Мерзость - Дэн Симмонс

— О, Дики… Дики… — произносит леди Бромли и обеими руками сжимает мозолистую ладонь Дикона. — Так чудесно снова видеть тебя здесь. Кажется, только вчера твоя мать привозила тебя к нам, чтобы поиграть с Чарльзом… и как вы, старшие, раздражались, когда маленький Перси пытался к вам присоединиться!

Мы с Жан-Клодом осмеливаемся обменяться вопросительными взглядами. Дики?!

— Я очень рад нашей встрече, леди Бромли, но также глубоко опечален обстоятельствами, которые снова свели нас вместе, — отвечает Дикон.

Леди Бромли кивает и на секунду опускает наполнившиеся слезами глаза, но затем улыбается и снова поднимает голову.

— Чарльз очень сожалеет, что не может сегодня поздороваться с тобой — как ты знаешь, здоровье у него совсем неважное.

Дикон сочувственно кивает.

— Тебя же тоже ранило на войне. — Леди Бромли по-прежнему держит ладонь Дикона, одна ее рука сверху, другая снизу.

— Легкие ранения, давно зажили, — говорит Дикон. — Не сравнить с отравлением газом, как у Чарльза. Я тысячу раз вспоминал о нем.

— И спасибо за письмо с соболезнованиями, оно было очень милым, — тихо произносит леди Бромли. — Но я невежлива… пожалуйста, Дики, представь меня своим друзьям.

Знакомство и короткий разговор проходят гладко. Леди Бромли на хорошем французском обращается к Же-Ка, и я могу разобрать, что она выражает восхищение, что такой молодой человек пользуется известностью как превосходный гид по Шамони, а Жан-Клод отвечает ей своей самой широкой, лучезарной улыбкой.

— И мистер Перри, — произносит она, когда приходит время повернуться ко мне, и грациозно берет в свои руки мою неловко протянутую ладонь. — Даже в своей деревенской глуши я слышала о Перри из Бостона — прекрасная семья.

Запинаясь, я бормочу благодарности. Я происхожу из очень известной и старинной семьи «бостонских браминов», и вплоть до предпоследнего поколения — историю семьи можно проследить до 1630-х — члены семьи были известными торговцами и профессорами Гарварда, а несколько смельчаков отличились на полях сражений, таких как Банкер-хилл и Геттисберг.

Но увы, «брамины» Перри из Бостона теперь почти разорены. Хотя уменьшающееся состояние не мешало моим родителям называть футбольный матч между Гарвардом и Йелем просто «матчем», а за скромными рождественскими покупками приходить в центр города, в семиэтажный магазин «С. С. Пирс Компани», который обслуживал такие семьи, как наша, с 1831 года. Нет, поначалу приближающаяся бедность даже не помешала мне наслаждаться лучшими частными школами, а также теннисными кортами и лужайками Бруклинского загородного клуба (который мы, естественно, называли просто «клубом», словно он был единственным в мире), а моим родителям — оплачивать мое обучение в Гарварде на протяжении всех лет, что окончательно истощило ресурсы семьи. Поэтому я мог посвящать каждую свободную минуту и все летние каникулы в колледже своему увлечению, вместе с друзьями карабкаясь по скалам и покоряя вершины, не думая о расходах. И когда я получил в наследство от тетки 1000 долларов, то даже не подумал отдать их родителям, чтобы помочь оплатить счета — в том числе мои, — а потратил их на то, чтобы провести год в Европе, лазая по Альпам.

— Садитесь, пожалуйста, — обращается ко всем нам леди Бромли.

Она перешла на противоположную сторону низкого столика и устроилась в удобном кресле с высокой спинкой. Тут же, словно по команде, появляются три горничных — или еще какие-то служанки — с подносами с чайником, старинными фарфоровыми чашками и блюдцами, серебряными ложками, серебряной сахарницей, серебряным молочником и пятиярусной сервировочной подставкой с маленькими пирожными и печеньем на каждом ярусе. Одна из служанок предлагает налить чай, но леди Бромли говорит, что справится сама, а затем спрашивает каждого — за исключением «Дики», который, как она помнит, добавляет в чай немного сливок, дольку лимона и два кусочка сахара, — с чем мы будем пить чай. Я отвечаю: «Просто чай, мэм», — что звучит довольно глупо, и в ответ получаю улыбку и блюдце с чашкой чая без сливок, лимона или сахара. Ненавижу чай.

После нескольких минут светской беседы, в основном между Диконом и леди Бромли, хозяйка наклоняется вперед и отрывисто говорит:

— Давай обсудим другое твое письмо, Дики. То, что я получила через три недели после милой открытки с соболезнованием. То, в котором говорится, что вы втроем отправляетесь на Эверест на поиски моего Персиваля.

Дикон прочищает горло.

