Иду на вы… - Ким Николаевич Балков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В последние леты он стал ощущать угрозу существованию своего племени на тех просторах, которые отпущены ему собственной его волей. Вдруг посреди ночи являлся ему странный голос вроде бы не от земли, но и не от небесных далей, и сказывал про грех великий, сопутствущий каждому шагу иудейского племени, ничем не смываемый, теснящий сущее в нем, в сути его изначальной. «Да почему бы это?! — в гневе восклицал Песах. — Иль не мой народ избран Богом для деяний великих? Иль не мы испили из чаши страдания, но не сникли, отыскали в себе силы не отойти от веры и под страхом смерти?..»
Он вопрошал, а голос странный, невесть кому принадлежащий прозревал в грядущем, теперь уже и не в дальнем, погибельное для страны, которую иудеи долго и упорно искали и которую приняли в сердце как землю для своего обетования.
Говорил Песах про этот голос с пророками, а им ныне несть числа в Итиле, при каждой синагоге отыщешь мудреца, истового в следовании Божественному слову, пророки отвечали, что голос, явившийся вождю племени, не в утешение, а в расталкивание сердечной смуты, есть нечто от девятого круга христианского ада отколовшееся, чтобы помешать верующим в свое назначение иудеям следовать собственной дорогой, не отступая от нее ни на шаг, ибо даже малый шаг в сторону способен затенить свет, льющийся из души. И потому следует позабыть о нем. И чем раньше, тем лучше. А чтоб впредь не тревожил его этот голос, необходимо пойти высокородному в синагогу и очистить душу молитвой. И сделается тогда в ней прежний мир и обратится она к Истине, ведомой на земле лишь последователям Иеговы. Песах так и поступил, однако желанного успокоения не обрел. Случались дни и ночи, когда в нем, суровом и как бы даже не подверженном воздействию извне, так неприступен и холоден бывал вид его, что-то страгивалось, и он предавался сердечной смуте. Впрочем, об этом знал только он, даже близкие ему люди и помыслить не могли, что творится с ним, хотя и замечали в глазах у него что-то сходное с легкой растерянностью.
Песах был благодарен Обадии, во дни царствования которого на острова приехали семьсот тысяч иудеев из страны Парас и почти столько же из Ромейского царства. Гонимые, они обрели тут право веровать в своего Бога, ни от кого не прячась, а время спустя стали строить молельные домы и хедеры. Благословен Господь, даровавший им это право, как и право обращаться к силе меча и злата, когда на пути их вставало зло, творимое другими племенами, ибо сказано в Святом Писании: «Не иудей, делающий зло иудею, причиняет его самому Господу, и потому заслуживает смерти».
Жесток был Обадия, не менее жесток в обращении с иноверцами был и царь Иосиф, при котором запылали православные храмы Хазарии, а ее жители, покинув городские домы, заселили заболоченные острова. Там они проживают и поныне. И да не отыщется защитник у них и в грядущие леты! Отрекшийся от веры отцов, оказавшийся не способным пойти за нее на плаху достоин лишь презрения!
Так думал Песах, и находил в этих мыслях отраду. Казалось, не будет ей укорота. Но тогда почему в иные мгновения вдруг сжималось у него сердце и куда-то в глухую неоглядность укатывалась радость, и все окрест, даже каменные своды синагог и дворцовых покоев, казалось подверженным разрушению не только временем, а и злонамеренными людьми. Это случалось, когда он чаще нечаянно, сознательно он никогда не подвигал себя к этому, задумывался о том, что происходит на Руси. Вдруг да и виделся ему Вышгород, сокрытый от стороннего глаза высокими стенами, где проживала княгиня Ольга, пестрое, гудящее подобно улию, многолюдье, сошедшее на его улочки в позднее предвечерье, чуть только осветляемое факалами. Управительница росских земель стояла на сенях, пристально вглядываясь в замутненную сумерками даль. Такой Песах и запомнил ее: стоящей на сенях в белом одеянии. Он тогда приехал в Вышгород в сопровождении сотни агарян, чтобы потолковать об уплате дани, которая уже не могла удовлетворить его. Но Ольга отказалась от встречи с ним. Она вышла на сени и обратилась к россам со словами:
— Вот, — сказала она, выбросив руку вперед и указывая ею на верхоконных чужеземцев, прижатых к сеням многолюдьем, так что ко всему приученный за годы службы мэлэху Хазарии старый саврасый конь запрядал ушами, загарцевал на месте, точно бы выкрадывая момент, когда можно будет перемахнуть через людскую реку и укрыться в близлежащих раменях.
— Вот, — сказала она. — К нам приехал иудейский царь. Ему стало мало того, что мы даем ему от бедности нашей. Как мы поступим с ним? Смиримся или прогоним с глаз долой?!
И ответило многолюдье в едином порыве:
— Прогоним! Прогоним!..
Смущен был Песах. Он чего угодно ожидал от княгини Ольги, но только не того, как она встретила его, хотя и незваного, но обладающего властью и над росскими землями. Он не забыл, как толпа, улюлюкая, вынесла его вместе с конем едва ли не на руках за городские ворота. Он потом долго не мог прийти в себя, как бы утратив в душе некий стержень и хотел бы теперь же собрать войско и пойти войной на Русь. И он сделал бы так, противно совету старейшин, но в последний момент подумал, что Ольга не стала бы держаться так вызывающе дерзко по отношению к нему, если бы не чувствовала за собой силу. Что-то, видать, изменилось. Что же?.. Чуть позже выяснилось, что между Русью и Ромейским царством был заключен Договор, прежде всего, направленный против Хазарии. Песах понял, что недооценил Ольгу, посчитав, что после смерти Игоря она не сумеет управлять подвластными ей племенами, и Русь распадется на множество мелких княжеств, и справиться с ними Песаху будет куда проще, чем если бы они составляли единое целое. Он ошибся, и был за это наказан. Нет, Ольга в открытую еще не выступила против него, тем не менее то, что она уже сделала по укреплению связей между росскими землями, вызывало у Песаха раздражение.
Появился Ахмад.
— Я был прав, — сказал везирь. — Святослав собирает ратников по всей Руси и намеревается выступить против нас.
