Кайорат - Stashe

— Да. Островные Чуи предки тех та Чуи, что ушли в другие миры. Они жили в едином с матахи мире, где материки отсутствовали, но было много островов. Разделение случилось давно, когда на первых островах открылись единственные врата. Потом схлопнулись на долгое время, и Чуи путешественники потеряли связь с родным миром. Так они стали та Чуи — отделенные, как переводится "та", или сами по себе. А их предки постепенно закрылись, стали народом, избегающим любых внешних контактов, что с такими соседями не удивительно. Спустя время врата снова открылись, но коренные Чуи гораздо реже покидали дом. А вот матахи почти все ушли, расселились. Чуи домоседы, крайне тяжелы на подъем. Местные Чуи видно переселились к барбусам когда-то давно, возможно несколько веков тут живут. Но это Чуи, не та. То есть древняя община с вековыми традициями. Как видишь, слава у них нехорошая. Скорее всего, сами и распускают слухи. Матахи тоже любят селиться уединенно, занимать большую площадь, но поодиночке или маленькими семьями. Вот так. У та Чуи магии нет, но они активно пользуются плодами чужой магии, а также являются отличными хранителями знаний и библиотекарями. Посему радуга их очень ценит. Иногда я захожу поболтать с Оуи. Та самая та Чуи, что я упоминал. Но, возвратимся к матахи. Они неравнодушны к золоту. Не знаю, нравится им металл или нужен зачем-то. Надеюсь, золото нам поможет. Да, и на будущее, говорить с матахи буду я, еще раз я и снова я. Умоляю, малыш, без твоих экспромтов.

— Без чего? — Переспросил я. Меня не вовремя посетила мысль, об источнике знаний Пилона.

— Без неожиданностей, — пояснил Осирис. Лидо вспоминалась ежедневно. Я надулся. Но долго обижаться конь не дал.

— Похоже, будет шторм, — странным голосом сообщил Пилон. Я покосился на него. Тоже мне, водяная лошадь, которая боится воды. Но промолчал. Осирис был более любопытен:

— С чего вдруг, небо же чистое.

— Знаю и все. Нехорошее какое-то предчувствие. Муторно. Верю я своему нюху,-

Вот в этом и сомневаться не приходилось.

— А когда?

— Ты лучше спроси, а какой? — перебил икуб, хмурясь.

— Думаешь, сильный? — понятия не имею, как выглядит шторм, но спросил. Мне хотелось думать, это что-то несерьезное, а конь просто издевается.

— Не знаю, да только держаться лучше рядом. Говорю, мне не по себе.

— Может тебя просто тошнит опять? — спросил я и пристально вгляделся в небо. Чистое, синее, прозрачное, и намека на грядущее несчастье нет.

— Если бы тянуло блевать, так бы и сказал! Говорю же о другом. Иногда, ты просто невыносим, малыш.

Иногда тянуло поквитаться с Пилоном за подколы в свой адрес, а именно эта тема морской болезни водяного коня раздражала неимоверно. Но как обычно, даже если я и мог ввернуть удачное слово, все равно почему-то почувствовал себя проигравшим. Да и не по мне как-то язвить над чужой бедой. Тему развивать не хотелось. Мы с Осирисом устроились подле Пилона и погрузились в сонные раздумья. Не знаю, о чем думали они, но я размышлял о родных, далеком доме и случайностях, которые увели так далеко от него.

Пребольно стукнувшись головой обо что-то выступающее, я взвизгнул и проснулся. Стоило на минутку закрыть глаза и вот тебе раз. Вокруг стало темно. Мрак сизой, плотной и угрожающей пеленой наваливался со всех сторон, словно душил корабль в объятиях. Небо почернело, и откуда-то налетел ураганный ветер.

— Додрыхся, Кайорат!? — голоса звучали прерывисто, словно их трепали, рвали на кусочки порывы холодного ветра. Я повернулся, чудом не вмазавшись в летящую на меня мачту. Или мне казалось, что она летит? Возможно, что летел как раз таки я, и это несмотря на немалый в сравнении со многими вес. Мне, немало ошарашенному происходящим, удалось осмотреться в поисках товарищей, лишь вцепившись зубами и лапами в подвернувшуюся по пути мокрую древесину. О том как со стороны выглядит старый толстый барбус, чья личина на мне, как-то не думалось.

— Мы здесь! — Повернувшись на голоса, а сделать такое, держась зубами, совсем непросто, я увидел Осириса и Пилона. Они как два странных трюкача скользили по мокрой палубе в моем направлении, причем их постоянно сносило в другую сторону.

— Как налетело. Думал, не успеем, и ты вылетишь за борт, — перекрикивая вой ветра, сообщил Пилон. Он не выглядел смущенным этой перспективой. В отличие от меня.

— А почему меня тут вообще оставили? Одного. Не разбудили, не предупредили? — поинтересовался я, стуча зубами от нахлынувших эмоций.

— Да началось только что. С капитаном толковали, и тут ветер, потемнело, дело мгновений. Мы сразу на палубу рванули, но пока добрались. Видишь сам, что творится!

Я видел. Отношения выяснять явно некогда. Осирис привязывался к мачте, и мы последовали его примеру. Благоразумно рассудив при этом, что если корабль вдруг пойдет ко дну, лучше в тот момент находиться наверху, а не в трюме. Моряки шустро сновали по палубе, и лезть им под ноги было делом не только неблагодарным, но и опасным. По сути, от их мастерства зависели наши жизни.

Вокруг наступила абсолютная чернота, и единственные звуки, которые я слышал сквозь вой и свист это матерные выкрики матросов и скрип. Полагаю, скрипело судно, и мысли по поводу последствий вогнали меня в нервный ступор. Первое и последнее путешествие через водный простор могло кончиться совсем не так, как я рассчитывал.

Ледяные брызги с силой били по морде, пардон лицу, но через какое-то время мне стало совершенно все равно лицо там или морда. Я едва не захлебнулся, когда соленая волна с силой ударила о палубу, перекатившись через борт корабля, и окатила нас. Перебило дыхание, едкая соль попадала в ноздри и глаза, от чего их немилосердно щипало. Меня возило по скользким доскам и веревки, которые должны удерживать от падения за борт помогали плохо. Да, за борт вылететь они не давали, но мягкое брюхо я отбил, мотыляясь из стороны в сторону. Я чихал и пытался откашляться. Крылья стали тяжелыми и неуклюжими, и страх, что их поломает обо что-нибудь, наполнял меня ужасом. Со стороны крыльев, конечно, никто не видел, но от этого они никуда не делись. А волны все перекатываясь, кидали судно и лениво перекидывали друг другу, словно играли. Казалось, их игра становится все несдержаннее, агрессивнее. Словно они злятся и подкидывают игрушку все выше, чтобы затем с яростью швырнуть оземь. Я чувствовал, как мы проваливаемся в бездонную яму, и ждал, что нас поглотит пучина. Но новая волна легко поднимала кораблик из нее и забрасывала наверх, на самый краешек белоснежного гребня, чтобы вновь и вновь сбросить вниз. Переваливаясь сбоку на бок, корабль крутился меж гигантских волн. Не знаю, управляли ли им наши моряки, или тогда мы находились в лапах совсем других рулевых, не знаю, и сколько все продолжалось. Время тянулось как-то странно, то растягивалось, то сжималось до кратких мгновений.