтобы увидеть тяжело дышавшего паренька, который при виде её удивленно округлил глаза. Второй рукой она вытащила кинжал, и, скользнув в бок, ударила его в спину.

Не ожидал. Неопытный… или просто не привык сражаться с людьми. Впрочем, на нашивке были полосы рядового, а значит… свист воздуха заставил её резко припасть к земле. Сразу несколько стрел пролетело мимо головы. Начался бой. Она выхватила из ослабевших рук паренька его небольшой меч, да рванула в сторону кустов, откуда полетели стрелы.

Песнь стали была недолгой. Три взмаха на одного человека. Иногда хватало и двух. В один раз одним смогла задеть сразу двоих. Боль в их криках временами заставляла дрогнуть руку с мечом. Это же не она была.

Будь её воля, она бы руки подняла, да пошла бы вместе с ними рубить колдуна. Но воли её больше не было.

Она лишь наблюдала за тем, как на автомате уворачивалась от лезвия, да подставляла свое собственное. Будь её воля, она бы подставилась, да истекла кровью на этой поляне. Но тело знало своё дело — бей-уворачивайся-бей-защищайся. И лишь когда на поляне замерли звуки, кроме чьего-то громкого кряхтения — наверно, это были последние их звуки, — она смогла опустить меч, да за дерево схватиться.

Убивай-беги.

Возле того паренька, в которого она вонзила меч первым, уже мухи летали. Прошло так много времени? Она подняла усталый взгляд на небо, которое уже заливалось кровью, глядя на неё.

Меч сам выпал из ослабших рук. Дэл уткнулась лицом в дерево, да посильнее, чтобы дышать стало тяжело, чтобы ничего не видеть. Сколько раз она била тёмных тварей — иногда с каменным лицом, иногда с лёгкой усмешкой, иногда — с яростной гримасой. Сколько раз она лишала жизни тварей, и ни разу не было так… легко, как в момент битвы, и так тяжело, как прямо сейчас.

На сей раз она не сдерживала слёз, просто кричала в дерево, и била его же, чтобы выплеснуть эту тяжесть хоть куда-нибудь. Три простых движения на то, чтобы лишить человека будущего, а его родных — спокойного сна. Бес подери… она ударила со всей силы по дереву. А потом ещё. И снова. Она не заметила, как стала лупить его ногами и руками, закусив губу.

Удар. Ещё один. И ещё.

Резкие. Отрывистые.

Боль не отрезвляла. Лишь ещё сильнее ослепляла, заставляла сильнее бить.

Она даже не смогла помешать этому. Она даже не попыталась, молча отдавшись на волю проклятого колдуна. Каждая смерть останется на её совести. Все проклятия матерей и их друзей долетят до неё, и останутся с ней, она их заслужила.

Какая же она слабая… может бить несчастное дерево, а хотя бы пощечину отвесить колдуну не сможет.

Она ничего против него не может.

Дэл оторвалась от дерева наконец, оглядела красными глазами трупы. Тело ещё дрожало от злости и ненависти.

Она обязана была это сделать. Прикрыть им глаза для последнего пути, попросить тихо прощения, да меч в руки вложить. С каждым взглядом на перекошенные лица хотелось разрыдаться прямо на месте, но она лишь кулак сжимала, да тихо просила прощения. Каждая смерть останется на её совести.

Кинжалом она отрезала с каждой гимнастёрки по нашивке, да в карман клала. Скоро от этих ребят останутся лишь кости, да память у близких.

У неё тоже должна была остаться память. На плече одного из них она заметила нашивку с капральским косым крестом и… она опустила взгляд на его лицо. Будь волосы немного темнее, да черты чуть тоньше, можно было бы спутать его с Матфеем.

Интересно, переживала ли тёмная тварь, когда убивала его?

С каждым взглядом на убитых она сама себя же втаптывала в грязь. Они не заслужили этого. Их родные не заслужили этого. Они же всего лишь солдаты, которые давали клятву сражаться за народ против тёмных тварей, не против людей. Она давала такую же клятву, глядя в небо и держа ладонь возле сердца, и верила, что Ишта и в самом деле слышал её.

Дэл подняла взгляд на покрасневшее ясное небо. Интересно, наблюдали ли за ней боги? Как им была вся эта картина? Понравилась ли им? Или они смотрят за людьми, как за героями кинокартин, и делают ставки: кто справится со всем этим, а кто умрёт в этой схватке.

Никто не заслужил такого равнодушия от этих богов.

Она прикрыла остекленевшие глаза капралу, да громко выдохнула. Возможно, к этим ребятам они будут более благосклонны, чем к ней.