— Возможно, это было самонадеянным, леди Бромли, но обстоятельства исчезновения лорда Персиваля вызывают много вопросов, а ответов на них нет, и я подумал, что могу предложить свои услуги в попытке разгадать загадку, окружающую тот несчастный случай… падение, сход лавины… что бы там ни произошло.

— Да, что бы там ни произошло, — повторяет леди Бромли. Голос ее звучит резко. — Ты знаешь, что тот немецкий джентльмен, который был единственным свидетелем так называемой «лавины», унесшей Перси и немецкого носильщика, — герр Бруно Зигль, — даже не отвечает на мои письма и телеграммы? Он отправил мне одну невежливую записку, в которой утверждает, что ему больше нечего сказать, и упорно молчит, несмотря на требования Альпийского клуба и «Комитета Эвереста» сообщить дополнительные подробности.

— Так нельзя, — тихо говорит Жан-Клод. — Родные должны знать правду.

— Я не до конца убеждена, что Персиваль погиб, — продолжает леди Бромли. — Возможно, он ранен и потерялся в горах, едва живой, или ждет помощи в какой-нибудь близлежащей тибетской деревне.

«Вот оно, — думаю я. — Безумие, которым хочет воспользоваться Дикон». Меня начинает подташнивать, и я ставлю на стол блюдце с чашкой.

— Я понимаю, джентльмены, шансы на это — что мой Перси все еще жив — крайне малы. Я все понимаю. Я живу в реальном мире. Но разве без спасательной или поисковой операции можно быть уверенным? Жизнь юного Персиваля была такой… такой приватной… такой сложной… В последние годы я почти ничего не знала о нем. И теперь чувствую, что должна, по крайней мере, узнать подробности его смерти… или исчезновения. Зачем он вообще отправился в Тибет? Почему именно на Эверест? И почему он был с тем австрийцем… мистером Майером… когда погиб?

Она умолкает, и я вспоминаю все, что слышал о молодом лорде Персивале Бромли, — охотник за удовольствиями, азартный игрок, человек, который много лет провел в Германии и Австрии, вечный скиталец, приезжавший домой, в Англию, с редкими визитами и живший в самых роскошных номерах лучших европейских отелей. Ходили слухи (правда, у меня не хватило смелости спросить об этом у Дикона), что он был содомитом, клиентом немецких и австрийских борделей для мужчин, любителей подобных развлечений. Приватная, сложная… да, жизнь, заполненную такими занятиями и увлечениями, можно назвать приватной и сложной, не так ли?

— Перси был очень хорошим спортсменом… ты должен это помнить, Дики.

— Помню, — говорит Дикон. — Это правда, что Персиваль должен был выступать за Англию в гребле на Олимпийских играх 1928 года?

Леди Бромли улыбается.

— В его возрасте — за тридцать — это звучит странно, правда? Но именно таким был план Перси: поехать на девятые Олимпийские игры в Амстердаме и войти в состав команды гребцов. Ты же помнишь его успехи в гребле, когда он учился в Оксфорде. Он поддерживает… поддерживал… прекрасную физическую форму и тренировался с английскими олимпийцами, когда приезжал домой. Он тренировался также в Голландии и Германии. Но гребля — лишь один из видов спорта, в которых успешно выступает… выступал Перси.

— У него был большой опыт восхождений, когда он отправился на Эверест? — спрашивает Дикон. — Я давно не общался с Персивалем.

Леди Бромли улыбается и наливает еще чаю каждому из нас.

— Больше пятнадцати лет занятий альпинизмом в Альпах с лучшими гидами и со своим кузеном. — В ее словах слышится гордость. — С юного возраста. Покорил все пять вершин Гранд-Жорас, в том числе поднялся на самую высокую и сложную — кажется, она называется Пойнт-Уокер — еще в двадцатилетием возрасте. Разумеется, Маттерхорн. Пиц-Бадиль…

— С юга? — перебивает Дикон.

— Не уверена, Дики, но, кажется, да. Кроме того, Перси со своим гидом совершили… как это называется… длинный горизонтальный переход во время восхождения?

— Траверс? — подсказывает Жан-Клод.

— Oui. Merci, — благодарит леди Бромли. — Перси и его гид прошли траверсом по Монблану от хижины Дом до Гран-Мюль во время, как он выразился, летней бури. Я помню, как он писал о прохождении Гран-Комбен — не знаю, что это, — за очень короткое время… Перси в основном описывал открывающийся с вершины вид. У меня сохранились его открытки, в которых он рассказывает о… траверсе, да, это так называется… Финстераархорна и об успешном восхождении на Нестхорн. — Она печально улыбается. — Все годы, когда Перси занимался опасными видами спорта, в том числе альпинизмом, я провела много тревожных часов, разглядывая в нашей библиотеке эти горы и вершины.