Бабур-Тигр. Великий завоеватель Востока - Гарольд Лэмб

Шейбани-хан был чужаком, как говорил Бабур, но отнюдь не личностью неизвестного происхождения. Он носил имя Шейбани, сына Джучи-хана, старшего из сыновей Чингисхана. Его предок, Батый Великолепный, был повелителем Золотой Орды, впоследствии распавшейся на враждующие между собой уделы, рассеянные по берегам Волги и Черного моря – между русскими городами, еще недавно находившимися во власти татаро-монголов, и горными барьерами Центральной Азии. В восточных областях узбеки все еще поддерживали уцелевшие остатки Золотой Орды. За время своего правления дед Шейбани укрепил мощь узбеков, создав кочевое государство, захватившее территории от пограничных постов Китая до Москвы – столицы будущей Российской империи. В восточных областях этих территорий обособленно проживали кочевые казахские племена. Юнус-хану хватило одного сражения, в котором он наголову разбил дикие орды узбеков и убил отца Шейбани. В юности Шейбани-хан был не более чем искателем приключений, авантюристом, как и Бабур. С востока на узбеков наседали еще более дикие казахи и язычники-киргизы. Стремясь избежать их натиска, Шейбани решил увести подчинявшиеся ему воинственные племена с пастбищ, раскинувшихся по берегам Аральского моря, и двинуться на юг. Совершив ряд пробных набегов на плодородные долины, где царствовали Тимуриды, Шейбани нащупал их слабые места и повел свой народ на завоевание южных земель – сердцевину основанной Тимуром империи. К тому времени священная Бухара уже находилась в его власти. Прибытие семей узбекских захватчиков ясно говорило о том, что Самарканд также значится в их планах.

Оставалось лишь ждать, когда Шейбани-хан предпримет решающее наступление.

Сражение у переправы

Хайдар, что значит Лев, двоюродный брат Бабура, высказал об узбекском хане любопытное суждение: «Он был большой человек, но не купец и не придворный». Шейбани-хан назначал одних заместителей, чтобы управлять двором, и других – чтобы следить за торговлей, сам же был всецело поглощен своим войском и новыми завоеваниями. Его образованием занимались муллы, придерживавшиеся ортодоксального направления ислама; он владел тремя языками и возбуждал несомненное восхищение женщин города. Бабур называл его варваром, но это не соответствовало действительности. Истинное положение вещей было куда серьезнее – во главе варваров стоял образованный человек, жестокий и решительный, умеющий искусно скрывать свои истинные намерения; он с полным равнодушием наблюдал за тем, как его соплеменники стирают с лица земли целые города, чтобы создать на их месте свои кочевые уделы. Шейбани претендовал на роль истинного продолжателя Чингисхана. Иногда историки называют его владения последней империей кочевников.

Ранней весной, в апреле 1501 года, Бабур повел свою немногочисленную армию в поход, рассчитывая разгромить лагерь узбеков. Так или иначе, но пойти на это было необходимо, поскольку войско не могло бесконечно отсиживаться за прочными стенами Самарканда, в то время как неприятель хозяйничал в стране, разоряя жизненно важные земледельческие угодья. Многое говорило за то, что обстоятельства складываются не в пользу Бабура, но он не внял предостережениям. Помощь родственников носила чисто символический характер: дядя Бабура, Махмуд-хан, правивший в те дни Ташкентом, прислал четыре или пять сотен всадников с двумя полководцами; Джахангир, клятвенно пообещавший ему свою помощь, – так же, как и правитель Ферганы, – с благословения Танбала расщедрился на сотню. Царевичи из дома Тимура, занимавшие престол великого Герата, расположенного далеко на западе, не прислали даже ободряющего письма. С юга, где правил Хосров-шах, поддерживавший тарханов, также не пришло ничего: шах опасался, что Бабур захочет отомстить ему за убийство царевича Байсункара.

Однако кое-кто из тарханов вернулся к Бабуру, приведя с собой и своих приближенных. Собралось довольно внушительное войско, которое не теряло веры в счастливую звезду своего предводителя. Он ясно, но слишком поздно осознал, что совершил ошибку, – ему следовало дождаться подкрепления. Он выступил из города, соблюдая все предосторожности, миновал его окрестности и двинулся вдоль реки, протекавшей через Самарканд и Бухару. Обнаружив узбеков на противоположном берегу, Бабур приказал соорудить укрепления, обнесенные рвами и поваленными деревьями.

Здесь Тигр допустил еще один просчет. Камбар Али (Живодер) подговаривал его отложить сражение, к тому же и астрологи указывали на то, что все восемь звезд Большой Медведицы видны в небе точно между двумя армиями, а через несколько дней передвинутся на сторону узбеков. «Это была совершенная глупость», – позднее признал Бабур.

Итак, он отдал своему войску приказ выйти из укрепленного лагеря и атаковать державшихся настороже узбеков у переправы через реку.

Сам Тигр с близкого расстояния следил за ходом сражения. Вскоре он понял, что происходящее вышло из-под его контроля, и он, как в кошмарном сне, может лишь беспомощно наблюдать за надвигающейся катастрофой.

Касим-бек с отборными самаркандскими воинами вышел на передний край, намереваясь нанести удар по центру узбекского войска, чтобы затем, соединившись с Бабуром и остальными силами, прорвать оборону противника. Казалось, успех на их стороне. В самый разгар битвы, после того как силы нападающих соединились, самаркандцы отчаянно устремились в атаку, выдвинув вперед правое крыло. По их мнению, именно здесь находилось слабое звено противника.

Битва, разгоревшаяся вокруг самаркандских рядов, переместилась на левый фланг, создав угрозу окружения. Находящемуся в тылу войска Бабуру приходилось отбивать атаки прорвавшихся к нему вражеских всадников. Свой авангард, отрезанный от основных сил и продолжавший прорубаться вперед, он уже потерял из виду.

Он понимал, что происходит, и даже указал название этого старинного монгольского приема: тулугма — «развернутое наступление», – когда специально отобранные воины правого фланга на полном скаку заходят неприятелю в тыл, осыпая врага тучами стрел. Шейбани-хан применил этот маневр, чтобы прорвать оборону Бабура на левом фланге и окружить его войско.

Прежде чем авангард во главе с Касим-беком успел осознать происходящее, стремительные всадники сделали свое дело, и самаркандцы пробивали себе путь к отступлению вдоль берега.

«Со мной оставалось десять или двенадцать человек; река Кухак была недалеко. Мы потянулись прямо к реке; достигнув реки, мы вошли в воду как были – в кольчугах и в латах. Больше половины реки мы прошли прямо по дну, дальше было глубокое место. На протяжении полета стрелы лошади двигались вплавь, нагруженные нашим боевым снаряжением и оружием. Выйдя из воды, мы освободили лошадей от тяжести. Перебравшись на северный берег реки, мы ушли от врага. Монгольские войска, пришедшие мне на помощь, уже не вели сражение. Они занимались тем, что стаскивали с лошадей моих воинов и грабили их, раздевая до нитки. Таков уж обычай этих язычников-монголов. Подобное бывало не раз; победив, они хватают добычу, а если их побеждают, они грабят своих союзников, сшибают их с коней и тоже хватают добычу. Ибрахим-тархан и множество лучших наших йигитов лишились коней и были убиты монголами».