СРЕДНЕВЕКОВАЯ ЕВРОПА. ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ - ДЕНИС АБСЕНТИС

Это достаточно обычное и общепринятое описание. Действительно, на галерах находились несколько сотен гребцов, несколько десятков моряков-абордажников и несколько надсмотрщиков с плетками. Если кто-то будет рассказывать, что сотни одичавших гребцов (против только десятков солдат), единственная перспектива которых — скорая смерть, были не прикованы, или что вежливые надсмотрщики во время похода «отковывали» их по очереди и провожали на палубу «для облегчения»… «Не верю!» © Станиславский.

Собственно, это подтверждается наличием на флотах специальной должности «сборщика испражнений» — профоса (переделанного потом в русском языке в «прохвоста»).

«ПРОФОС м. лат. переделано в прохвост, военный парашник, убирающий в лагере все нечистоты» (Толковый словарь Даля).

Таким образом в «испанской каторжной схеме» использования боевых галер присутствовала серьезная проблема, сильно понижающая тактико-технические характеристики судна — с подветренной стороны к противнику незаметно подобраться невозможно. Вонь выдаст и глубокой ночью. Надо было выжидать, пока ветер сменится.

Должность профоса сохранялась и в России. В Морском Уставе Русского Флота 1720 года, являвшимся основополагающим документом, регламентирующем все стороны флотской жизни на протяжении XVIII века мы можем прочитать (Книга 3, глава 21, артикулы 1-3), что на корабле любого ранга имелся один профос, основной обязанностью которого было следить за тем, чтобы нигде не было мусора, нечистот, чтобы все люди оправлялись только в специально отведенных местах (гальюнах), а при обнаружении испражнений немедленно их убирать. Особо он должен быть обращать внимание на то, чтобы веревки и канаты не подвергались бы воздействию нечистот. Второй обязанностью профоса было исполнение обязанностей палача (это значение пришло из голландского profoost — палач). Но схема использования галер в России существенно отличалась.

Здесь, кстати, показательно, как «стандартное представление» о галерах обыграл Петр, выигрывая сражения у шведов. В России каторжники гребли только на «ластовых» галерах, портовых, буксировочных. А на боевых галерах гребли сами солдаты. И на расслабленного противника, полагающего, что он будет иметь сражение с тремя десятками абордажников, вдруг вываливалось три сотни озверевших от гребли солдат с тесаками и кремниевыми фузеями.

Но как бы там ни было, а время галер подходило к концу, их заменяли парусники, проблемы с сортирами на которых были не столь глобальны. На парусных кораблях всех времен и народов сортир обычно располагался на носу. Носовое украшение, неизменно присутствующее на старых красавцах-парусниках, называлось красиво — «ростр» (это и дало название «Ростральным колоннам»), но еще чаще называлось просто: «гальюн». Непосредственно сам «гальюн» представлял собой классическое «очко» — круглое отверстие в настиле на самом носу корабля, сбоку от бушприта, около носовой фигуры. На некоторых кораблях и того не было, была просто площадка для этой цели. Поскольку парусник в плавании по определению повернут кормой к ветру, то запах от туалета на носу, к тому же омываемого волнами, на корабль обычно не попадал. Правда, пользоваться таким открытым туалетом матросам приходилось в любую погоду. В шторм и качку успеть добежать до гальюна — проблема. И эта проблема усугублялась другой — все той же средневековой диареей; зная качество средневековой пищи, можно предположить, что до «очка» матросы часто не добегали, отсюда и растут корни маниакальной одержимости «драить палубу» на флотах.

