Миры Пола Андерсона. Т. 14. Терранская Империя - Пол Андерсон

— Куэнна. — Та втянула голову и встопорщила перья, тщетно пытаясь изобразить независимость.

Аринниан не мог придумать предлога, чтобы уйти. Они с Табитой сели за столик, постаравшись устроиться поудобнее.

Когда к ним подъехал робот, они заказали густое, крепкое новоафриканское пиво.

— Как ветер дует? — спросила Табита, затянувшись трубкой.

— Хорошо — я бы желал для тебя такого же, — учтиво ответил Водан. И обратился к Аринниану с чуть наигранным, но тем не менее искренним энтузиазмом: — Ты, конечно, знаешь, что последние несколько недель я провел на учениях.

«Да. Эйат не раз говорила мне об этом».

— Сейчас мне дали короткий отпуск. Мой корабль требует мастерства. Я расскажу тебе о нем. Это новый торпедоносец, похожий на терранский «метеор» — красавец, стальное копье! Я был горд украсить его тремя золотыми звездами.

«Эйат» значит «три звезды».

Водан продолжал говорить. Аринниан взглянул на Табиту. Она и Куэнна смотрели друг другу в глаза. Перья ифрианки то топорщились, то опадали — даже он понимал этот немой язык.

«Да, дорогуша, длинная желтая пешеходка, я такая, какая есть, а кто ты, чтобы задирать передо мной свой и без того вздернутый нос? Кем еще могла я стать, если, как только выросла, поняла, что любовный жар приходит ко мне, стоит только подумать о нем — и значит, нет мне другого места во всей Вселенной? Да, да, все это я уже слышала: лечись, мол… Так вот, добрая ты душа, в чотах не любят больных, и я не прошу ни у кого помощи. У Куэнны свой курс, получше твоего — а ведь ты такая же, как я, так ведь, человечица?»

Табита подалась вперед, погладила тощую лапку, не боясь когтей, улыбнулась, глядя в покрасневшие глаза, и прошептала:

— Хорошей погоды тебе, девочка.

Пораженная Куэнна отпрянула. На мгновение показалось, что она бросится на девушку, и Аринниан потянулся к ножу. Но она сказала Водану:

— Уйдем-ка лучше.

— Не сейчас. — Ифрианин неплохо скрывал свое смущение. — Одним только тучам известно, когда я теперь увижу своего брата.

— Пошли, — тихо повторила она. Аринниан уловил легкий мускусный запах. Ифрианин за соседним столиком встопорщил гребень и повернул к ним голову.

Аринниан мог себе представить, чего сейчас хочется Водану: прогнать ее, обругать, ударить, только что не убить — ведь она безоружна. Но все это было бы уступкой — даже не традиции, а простым приличиям.

— Нам тоже пора — вот только допьем свое пиво, — сказал он. — Я рад, что встретил тебя. Попутного тебе ветра. — Водан испытал явное облегчение. Он вежливо попрощался и отлетел вместе с Куэнной. Город поглотил их.

Аринниан не знал, что сказать. Он был благодарен за то, что здесь так темно: лицо у него пылало. Он смотрел в сторону. Наконец Табита мягко сказала:

— Бедная пропащая душа.

— Кто, ночная летунья? — вдруг взорвался он. — Я таких и раньше знал. Дегенератки с преступными замашками. Счастье, если Водану не перережут горло в той грязной дыре, куда она его заведет. Я знаю, как это бывает. Он летал здесь одинокий, не зная, чем заняться — горец, который, может, и не видывал таких, как она. Она подвернулась, напустила феромонов, чтобы его возбудить — ух!

— Тебе-то какая печаль? Ну да, он твой друг, но не думаю, чтобы это жалкое существо было способно на что-то большее, чем выманить у него немножко денег. — Табита глотнула дым. — Знаешь, — сказала она, — это наглядный пример культурной отсталости ифриан. Человеческие идеи подействовали на них до определенной степени, и теперь они не умерщвляют тех, кто отклоняется от нормы. Но медицина у них на нуле — они не развивают ее ни ради реабилитации, ни ради простого милосердия. Когда-нибудь…

Он почти не слушал ее.

— Водан должен жениться на Эйат, — сказал он, стиснув зубы.

— Да? — подняла брови Табита. — На той, о которой ты мне говорил? А тебе не кажется, что она порадовалась бы тому, что он немножко развлекся и забылся?

— Нет, не кажется! Она слишком чиста. — Аринниан осекся и подумал: «Может, рискнуть? Мне тоже не помешало бы забыться». — Но если ты относишься к этому так легко, — буркнул он, — может, займемся тем же самым?

Она устремила на него долгий взгляд. Молния сверкнула ближе, и раздался тяжелый раскат. Аринниан остыл, и ему стоило труда не отводить глаз и не ежиться.

— Ты злишься, да, Крис? — усмехнулась наконец она. — Но и надеешься тоже.

— Прости, — выдавил он. — Я н-не хотел проявлять неуважения. Я сказал это к примеру — чтобы ты поняла, почему я так расстроен.

— Я могла бы возмутиться, — улыбнулась она скорее сочувственно, чем игриво, — если бы не знала, что ты сказал это вовсе не к примеру. Отвечаю: нет, спасибо.

— Я так и думал. Мы, птицы… — Он не договорил, уставился в свою кружку и осушил ее одним глотком.

— Кто это «мы»?

— Ну… наше поколение, скажем…

Она кивнула, и ее волосы отразили слабый свет.

— Понимаю, — серьезно сказала она. — Мы неразборчивы, как каккелаки, и не слишком уважаем своих партнеров, но не трогаем птиц другого пола. Ты умный парень, Крис; авалонцы не склонны к самоанализу, но ты-то должен понимать, почему это происходит. Разве тебе не хочется иметь жену, детей?

— Конечно, хочется. Очень.

— Я уверена, почти всем этого хочется. И почти все птицы прошлых поколений завели семьи, поняв наконец самих себя. Но нашу ситуацию не назовешь универсальной. Мы, птицы, действительно отличаемся от других людей тем, что не терпим любопытства к себе. Поэтому статистических данных о нас нет. Да и сама проблема вышла наружу лишь потому, что теперь все валом повалили в чоты. А твой личный опыт, Крис, невелик. Скольких птиц из многих тысяч ты знаешь настолько близко, чтобы иметь доступ в их личную жизнь? Тебе надо поближе изучить своих сородичей — тем более что мы, птицы, хорошо научились разгадывать мимику лица и тела. — Трубка Табиты погасла. Она выбила ее и сказала: — Говорю тебе — твой случай не столь типичен, как ты думаешь, и не столь серьезен. Но мне очень хотелось бы, чтобы разумные во всем прочем люди, уходя в птицы, не тратили жизнь на то, чтобы победить свою природу.

В нем снова проснулся гнев. Кто она такая, чтобы поучать его?

— Погоди-ка…

Табита допила свое пиво и поднялась:

— Я иду к себе в отель.

— Как? — опешил он. Она взъерошила ему волосы.

— Прости. Но боюсь, что если мы сейчас не расстанемся, то здорово поцапаемся. А я слишком хорошо к тебе отношусь. Встретимся в другой раз, если захочешь. А теперь я залезу в постель и закажу в Центральной библиотеке что-нибудь из Гомера.