Последний день Америки - Сергей Зверев

Голос генерала звучал глухо и безнадежно. Он говорил будто не со мной, а с пустотой, заполнявшей пространство бесконечных московских улиц.

Я безмолвствовал, не зная, что ответить. Мое отношение к происходящему в стране шеф прекрасно знал, и напоминать о нем не было смысла.

– … Потом тетка передала трубку внучке. Ей недавно исполнилось тринадцать. Спрашиваю: в школу-то ходишь? Хожу, говорит. Но нас мало – всего семеро учеников на школу. И это на село из трехсот дворов, где проживает более тысячи человек. Представляешь?! Кому нужна эта школа? Кому нужно в селе образование?! Читать и писать родители научат детей сами. Больница одна на весь район – в шестидесяти километрах от села. Тамошние расстояния между населенными пунктами – огромны. Раньше в селе была своя больничка, работавшая даже в годы войны, а недавно закрылась. Общественный транспорт давно издох, а собственных автомобилей практически ни у кого нет. Вместо роддомов – повитухи; бабы рожают дома. А если, не дай бог, скрутит аппендицит, то все – заворачивайся в простыню и ползи на кладбище. Ты чего молчишь-то? Или не согласен?

– У нас три четверти россиян так живут, – с трудом подбираю слова после некоторой паузы. – Знаете… если об этом не думать, то вроде и не гложет. У кого-то жемчуг слишком мелковатый и денег хватает только на поездку в Доминикану, а у кого-то волки под окнами задрали корову, закончились дрова и минус сорок на улице. У каждого свои проблемы.

– Да, история идет по спирали, – вздохнув, соглашается Горчаков. – В начале прошлого века люди в глубинке жили ровно так же и верили в Ленина с его реформами. В коммунизм верили и в то, что нужно немного потерпеть, а потом жить станет лучше, жить станет веселее. Однако сейчас на дворе двадцать первый век. Нано, черт бы их побрал, технологии. Олимпийский факел в космос запускаем, баб надувных придумали, всем миром коллективно решаем, как президенту назвать свою собачку… А где-то в Сибири еще один волк сожрал бабку, которая в недобрый час вышла из дома в туалет. И кто-то умер от перитонита, потому что нет ни больницы, ни санитарной авиации, ни врачей, ни денег на лекарства. И какой-нибудь первоклассник сегодня в школе примерз попой к стулу, пока выводил карандашом «Мама мыла раму». Это агония, Женя. Так называемая «стабильность». А точнее – судороги и пена изо рта. Пристрелите уже кто-нибудь Россию, как загнанную лошадь. Гордо сдохнуть уже не получится, а возрождать что-либо поздно: пока мы ровно сидели на задницах и ждали светлого будущего – наша власть прохлопала все, что у нас было.

– Сергей Сергеевич, по-моему, вы здорово устали, – гляжу на его бледное лицо. – Бросили бы вы свою службу – сколько можно тащить эту лямку?

– Бросить? И что делать потом? Читать газеты, лежа на диване или слушать вранье по центральным каналам телевидения?..

– Я бы на вашем месте уехал на постоянное место жительства в какую-нибудь спокойную страну с теплым морем и мягким альпийским климатом.

– Это куда же?

– Есть много стран, власть которых не страдает от амбиций и не ворует в космических масштабах. Австрия, Швейцария, Чехия или скромная, тихая Болгария.

– Нет, Женя, никуда я отсюда не уеду, – качает он седой головой, – тут могилы моих дедов и прадедов. Буду живой клеткой этого полутрупа до тех пор, пока он дышит. Но как же не хочется подыхать в навозе!.. Не за такое будущее двадцать миллионов человек полегло. Не за такое…

Поездка на служебном автомобиле Горчакова совпала с концом рабочего дня, и мы надолго увязли в тягучих московских пробках. Из-за них слушать откровения пожилого генерала мне пришлось довольно долго.

Наконец машина свернула с оживленного проспекта, пролетела несколько кварталов по относительно свободным узким улочкам и нырнула в открывшиеся автоматические ворота, встроенные в фасад длинного четырехэтажного здания.

– Приехали, – крякнул Горчаков, открывая дверцу.

– Куда это нас занесло? – удивленно огляделся я по сторонам.

Узкий дворик между двумя почти одинаковыми зданиями. Серьезная охрана на въезде, вооруженный патруль из ребят в камуфлированной форме и с крупной собачкой на коротком поводке.

– Один из немногих секретных НИИ, коим удалось выжить в сложные времена, – потянул он меня в сторону парадного крыльца. – Ты не представляешь, сколько сил и терпения пришлось вложить для его сохранения. Работает, кстати, и на подводный флот.

– Странно. Почему же я ничего не слышал об этом институте?

Старик с загадочным видом усмехнулся:

– Ты много чего не знал…

Мы прошли с ним по череде коридоров. Время от времени дорогу преграждали посты с охраной, и каждый раз генерал терпеливо лез в карман за удостоверением.

Наконец мы попали в большой зал, дальний правый угол которого был огорожен этаким театральным занавесом.

– Прошу, – приподнял Горчаков полу.

Я нырнул под тяжелый темный полог и замер в изумлении. Под десятком ярких ламп на специальных стапелях стояла небольшая подводная лодка.

– Узнаешь? – пихнул меня в бок генерал.

– Да, – кивнул я. – «Пиранья». Проект 865.

– Почти в точку. Ну, пошли, познакомлю тебя с одним уникальным человеком, и мы с ним кое-что расскажем…

Обойдя подлодку с кормовой части, мы оказались у приставленного к левому борту шаткого алюминиевого трапа.

– Так это макет! – понял я, заметив зияющее отверстие в борту.

– Конечно, макет. Настоящая подлодка сверхмалого класса уже проходит испытания в акватории Белого моря, – пояснил Горчаков. И, прежде чем начать восхождение, окликнул: – Петр Степанович! Вы внутри?

– Да-да, Сергей Сергеевич. Прошу на борт.

– Слава богу, Женя, закончилось то время, когда экономисты, юристы и психологи восторгались друг другом и собственной крутизной, – опять философствовал шеф, штурмуя высокую лесенку. – Вакханалия гуманитарных специальностей закончилась, и все наконец-то поняли, что деньги из ничего может делать только старик Трамп. Остальным необходимо что-то производить. И тут из вонючих подземелий повылазили злые технари. Перед тобой один из них, – кивнул он на пятидесятилетнего мужчину, одетого в темно-синий комбинезон. – Познакомься, Пирогов Петр Степанович – главный конструктор этой подводной лодки. Кладезь ума, золотые руки и просто замечательный человек.

– Эк вы меня представляете, – смутился тот, подавая мне руку. – Можно просто Петр Степанович.

– Евгений.

Я с интересом огляделся вокруг. Внутри полноразмерного макета, судя по всему, была тщательно воспроизведена каждая мелочь. Командирское кресло перед несколькими мониторами, приборы, рычаги и вентили управления; кровать напротив крохотного камбуза, трап к верхнему рубочному люку, кормовая переборка с двумя овальными дверцами…

– Неужели одноместная? – интересуюсь у конструктора.

– Совершенно верно. В полном соответствии с государственным заказом.

Обменявшись новостями, конструктор Пирогов и генерал Горчаков, словно заправские экскурсоводы, наперебой рассказывают мне о тактико-технических данных сверхмалой подводной лодки. Судя по всему, они давно знают друг друга и уже не один год занимаются засекреченным проектом под названием «Барракуда». Их воодушевление постепенно передается и мне.

Благодаря Петру Степановичу я вскоре узнал много нового о проекте сверхмалой подводной лодки «Барракуда», а также о специальном тренажере, созданном вслед за единственным действующим образцом.

– Внутреннее убранство и устройство тренажера полностью соответствует настоящей подлодке, – с нескрываемой гордостью объясняет конструктор. – После специального комплекса занятий у вас не будет сложностей в управлении и обслуживании «Барракуды».

– Ну как аппарат? – довольно спрашивает Горчаков, видя мой искренний интерес.

Признаюсь, тренажер произвел на меня хорошее впечатление. На мониторах послушно высвечивались данные всех систем и агрегатов. Приборы показывали значения глубины, скорости, параметров течения, температур, давления… Органы управления послушно изменяли эти значения.

– Неплохо, – кивнул я, а про себя подумал: «Если с такой любовью и дотошностью сделан макет, то стоит ли сомневаться в качестве исполнения самой подлодки?»

Глава 3

Атлантический океан; борт подводной лодки сверхмалого класса «Барракуда». Настоящее время

– Объект застопорил ход, – монотонно оповещает женский голос.

Таким же усталым голосом обычно объявляют о прибытии поезда на вокзалах провинциальных городов.

Позабыв о технических характеристиках вероятного противника, подаюсь вперед. Теперь мое внимание поглощено правым монитором, где высвечиваются координаты американца. Считываю цифры и тут же сравниваю с местоположением «Барракуды».

Черт… – холодеет у меня в груди. Американская субмарина застопорила ход точно надо мной.