Сестрички с Севера - Шэн Кэи

В горле у него заклокотало, как у петуха, который хочет курицу и подскакивает на обеих ногах, собираясь на нее вскочить.

– Ну совсем насмешили! Да меня ваша жена убьет!

Начальник Чжань решил, что Цянь Сяохун согласилась и просто обдумывает предложение, нахально ущипнул ее за зад, приговаривая:

– Ты такая аппетитная, просто сил нет! Очень сексуальная!

Цянь Сяохун не успела увернуться, но ругаться было вроде как нехорошо, и она с деланым видом спросила:

– А если хозяйка узнает, не будет скандалить с вами?

– С чего вдруг? У нее есть салон, который приносит немалые деньги, она мне не указ! Ха-ха!

Цянь Сяохун все глаза высмотрела, так ждала, чтобы поскорее появилась Ли Сыцзян, но при этом думала: «А что если подруга заодно с господином Чжанем? Вон он уже за задницу щиплет, а дальше понятное дело: если сегодня его не ублажить, то опять придется собирать вещи и переезжать на новое место».

– Ох, господин Чжань, вы впрямь очень напористый. Давайте я вам анекдот расскажу!

Но Цянь Сяохун не знала никаких анекдотов, только собиралась от балды сочинить что-нибудь, как из-за выступа появилась голова Ли Сыцзян и раздался крик:

– Замучилась в гору лезть! Тут хоть красиво?

За головой показалось и туловище.

– Красиво! Ли Сыцзян, ты где была? Почему так долго?!

Кунь по-прежнему просил А-Цин помыть ему голову и сделать массаж. А-Цин дорожила такой возможностью и каждый раз работала с особым усердием. Она чаще молчала и лишь изредка улыбалась, да и то не показывая зубов. Прыщей у нее стало еще больше, они расползлись со щек по всему лицу и освоили новый район на лбу. А-Цин почти отчаялась, и единственным, что еще как-то внушало ей надежду, были визиты Куня, когда он просил ее помыть голову и сделать массаж. Когда она мыла голову Куня, то выглядела веселой, хотя в ее веселости сквозила тоска. Она хранила все чувства глубоко внутри.

Вяленые сливы закончились, а Ли Сыцзян по привычке шевелила губами, глядя, как А-Цин так и сяк разминает Куню голову. Девушка не знала, к кому из них лежит его сердце.

Последние несколько дней клиентов в салоне поубавилось, так что после ухода Куня в салоне остались Цянь Сяохун, Ли Сыцзян и А-Цин и каждая занялась своими делами. А-Лин в конце концов раскрутила старикана, добилась желаемого и сама стала начальницей. Случившееся с А-Лин сильно повлияло на всех девушек. Особенно заметно изменилось настроение А-Цин. Она всегда посмеивалась над тайваньским стариком, однако А-Лин в конце концов стала хозяйкой кафетерия. Разумеется, если бы А-Цин удалось выйти замуж за Куня, то она утерла бы нос А-Лин. Ли Сыцзян думала почти о том же, но кто знает, о чем думал сам Кунь.

Инженер Сы так и не показывался, и Цянь Сяохун поняла, что он прячется от нее. Она один раз ходила к нему, но ее не пустил охранник. Взгляд у охранника был очень язвительным. Разумеется, если бы Цянь Сяохун постаралась, то охранник согласился бы пропустить ее. Вот только девушка совсем упала духом. Ну, придет она к инженеру Сы, а дальше что?! Она каждый день наслаждалась танской поэзией и при этом думала об инженере Сы. Но этой гребаной духовной пищей голод не утолишь, и Цянь Сяохун чувствовала себя полуживой. Так продолжалось уже давно, Цянь Сяохун приняла решение забыть инженера Сы и в результате полюбила танскую поэзию, по поводу и без повода цитировала стихи, чем ужасно веселила Ли Сыцзян.

Ли Сыцзян больше не ночевала в парикмахерской, но лишь Цянь Сяохун знала, что подруга сожительствует с Кунем. Поблизости сдавали по дешевке металлические хибарки. Поговаривали, что летом стены лопаются от жары, а внутри настоящая парная. Цянь Сяохун несколько раз ходила к ним в гости. В комнате не пахло спермой, зато вокруг дома текли сточные воды и расхаживали бомжи. В помещении не было мебели, одну кровать использовали для сна, а на второй лежала одежда и всякие предметы быта, а между ними оставался крошечный кусочек пола, достаточный, чтобы разойтись двум людям. Ли Сыцзян худо-бедно обустроила свое гнездышко.

Однажды днем А-Цин прилегла поспать, Цянь Сяохун и Ли Сыцзян лузгали арахис и болтали. И тут в салон ворвались два парня в черных очках.

– Господа, помыть вам голову? – широко улыбнулась Цянь Сяохун и поднялась поприветствовать клиентов.

– Пойдем с нами в участок. – Вошедшие не сняли темных очков, и ни один мускул не дрогнул на их лицах.

– С чего вдруг? У меня есть свидетельство о временном пребывании! – Цянь Сяохун не испугалась, потому что не сделала ничего противозаконного.

– Заткнись! Садись на мотоцикл.

