Святая святых женщины - Валентина Немова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда пришла грузовая машина (рано утром) мама пекла блины и зазывала меня громким голосом завтракать. Я же, встав с постели, укладывала свои шмотки. Придя на кухню, увидела, что там возится Лида, переставляя с места на место еще не упакованную нехитрую мамину утварь: кастрюльки, сковородки и прочее. Я удивилась: почему все это до сих пор не готово к перевозке? Сестра сказала:
— Этого добра у нас у самих дополна. Корчаги эти лучше здесь оставить. Авось новым жильцам пригодятся. Они вроде небогатые.
Я не стала возражать Лиде: она же будет хозяйкой в новой квартире, значит, ей и решать этот вопрос. Дальнейшее показало, что зря я позволила сестре распоряжаться. Это же было мамино имущество, и у нее обязательно нужно было спросить разрешение, прежде чем что-то выбрасывать. Сколько делаем мы, те, кто помоложе, бестактных поступков, общаясь со старшими, как часто, сами того не сознавая, обижаем их.
Я помогла маме одеться, и мы потихоньку стали спускаться. Одной рукой я поддерживала ее, в другой сжимала ручку своего кожаного портфеля бежевого цвета, до отказа набитого моими рукописями. Больше всего я боялась, как бы не лишиться его во время переезда, и не собиралась выпускать из рук. Но кто-то из тех, кто носил вниз мамины пожитки, обгоняя нас с нею уже на самом выходе из подъезда, выхватил у меня мою драгоценную ношу и, думая, наверное, что оказывает мне услугу, вместе со своей забросил в кузов трехтонки. Так это неожиданно и быстро произошло, что, растерявшись, я не успела и рта раскрыть.
"Ничего, — подбодрила я себя, — сяду в кабину этого автомобиля и прослежу, чтобы чемоданчик мой в чужие лапы больше не попал". Но и это намерение осуществить мне не удалось.
Когда погрузка была окончена и надо было уже трогаться в путь, брат Родиона Алексей (он прикатил к старому маминому дому в собственных "Жигулях" и руководил грузчиками) предложил мне сесть в его "тачку". Я стала отказываться, не называя, конечно, причины своего отказа, и просить, чтобы мне дали место в кабине другой машины. Алексей спросил у меня:
— А ты знаешь, как надо ехать?
Мне было известно, где находится дом, в который переезжали Юдины и мама, но как подъехать к нему в грузовике, которому ведь не по всем улицам города разрешен проезд, заблаговременно выяснить я не догадалась, в чем и пришлось мне сейчас признаться.
— Ну вот, — смущенно улыбнулся Алексей, как будто в чем-то провинился передо мной или собирался провиниться, — водитель трехтонки тоже в этом ни бум-бум, так что….
Не стала я выяснять, где они с Родионом выкопали этого незнайку. Забралась в легковушку и села рядом с мамой, чем она осталась очень довольна. В пути я то и дело посматривала в зеркало заднего вида, в котором отражалась Лешкина физиономия. И восхищалась про себя его красотой. Он лет на пятнадцать моложе Родиона и еще привлекательнее, чем тот. Настоящий Ален Делон. Всю дорогу размышляла, как это могло случиться, что у таких страховидных супругов (длинноносой матери и курносого отца) родились такие симпатичные, как на подбор, дети….
Вот мы и подъехали к новому маминому дому. Тут уже стояли два грузовика. Один — тот, в котором везли мамин скарб (ума не приложу, как "наши" "Жигули", которые мчались по прямой "от" и "до" и не попадали ни в какие пробки, оказались в хвосте у грузовика, которому ведь пришлось петлять), другой — с имуществом Юдиных. Из первого уже вытащили нехитрую мамину мебель и тюки с одеждой и постельными принадлежностями. Все это расставили и разбросали на площадке перед подъездом. Вещи никто не караулил. Мне сразу бросилась в глаза мамина пуховая шаль, раскинутая на диван-кровати. Не мешкая, сгребла я этот платок, подхватила свой, к счастью, не опустевший портфель, который тоже долго не пришлось искать — он, выражаясь словами детской сказки, "так и прыгнул мне в руки", подняла за ножку валявшуюся на асфальте табуретку, прижала все это к себе и, стараясь не споткнуться, понесла в дом. Мама, по собственной инициативе, задержалась на улице — стеречь свое "приданое", как она выразилась.
Новая мамина квартира мне очень понравилась. Две большие комнаты, третья — поменьше. Все отдельные. Самая просторная, та, что на солнечной стороне, — с балконом. В нее и стали таскать мамино барахлишко. Когда перли полированный шифоньер, сломали вставленное в его дверцу зеркало (плохая примета). Узлы, ковры, дорожки свалили в одну кучу. Лида уже крутилась возле газовой плиты и готовила закуску для тех, кто откликнулся на просьбу Юдиных подсобить им во время переезда. Таковых набралось много, в основном мужики. Примчалась мать Родиона и Алексея и давай подгонять меня, чтобы пошустрей шевелилась и не отсиживалась, когда другие мотаются туда-сюда. Но моя мама бросилась за меня заступаться:
— Она плохо себя чувствует. Уже набегалась в старом доме: с пятого и на пятый. — Здесь, слава Богу, был второй этаж.
В этот день у тех, кто съехал с квартиры, которую заняли Юдины и мама, пропала женская норковая шляпа. Была она упакована или нет — не знаю.
Как пировали, "обмывая новое жилье", описывать не стану. Скажу только: без инцидента не обошлось. Отличилась на сей раз младшая сестра Родиона — Ирина. Женщина лет сорока, с красивым, но вечно хмурым лицом. Несмотря на свою сравнительную молодость, она успела, выйдя замуж за вдовца намного старше ее, "поднять" троих его детей, от чего, естественно, сильно устала и, хотя они были уже взрослые и жили не с родителями, прийти в себя никак не могла. Это было заметно по тому, как она относилась к своему супругу: обрывала на каждом слове, диктовала ему каждый шаг, нисколько не стесняясь посторонних, и не только не смущалась, грубость свою демонстрируя, но вроде даже гордилась тем, что он, преисполненный благодарности за все хорошее, что она для него сделала, безоговорочно ей подчиняется.
Наверное, это было в крови у Юдиных — самоутверждаться, третируя близких. Родион унижал Лиду, превратив ее в безгласное существо, Светлана — Михаила, Ирина, как я уже сказала, Рафаэля. И шло это стремление? давить других? от отца, мужа Стюры, который в свое время, будучи не в духе, так гонял ее, что ей, бедняжке, приходилось частенько прятаться от этого лиходея в доме у соседей. Что только ни творил этот бес! Мог перевернуть бочку с солеными помидорами и растоптать все, мог повышибать окна во всех комнатах. И все это на глазах у детей, которым, между прочим, тоже доставалось, особенно старшему сыну — Родьке. Может быть, поэтому он самый бешеный из отпрысков этого монстра, Федора Юдина. Алексею, как младшему, жилось легче, возможно, поэтому он вырос совсем другим — мягким и покладистым с женою. Или просто она, имея твердый характер, сумела его вовремя "укоротить".
Так или иначе, и те, кто тиранил других в этом семействе, и те, кто пасовал перед ними, были очень дружны между собой. Хороводились постоянно и во всех предприятиях, благовидных и нет, действовали сообща.
Надо сказать, что главным командиром, мозговым центром у Юдиных, с тех пор, как ушел из жизни этот супостат Федор, сделалась его жена, которая больше всех натерпелась от его свирепости. Кстати, она до сих пор жива, хотя ей уже больше 90 лет. Зовут ее теперь и внуки, и правнуки, и дети бабой Стюрой. Ни одного дела никто из них не начинает, не получив на это от нее "добро". Учит она своих наследников в основном тому, как обогащаться за счет чужих людей, а потом сухими выходить из воды.
Уверена была я, что это сплоченное семейство, захватив мамину квартиру, попытается оттяпать у нас и сад. И обрабатывать, стараясь добиться своего, будут не только маму, но и меня, поскольку известно же всем, кому она собирается передать эту свою собственность. Чувствовала я, что уже в день переезда кто-нибудь из Юдиных пристанет ко мне с разговором на эту щекотливую тему. Но не знала — кто. Оказалось — Ирина, младшая сестра Родиона, на праздник к которой поскакал "наш проказник" 19 июля вместо того, чтобы прийти в сад и поработать. За столом мы очутились с нею рядом. Произошло это, конечно же, "случайно". Собеседование со мной она начала с вопроса:
— Почему ты не пришла ко мне в гости, ведь обещала же?
Я ответила. Она согласилась с тем, что причина уважительная, и стала вполголоса ругать Родьку за то, что он, такой-сякой, лодырь окаянный, не помог мне освободиться пораньше.
Мы с Ириной никогда прежде не ссорились, но и не дружили. Породнились уже давненько, но в гости к себе позвала она меня в первый раз. С чего бы это вдруг? — наконец-то возник у меня в голове вопрос. С того самого, — сказала я сама себе, отвечая на этот вопрос, — чтобы подобраться поближе к тебе. Ей, стало быть, поручена эта миссия — выцарапать у нас с мамой сад. Родион ведь уже вышел у нас из доверия, мозги нам запудрить ему не удастся, а Ирина, ничего плохого нам не сделавшая, еще может на что-то рассчитывать. Юдины думают, наверное, что сад уступим мы им добровольно, как отдали квартиру, как две доверчивые дурочки. Ирина уж точно надеется на наше легкомыслие и разговаривает со мной, как с глупенькой. Знает, что я злюсь на Бродьку, и делает вид, что тоже на него гневается. Бранит, чтобы мне угодить. Считая меня честным, принципиальным человеком, подделывается под меня, женщина-хамелеон. В душу пролезть, потом сделать гадость. Так же ведь и Родион действовал, домогаясь квартиры. Чувствуется одна школа. Но ведь дал же тогда он нам урок! И не один! Неужели же мы с мамой опять прошляпим?! Насторожившись, я ждала, что красотка эта дальше скажет. И вот что она мне выдала: