Герой дня - Кипхардт Хайнар

Цимеру даже пиво казалось безвкусным. Считая, что его обошли, он ломал голову, как бы вывернуться из неудачной ситуации, и в конце концов решил извиниться перед Рудатом сразу после того, как Вилле прицепит ему эту штуковину. Тяжко, но ничего не поделаешь.

Едва мотоцикл Муле выскочил на луг, рота и футбол бросила, и про вшей забыла. С криками «гип-гип ура!», как приказывал Вилле, полдюжины солдат кинулись к коляске и на плечах понесли Рудата к условленному месту, где уже собрались остальные. Два шутника изображали оркестр, еще несколько затянули под их музыку песню старой роты, которая на страх врагу не знает поражений или что-то вроде того. Потом кто-то крикнул «смирно!», и песня смолкла. Появился Вилле. Медленно подошел ближе и наконец остановился перед Рудатом, на которого опять нахлынуло прежнее беспокойство, ощущение оторванности от мира и необъяснимый страх. Вилле дал команду «вольно» и начал заготовленную речь, глядя на Рудата, грязного, неподвижного, измученного, но не выпускающего из рук пулемет. Растроганный этим зрелищем, Вилле преисполнился симпатии к Рудату и решил говорить без бумажки. Вообще-то обер-лейтенант собирался произнести остроумную и понятную речь, но вдруг заговорил о новом человеке, которого рождает наш век, о солдате-фронтовике, прошедшем сквозь огонь сражений и изведавшем глубины страдания, закаленном и неколебимом, поднявшемся над моралью и взявшем в свои крепкие руки будущее, сиречь творящем историю. Нужно [93] только научиться распознавать этого нового человека, сущность его раскрывается в тысячах неприметных героических поступков безвестных германских воинов, и в лице Рудата он, Вилле, воздает должное не просто всей роте, но и многим тысячам безымянных, серых и грязных солдат, которым не пели песен и деяния которых суть новая сага и новая одиссея. Солдаты скучали и украдкой поглядывали на часы. Вилле говорил тихо и проникновенно, круглыми фразами расписывая Рудатов характер и заслуги, пытаясь установить с ним чисто человеческий контакт. Не забыл он и Пёттера и, прежде чем продолжить речь, снял фуражку.

Рудат смотрел на Вилле: как хитро он зачесывает свои светлые, прямые волосы, прикрывая зачатки лысины. Отметил, что обер-лейтенант надел чистое белье, и даже как будто почувствовал запах духов. Смотрел, как Вилле продолжает говорить, переступает с ноги на ногу, принимает изящные позы, как он улыбается, щеря ровные мелкие зубы. Потом скользнул взглядом в сторону и задержался на взводном Цимере, который, вытянувшись в струнку, стоял чуть позади. А дальше за Цимером - Требловка и дымящиеся развалины школы и машинного сарая. Резкий, как у кастрата, голос Вилле проникал ему в мозг - так вонзается в уши неумолчный собачий лай или уличный шум, - и голос этот возглашал, что за геройское поведение в Требловке старший рядовой Рудат произведен в унтер-офицеры и награжден золотым Германским крестом. Вилле щелкнул пальцами. К нему подскочил Муле с унтер-офицерскими погонами и коробочкой с орденом, а шутники грянули туш. Рудат смотрел, как Вилле открывает футляр и растроганно улыбается ему, Рудату, и Муле тоже ухмыляется своими тусклыми рыбьими глазами, и Цимер, чуть склонив набок багровую физиономию, шевелит толстыми губами, точно заучивает устав. И только в эту минуту он осознал, что это не бред и не шутка, что он, Рудат, в самом деле их герой и что чествуют они его заслуженно. Он шевельнулся, словно желая убедиться в истинности невероятного, и глаза его - единственное живое пятно на застывшем лице - наполнились ужасом. Тех троих это как будто даже развеселило и еще усилило их симпатии: ведь скромный храбрец, судя по всему, никак не мог постичь, какая великая честь выпала на его долю. Рудат смотрел, как их улыбки становятся все шире, как Вилле торжественно шагает к нему на фоне голубого неба… Но вот их лица стерлись, а перед глазами возникли лица партизан на сожженном бункере, распухшие и неузнаваемые, в середине Таня… окровавленные губы шевелятся… тарахтит пулемет… Пулемет, который был в его руках. Палец лежал на гашетке. Рудат слегка откинулся назад, чтобы погасить отдачу, ствол пулемета молотил по ребрам. Он видел, как посерело изумленное лицо альбиноса Вилле, как Вилле рухнул, как следом за ним упал Цимер, потом очередь прошила отскочившего в сторону Муле, а он все стрелял, пока не кончилась лента.

Вечером шестого мая 1943 года в помещение для ареста при дивизионном военно-полевом суде в С. был доставлен молодой солдат. Арестованный находился в состоянии, напоминающем ступор, он неподвижно лежал на носилках и ни на что не реагировал. Глаза были открыты, но он не говорил, и все попытки вступить с ним в контакт закончились неудачей.

Этот солдат, удостоенный за беспримерную храбрость Германского креста в золоте, застрелил при вручении награды командира роты, взводного и одного из рядовых. Поскольку достоверные мотивы поступка не выяснены, дивизионный врач до начала судебного разбирательства направил подследственного в К. в отделение военной психиатрии для установления его вменяемости.