Смертность среди европейских моряков в средние века была громадной (впрочем, точно как и на берегу). Гибли целые команды кораблей. Из 265 спутников Магеллана вернулось домой только 65 человек, и дело здесь не в стычках с туземцами, во время которых погиб сам Магеллан, а в том, что это было, как пишут энциклопедии, «очень трудное плавание, когда люди питались сухарной пылью, смешанной с червями, пили гнилую воду, ели воловьи кожи, древесные опилки и корабельных крыс». Те же эпидемии, то же плохое питание, что и на «большой земле». Ранее, в 1498 году, Васко да Гама также еле смог закончить свое историческое плавание Индию, потеряв сто матросов из ста шестидесяти человек команды. Заметим — матросы погибли на пути туда, в Индию, в 1495 году; на обратном пути люди не гибли — провизия была индийской, а не европейской. Причиной была цинга, или «морской скорбут», что означает: «рот в язвах», болезнь, которую матросы называли «пагубой моряков». У заболевших распухали и кровоточили десны, расшатывались и выпадали зубы, опухали и болели суставы, тело покрывалось темными пятнами. Впрочем, для европейцев эта болезнь была не в диковинку и знакомы с ней были отнюдь не только моряки — только на промежуток времени с 1556 по 1857 приходится 114 известных больших эпидемий. До XX века никто не знал, что такое авитаминоз и нехватка витамина «С» (от чего цинга и возникает), но как предупредить цингу со временем найдено было эмпирически — как только корабль приставал к земле, где было вдоволь свежих овощей и плодов, на которые с жадностью набрасывались матросы, так цинга и отступала. Мореплаватель Джеймс Кук (1728-79), уже знавший об этом, брал с собой в путешествия запасы морковного и лимонного соков и кислую капусту — так утверждают медицинские статьи о витаминах. (Если вы спросите меня, как Куку удавалось сохранить упомянутые соки в отсутствии «тетрапэков» и не миф ли это — я не знаю. Но я знаю, что Руал Амундсен во время своего первого плавания на шхуне «Йоа» спасал команду от цинги свежей кровью моржей и белых медведей, содержащей витамин «С»). А вот насчет капусты — правда. Кук брал с собой десятки бочек квашенной капусты и записал в дневнике: «Кислая капуста изгоняет болезни из тела. Это средство, спасающее жизнь моим морякам». Хотя это открытием не было. Еще пару тысяч лет до того, отправляющиеся в поход войска римлян непременно брали с собой квашеную капусту, которую хранили в бочках. Просто христианская цивилизация сожгла все античные книги (или делала из них свистульки[4]) и об этом позабыла. Причина смерти моряков Магеллана и Васко да Гама — не столько цинга, сколь христианская религиозная нетерпимость, из за которой цивилизация оказалась отброшенной на полторы тысячи лет.

Чем же питались моряки в плавании? Главный вопрос, который надо было решать — как сохранить пищу в длительном походе. Обычно на кораблях имелись только сухари, галеты да солонина в бочках. То есть то, что можно было хранить. Галеты, кстати — это на самом деле те же сухари, твердые как кирпич и обессоленные, чтобы уравнять избыток соли в солонине. Есть, правда, история с живыми консервами — на Сейшелах моряки набирали больших черепах. Они были неприхотливы, копошились себе в трюме. Так их и подъели почти. Но все же первые «консервы» были заимствованы европейцами у северо-американских индейцев в XVI веке, и назывались индейским словом «пеммикан». Это была походная пища индейцев — затвердевшая паста из высушенного на солнце и истолченного в порошок бизоньего или оленьего мяса, ягод, кленовой патоки или жира. Европейцы технологию упростили и просто мешали говядину с жиром (только в XX веке установят, что длительная пеммикановая диета вредно сказывается на органах пищеварения и обмене веществ).

Попытки научиться консервировать пищу тем временем не прекращались. Самоотверженные исследователи даже гибли на этом поприще науки. Так в XVII веке английский философ и лорд-канцлер Англии Фрэнсис Бэкон умер от воспаления легких, простудившись, когда набивал снегом куриную тушку, изучая действие холода как средства для консервирования мяса.

Сознавая необходимость добиться долговременной сохранности пищи, Наполеон в 1795 году учредил премию в 12000 франков тому, кто научится консервировать. Только в 1809 г. премия досталась французскому кондитеру по имени Никола Франсуа Аппер, который изобрел консервы в жестяных банках и издал книгу «Искусство консервирования растительных и животных субстанций на долголетний период». Консервы стали производить все, кому не лень, причем на всех флотах, включая коммерческий, их сразу стали называть «дохлый француз». В 1844 году в Галаце в одной из банок и вовсе нашли человеческий палец.

В современных словарях пишется, что галеты делаются из пшеничной муки. Кажется более чем сомнительным, что галеты всегда делались из пшеницы — если знать о постоянном голоде в Европе. Ржаной муки не хватало, не то что пшеничной. Да и в холоде «малого ледникового периода» теплолюбивая пшеница выживала минимально. И эти сомнения оправданны. Дело в том, что теперь галеты, применяемые в экспедициях, действительно делают из пшеничной муки, а о более старых галетах мы можем узнать из «Объяснительного морского словаря» известного русского капитана дальнего плавания В. В. Бахтина, изданного в Санкт-Петербурге в 1874 году: «Галета — сухарь из ржаной или пшеничной муки, употреблявшийся на кораблях военного парусного флота при отсутствии хлеба». Можно также раскопать указ 1894 г., которым предписывалось в норвежском флоте «в целях улучшения питания личного состава, вместо ржаных сухарей выдавать белый хлеб». А еще раньше в Европе о пшенице никто и не вспоминал. Так что основной пищей в море по прежнему оставался черный хлеб. Как и на суше, он был едой практически сакральной: