Берия, последний рыцарь Сталина - Елена Прудникова

«Дорогой Серго, не один раз я ставил перед Вами вопрос о моей учебе. Время проходит, кругом люди растут, развиваются, и те, которые еще вчера были далеко от меня, сегодня ушли вперед. Известно, что безбожно отстаю. Ведь при нашей чекистской работе не успеваем зачастую даже газету прочесть, не то что самообразованием заниматься…

Дорогой Серго! Я знаю, Вы скажете, что теперь не время поднимать вопрос об учебе. Но что же делать. Чувствую, что я больше не могу…»

В одном из интервью сын Лаврентия Берии Серго говорил:

«Вы будете удивлены, когда я скажу вам, что отец все время хотел уйти и из ЧК, и из ЦК. Он мечтал завершить учебу, стать инженером и добиться успехов в этой области. После училища он экстерном сдал экзамены и закончил три курса строительного факультета Бакинского политехнического института…

…Отец был человеком увлекающимся и старался основательно вникнуть в суть того, что делал. Например, когда в Грузии взялись осушать колхидские болота и культивировать там субтропические растения, он специально изучил все, связанное с их взращиванием. В его неудержимом стремлении к самообразованию я сам убедился, когда увидел, какими знаниями он овладел в сфере ракетостроения, производства атомной и водородной бомбы, как он профессионально спорил с крупными учеными, выясняя технические подробности того или иного вопроса. (Будучи сам конструктором ракетной техники, Серго мог судить об этом профессионально. – Е. П.). Отец самостоятельно выучил английский, французский и немецкий языки. На этих языках он мог читать любую литературу. По-русски отец говорил с грузинским акцентом, но писал абсолютно грамотно. Часа два-три с утра он всегда работал, читал различные материалы; но не за письменным столом, а обычным, хотя имел прекрасный кабинет. В общей сложности, за день набегало 300–400 страниц, включая сводки ТАСС, донесения разведки. Читал он, как правило, с карандашом, делая какие-то выписки, заметки…»

Серго нарисовал портрет человека незаурядного интеллекта… Все тот же проницательный читатель презрительно хмыкнет: «Просто сынок обеляет папочку!..» Возражу, забегая немного вперед: невежда с револьвером не смог бы за считанные годы сделать из нищей Грузии одну из самых богатых республик СССР, невежда, пусть даже и с револьвером, ни за что не смог бы поднять атомный проект…

Но вот учиться дальше Лаврентию Берии так и не довелось.

Впрочем, дело было не в одном образовании. В том же письме Орджоникидзе Берия просит вообще перевести его куда-нибудь подальше из Закавказья.

«Я думаю, что мой уход из Заказказья, – продолжает он, – даже послужит к лучшему. Ведь за десять лет работы в органах ГПУ в условиях Закавказья я достаточно намозолил глаза не только всяким антисоветским и контрреволюционным элементам, но и кое-кому из наших товарищей. Сколько людей будут прямо-таки приветствовать мой уход, настолько я им приелся своим постоянным будированием и вскрыванием имеющихся недочетов. Им хотелось, чтобы все было шито-крыто, а тут, извольте радоваться, кругом недочеты и ляпсусы». Тут надо еще учитывать такую вещь, как менталитет. В Грузии всегда были очень сильны пережитки всей истории общественных отношений – от родоплеменных традиций до феодализма. И после революции все очень быстро вернулось на круги своя. Просто князей заменили партийные функционеры, но родственники так и остались родственниками, кунаки кунаками, а отношения регулировались чем угодно – дружбой, родством, групповыми интересами, множеством всех и всяческих связей, и лишь в последнюю очередь – делом. Вспомним эпизод с Квантилиани – как Берия говорил правду тогда, когда, по законам стаи, надо было молчать. И, судя по всему, не молчал он не только в той истории. А как поступали с такими «неудобными» правдоискателями в советское время? Правильно. Точно так же пытались поступить и с Берией.

Продолжим цитирование письма.

«Уже начинают прорабатывать, а что дальше будет – не знаю. (Прорабатывать „всесильного и внушающего ужас“ председателя всех ОГПУ? Да, мы явно мало знаем о том времени, очень мало! – Е. П.) Со мной начинают связывать все истории, которые когда-либо были в Грузии и вообще в Закавказье. Ушел тов. Л. Картвелишвили (член ЦК КП Грузии. – Е. П.) – винили меня. Ушел тов. Мамия (1-й секретарь Заккрайкома. – Е. П.) – указывали на меня. Сняли бакинских товарищей – опять я тут. В умах многих товарищей я являюсь первопричиной всех тех неприятностей, которые постигли товарищей за последнее время и фигурирую чуть ли не как доносчик».

А ну-ка давайте вспомним Антонова-Овсеенко с его неназванными грузинскими «старыми большевиками». Вот они, родимые, все тут!

Но, может быть, товарищ Берия лукавит, может, он на самом деле доносчик? Ага, и при этом «будирует и вскрывает недочеты»! Знаете, как ведут себя подлинные доносчики? Тихо, незаметно и благонамеренно! Узнав имя стукача, люди из его окружения, как правило, разводят руками: «Никогда б на него не подумал!» Похож Берия на такого тихушника?

То-то.

Вообще в государственном аппарате, а тем более на Кавказе, самое сильное раздражение вызывает именно такое поведение, какое демонстрировал Берия – бичевание недостатков и отказ «порадеть родному человечку», прикрыть кунака. А ежели вспомнить традиционную оппозиционность кавказских деятелей, то становится понятно, почему Берия просит «если уж никак нельзя послать на учебу, то хотя бы перебросить на другую работу в каком-нибудь из районов СССР».

А теперь разрешите небольшое «лирическое отступление», характеризующее Берию как человека. В том же 1930 году Всеволод Меркулов пишет ему письмо: «Здесь у нас распространились слухи о якобы предстоящем твоем уходе из Тифлиса… В связи с ними у меня к тебе глубокая просьба: не забыть меня. В случае, если ты, действительно, решил уехать из Закавказья, я очень прошу тебя взять меня с собой туда, где ты будешь работать. Город и должность меня не интересуют: я согласен работать где угодно…»

Чтобы правильно понять это письмо, надо на время забыть о дальнейшей судьбе Берии. Меркулов не мог знать, что ждет Лаврентия в будущем, так что попыткой влезть в компанию к перспективному работнику, которого ждут карьера и повышения, тут и не пахнет. Он видел то, что видел: у Берии крупные неприятности, на него заточили зуб большинство влиятельных людей, потихоньку начинается травля. По сути, Берия не уходит, а бежит с Закавказья. А подобных «летунов» никогда не жаловали: могут ведь загнать куда-нибудь в Сибирь, в глухой угол, или на китайскую границу, под пули. Но Меркулова это не интересует: где угодно, в любой должности, но под руководством Лаврентия. Согласитесь, кое о чем это говорит…

Однако в Москве судьбу Берии решили иначе.

Конец 20-х годов – это то время, когда Сталин, изнемогая от «партийной демократии», все больше и больше начинал назначать партийных руководителей. Так что своеобразным ответом на многочисленные просьбы Берии убрать его с чекистской работы стало новое назначение. Из ГПУ его действительно убрали – осенью 1931 года он становится одновременно первым секретарем компартии Грузии и вторым секретарем Закавказского крайкома ВКП(б), а еще через год – первым секретарем Заккрайкома.

Кто мог подсказать Сталину это назначение? Вождь прекрасно помнил толковых людей, но едва ли настолько хорошо знал Берию, чтобы совершенно самостоятельно принять столь крутое решение – поставить начальника спецслужбы руководителем республики. Из членов Политбюро Берия был известен Кирову и Орджоникидзе. Однако Киров с 1926 года работал в Ленинграде и был далек от кавказских дел. Так что, скорее всего, кандидатуру Берии Сталину подсказал именно Орджоникидзе. И, судя по всему, Орджоникидзе и Берия были знакомы куда ближе, чем принято думать: ведь недаром сына Лаврентия назвали Серго (есть сведения, что при рождении ему дали имя Отар, но сменили после отъезда Орджоникидзе в Москву – должно быть, в знак памяти и уважения…)

С другой стороны, ситуация в Грузии была тревожной. Говорят, Берия путем интриг отодвинул «старых большевиков», заслуженных революционеров. Пожалуй, что и так, отодвинул – хотя едва ли путем интриг. Но то, что он был верным сталинцем, не вызывает ни малейшего сомнения.

Можно сколько угодно рассуждать о партийной демократии, однако ж с точки зрения государственной необходимо было поставить во главе республики верного сталинца – пусть он чекист, пусть завалит народное хозяйство, пусть хоть что угодно… В конце концов, в хозяйственном отношении Грузия ничего собой не представляла, Россия уж как-нибудь ее прокормит. Важна она была в первую очередь в стратегическом отношении – Черноморское побережье, морская граница, граница с Турцией, да еще и самоопределение вплоть до отделения, которое так и осталось в национальной программе СССР… В 1918-м это уже проходили…