Они под конвоем вывели девушку, усадили ее между собой на мотоцикл «Ямаха» и рванули с места. Ли Сыцзян довольно долго простояла, как деревянный истукан, не понимая, почему схватили только Цянь Сяохун, а ее оставили.

«Ямаха» ехала минут десять, потом Цянь Сяохун выкинули в каком-то дворике, мотоцикл вихрем унесся прочь, а Цянь Сяохун, оцепенев, стояла во дворике. Мужчины и женщины, красивые и безобразные, нарядные и оборванные, взволнованные и бесстрастные – это не пары антонимов, а то, что немедленно бросилось ей в глаза: контраст в лицах и во внешнем виде. В этом бурлящем котле варились не одномастные пельмени, а пестрая солянка. Осмотревшись по сторонам, Цянь Сяохун увидела табличку «Отдел поселковой охраны правопорядка». То самое место, где работает Кунь. На душе сразу стало легче – надо просто пойти в их офис и найти Куня. Тут ворота открылись, во двор с грохотом въехал фургон. Не прошло и десяти минут, как всех их загрузили в кузов, где было темно, как в бочке.

Цянь Сяохун с самого начала пребывала в некотором замешательстве. Как говорится, будь ты хоть самым высоким монахом, а до чужих мозгов не дотянешься. А она оказалась в кромешной тьме в кузове фургона, направлявшегося невесть куда, да еще в тишине, – так разве что контрабандный товар перевозят. Грудь Цянь Сяохун была прижата к телу, девушка с трудом дышала. Воздух поступал через окошко величиной с таз для умывания, однако не успевал он просочиться внутрь, как его тут же вдыхали те, кто стоял ближе к окошку, пропуская через себя, а заодно бескорыстно обогащая запахами собственного производства: чеснок, вонь изо рта, дешевые баоцзы43. Цянь Сяохун задыхалась, с трудом сдерживала приступ тошноты, но, чтобы вытошнило, нужно свободное место, чтобы в радиусе пары метров не было народу, вот тогда бы проблеваться вволю.

Минут через двадцать фургон остановился, со стуком открылись двери. Подгонять никого не пришлось, люди наперегонки выпрыгивали на улицу, однако тут же понимали, что перед ними отнюдь не персиковый источник44, а площадка шире той, с которой привезли, здесь еще больше людей сидело на корточках или на земле. Это уже было похоже не на участок по охране правопорядка, а на какое-то бюрократическое учреждение. Полицейские в форме с длинными электрошокерами на поясе чиркали сапогами по бетонному полу. Раздались удары хлыстом, и по толпе покатилась паника, некоторые пытались перелезть через забор, но их стащили обратно и безжалостно отпинали сапогами, словно бы наказывая одного в назидание сотне, как говорится, убивали курицу, чтобы запугать обезьяну. Цянь Сяохун ошеломленно наблюдала за происходящим, словно в тумане.

Чуть поодаль виднелось несколько клеток с железными прутьями, запертых на засов, в них стояло по три-пять человек. Они смотрели на толпу собратьев на площадке и грезили о свободе. Для них понятие свободы заключалось в том, чтобы выйти из этой тесной клетки на широкую площадку. Похоже, в этом месте пользоваться особым положением – это плохо. Цянь Сяохун посмотрела на себя со стороны: она стояла посреди огромной толпы, но куда ей податься? Ли Сыцзян сходит к Куню, Кунь, наверное, знает здешних. Бетонный пол был твердым и прохладным, у Цянь Сяохун болела задница и ломило ноги. Только она поднялась, чтобы размяться, как сзади раздался окрик: «Сесть!»

К ней подошли кожаные сапоги, их обладателем был очень энергичный парень. Хозяин кожаных сапог оглядел ее даже вроде бы с жалостью и спокойно добавил:

– Сядьте, пожалуйста.

– Дяденька полицейский, я не знаю, как я сюда попала, что я сделала? – Цянь Сяохун уловила, что тон полицейского сменился, и тут же ухватилась за эту возможность, напустив на себя несчастный вид.

– Вели своим друзьям принести триста юаней и выкупить тебя, а не то всех завтра с утра отправят в тюрьму.

Кожа у парня была смуглая, а вид решительный, как и положено человеку его профессии.

– А? Что-то я не понимаю! У меня же есть свидетельство! Я правда ничего не сделала! – В глазах Цянь Сяохун блеснули слезы.

– Эй, дай в чан! – завопили из комнаты для допроса.

Обладатель кожаных сапог тут же отвел взгляд от Цянь Сяохун и поспешил на крик.

Черт побери, это что вообще такое? Цянь Сяохун ругалась про себя и при этом тянула шею, чтобы посмотреть за ворота. Она проглядела все глаза, но ни Кунь, ни Ли Сыцзян так и не появились. Небо внезапно потемнело, налетел дождь, как вражеский бомбардировщик, от ударов которого не укрыться, и начал яростно молотить. Те, кто не успел спрятаться, вымокли до нитки. У Цянь Сяохун в животе постоянно урчало, сидя на корточках, она переносила вес с одной ступни на другую, меняя позу, ведя борьбу с бетонной площадкой и со временем. Внезапно она увидела, как кожаные сапоги тоже присели на ступеньке, вроде как полицейский заполнял какие-то бумажки. Цянь Сяохун помедлила немного, а потом переместилась к кожаным сапогам: