Смерть в белом халате - Марина Жданова

Громыко вновь ткнул пальцем в блокнот Сомова.

– Записывай.

Плеханов без сомнения нашел в словах заведующего рациональное зерно. Болезнь могла трансформироваться. В институте они проходили, что мания преследования с течением времени превращает преследуемого в преследователя, и человек становится опасным для окружающих. Не могло ли подобное произойти и с Савичевым? Но Виктор никак не мог представить безобидного Александра Алексеевича, вонзающего вилку в шею Семенова. К тому же, руки у него были порезаны.

– Он порезал свои руки, – Виктор посмотрел на Громыко, но тот, лишь невозмутимо кивнул Сомову, чтобы тот записал показания.

– Э-э-э, а как насчет вилки? – обратился милиционер к Геннадию Андреевичу. – Безопасность соблюдаете? Как я понял, это уже вторая вилка за последние три ночи.

Геннадий Андреевич побледнел.

– Кхе, мы принимаем все меры. Строго следим за предметами, которые можно применить не по назначению, принимаем меры.

– Плохо принимаете, – устало сказал майор. – Первую вилку вы куда дели?

Виктор покраснел.

– Положил в карман халата, а потом выбросил. Кто бы ей стал есть?

– Э-э-э, куда выбросили?

– В корзину под столом.

Громыко помрачнел.

– Значит, Савичев мог достать эту вилку. Или не мог?

– Не мог. Наверное. – Заведующий неуверенно посмотрел на майора. – Вообще-то вход в ординаторскую пациентам запрещен, к тому же большую часть времени здесь кто-нибудь находится.

– Э-э-э, «большую часть времени». Женя, запиши.

– Если рассуждать логически, скорее всего это была та же вилка. Не мог он достать сразу две, – неуверенно выдохнул заведующий.

– А что говорит обслуживающий персонал столовой? Впрочем, их мы допросим отдельно. Скажите, э-э-э, Виктор, вечером перед убийством, в поведении Савичева вам ничего не показалось подозрительным?

– Нет. По-моему, он был такой же, как всегда. Я никогда бы не поверил, что он может причинить кому-то вред.

– А как по вашему, где он мог достать, э-э-э, вилку? Или две, если это были разные столовые приборы.

– Я вам уже говорил, Александр Алексеевич сказал, будто вилку ему подложили.

– Э-э-э, я помню. А вы сами-то как думаете?

– Думаю, он сказал правду. – Твердо ответил Плеханов.

– А если нет?

– Тогда он мог взять ее, например, у кого-нибудь из пациентов. – Оживился Геннадий Андреевич. – Например, к эпилептику часто приходит сестра. Она могла принести. Но, я этого не утверждаю.

– Хорошо. Женя, записал?

– Зописал.

– Может быть, вы хотите добавить что-нибудь? – спросил майор.

Плеханов отрицательно покачал головой.

– Тогда вы можете идти.

После утомительной процедуры допроса, и после того, как врачи забрали тело Семенова в морг, к Виктору подошла медсестра.

– Никогда бы не поверила, что Савичев мог убить человека. Если была бы малейшая какая-то возможность ошибки, я, скорее всего, подумала на Матвеева. Он самый агрессивный из пациентов нашего отделения.

Виктор понимающе кивнул. Он тоже не верил в виновность Савичева. И дело было не только в его профессиональных знаниях – он немного разбирался в психологии пациентов, – а в словах, которые произнес обвиняемый. Вилку ему подложили. Верить или не верить психически больному человеку – вот какой вопрос стоял сейчас перед Виктором. Таким же вопросом задался и майор Громыко. Этот грузный милиционер с одиннадцатилетним опытом работы в отделе убийств повидал многое; подозреваемые всегда стараются найти удобный повод, чтобы отвести от себя подозрение. Некоторым это удавалось, но майор не был склонен верить сумасшедшему. Плеханов понял позицию Громыко и не настаивал. В конце концов, милиции виднее. Однако он не мог успокоиться, пока с кем-нибудь не поговорит.

– Вы уверены в невиновности Савичева? – спросил он медсестру.

Ольга Николаевна опустила глаза.

– Я рассказала милиции историю болезни Александра Алексеевича, да и Геннадий Андреевич подтвердил, что Савичеву была нужна только своя кровь. Своя! Не чужая!

– Но они вам не поверили.

– Дело даже не в этом. Все улики против Савичева. Его нашли на месте преступления, руки его были в крови, вилка…

– Они забрали ее для снятия отпечатков. Правда, там будут и мои пальцы, и отпечатки Антона. Вы знаете, что Савичев разрезал себе руку?

– Да, я сама его перебинтовывала.

– Может, он не виновен?

– Не знаю. Мы прекрасно знаем пациентов, их истории и особенности заболевания, и если Савичев действительно убийца, Геннадию Андреевичу придется пересмотреть его диагноз. А самого Савичева уже перевели в отдельный бокс.

Виктор вздохнул. В больнице был пациент, о котором Ольга Николаевна знала далеко не все – «эмбрион». Этого пациента, по понятным причинам не допрашивали, а между тем, его уже подозревают в одном убийстве….

– Как насчет Олега Павловича? – спросил Плеханов.

Медсестра тяжело вздохнула.

– Не шевелится. Мы с Евгением Николаевичем пытались с ним поговорить, но, видимо, он действительно болен. Лежит уже третьи сутки. А вы, Виктор, идите домой. Время вашего дежурства заканчивается, а оставшиеся два часа я посижу. Переполох уляжется нескоро, да и расходиться никто не собирается. Отдыхайте! Усталый солдат не воин.

Виктор поблагодарил медсестру и пошел одеваться. Он планировал зайти домой переодеться и привести себя в порядок, а рано утром направиться к человеку, который его выслушает и поймет.

14 мая, понедельник

Пятьдесят третье отделение милиции располагалось в небольшом кирпичном здании, на первом этаже которого выкрашенная белой краской металлическая дверь вела в салон-парикмахерскую. Поднявшись по лестнице на второй этаж, Виктор с удивлением увидел, что органы правопорядка устроились совсем неплохо. Чистый линолеум, аккуратные стенды с фотографиями пропавших без вести, стол, за которым сидел молодой темноглазый милиционер, цветы на подоконнике и жалюзи.

– Простите, – обратился к дежурному Плеханов.

– Что у вас? – милиционер взял ручку и приготовился записывать. – Кража?

– Я к Сомову Евгению Николаевичу.

– Ясно. – Дежурный с любопытством посмотрел на Виктора и спросил. – Если вы по поводу ночного происшествия, вам лучше поговорить с майором Громыко.

Виктор вспомнил толстого усатого милиционера, сонно слушающего показания.

– Мне нужен именно Евгений Николаевич.

Милиционер указал рукой в сторону коридора.

– Пятая дверь налево.

– Спасибо.

Плеханов постучал в указанную дежурным дверь и вошел. За столом, заваленным картонными папками с завязками, сидел незнакомый капитан.

– Простите, я, наверное, ошибся дверью.

– Виктор? – из-за стола в углу поднялся Евгений Николаевич и шагнул навстречу гостю.

Плеханов протянул старшему лейтенанту руку.

– Вспомнили что-нибудь? – спросил Сомов.

При дневном свете Евгений Николаевич казался гораздо моложе. В больнице Виктор подумал, что старшему лейтенанту около тридцати-тридцати двух лет, а сейчас Сомов выглядел чуть ли не ровесником Плеханова. Полное гладко выбритое лицо его подошло бы и двадцатилетнему парню, но глаза смотрели серьезно, будто Евгений Николаевич прожил на свете, по меньшей мере, лет сорок.

– Дело весьма деликатное… – Виктор не хотел говорить при посторонних, он покосился на незнакомого милиционера, занимающегося папками, и замолчал.

Сомов обернулся к капитану.

– Я покурю пока, – сказал тот и, понимающе улыбнувшись, вышел в коридор.

Виктор сел на стул и приготовился рассказывать.

– Вы, наверное, помните Олега Павловича? Этот человек все время лежит в одной позе и не шевелится.

Сомов кивнул.

– Он притворяется.

– Вы хотите скозать, врочи не знают о том, что он здоров?

– Именно.

– Значит, теоретически есть вероятность его причастности к убийству? – Евгений Николаевич сделал паузу. – К тому же, Ольга Николаевна уверена в невиновности Савичева. Неужели, убийца – тот самый «эмбрион», которого так и не удолось допросить?.. В любом случае, делоть какие-либо выводы рано. Нужно дождаться результатов экспертизы вилки и отчета от судмедэксперта. – Сомов немигающим взглядом уставился на Плеханова. – А как вы узнали, что Олег Павлович не болен?

– Я застал его в неподходящий момент. Он ел колбасу, поэтому был вынужден признаться и просить меня никому ничего не говорить. – Плеханов покраснел. – Не думайте, денег он не предлагал, просто я решил не вмешиваться.

– Хм. А почему ко мне пришли? Ведь вы могли и дальше молчать.

– «Эмбриона» подозревают в убийстве. Он лежит в «Кащенке» только поэтому. Но вину отрицает, говорит, будто оказался на месте преступления случайно.

Милиционер наморщил лоб и оперся руками о стол.

– Любопытно. Как его фомилия?

– Иванов.

Евгений Николаевич поднял трубку телефона и набрал внутренний номер.