Время звёзд - Ирина Соколова

Гномы — земля, скалы. Стабильность и надежность. Неторопливость, размеренность, нелюбовь к переменам. Самый приверженный традициям народ.

Ундины — вода. Хитрость, изворотливость, способность приспособиться к любым обстоятельствам, оставаясь в то же время собой. Самая миролюбивая раса, непревзойдённые дипломаты, торговцы и посредники. Среди прочих народов у них не без оснований сложилась репутация отъявленных лжецов и мошенников.

Эльфы — воздух. Лёгкость, мимолётность, неспособность к глубоким чувствам и долгой сосредоточенности. Они тщательно маскируют эти свои качества самоконтролем, но всё равно, особенно в юности, скорее играют, чем живут.

Полукровки — это сочетание двух стихий. Вечная борьба, изначальное внутреннее противоречие, смешение того, что смешиваться не должно. Дисбаланс заложен с самого рождения, и остается до конца жизни. Душа и тело, раздираемые двумя противоположными силами, неспособность стать кем-то цельным и настоящим… Возможно, именно поэтому у потомков смешанных пар никогда не бывает детей.

После обыска мы (помощь Лерды, правда, ограничилась моральной поддержкой) стащили трупы в хижину и подожгли её. Не то чтобы парой-тройкой мертвецов сейчас кого-то удивишь… Но не в моих это правилах — бросать тела без погребения. Пусть и врагов.

Мрак игриво куснул Звёздочку за холку. Шикаю на него — сейчас не до личной жизни!

— Ну а может ты заметила что-то? — продолжаю допытываться у понурой Лерды я, — Необычное, странное?

— Не… кхе… нет, — говорить ей ещё немного больно, несмотря на принятые меры, синяки на шее скрывает пропитанная целебной мазью повязка, — То есть… а что странное?

— Хороший вопрос! — меня, кажется, слегка занесло. — А, кстати, почему ты их приближения не почувствовала?

— Не знаю… задремала я.

— Ясно, — слабые амулеты против мага не действуют. Чутье ясновидящих, как выяснилось, тоже. — А когда ты Источником любовалась, никого знакомого или подозрительного не видела?

— Нет. Но там такая толпа была… да я и не присматривалась.

— Понятно, — с сожалением отказываюсь от безнадёжной затеи хоть что-то узнать, — От меня теперь ни на шаг не отходи. Не знаю, что им было нужно, но лучше не рисковать.

— Угу.

Мы помолчали.

— Мори, а давай тогда как-нибудь вместе Магический Источник посмотрим?

Она что, специально?!

— Нет.

— Ну Мо-ори! Это же такая красота!

— Я видел вещи гораздо красивее.

— Да?! И что же?

Источник, которого не касались маги. Но тебе этого знать совершенно необязательно.

Молчу.

Объективных причин для того, чтобы заезжать в этот город не было. Субъективные же касались только меня. Так что недоумевающая Лерда была вынуждена на ночь глядя тащиться за мной в храм Троих, не понимая ровным счётом ничего. Оставлять её в гостинице в свете последних событий показалось мне не слишком благоразумным.

Религиозного чувства как такового во мне не то чтобы совсем нет… просто оно у меня на редкость гибкое. Я не верю ни в одного из богов, но всегда исповедую религию той страны, на территории которой нахожусь. Ну, разве что Стервозную Богиню поминаю постоянно… и то это скорее ругательство.

Храм стоял, как и положено, на окраине — достаточно высокое каменное здание с увенчанным знаком Троих шпилем и высоченными, в два моих роста, дверьми, сейчас гостеприимно распахнутыми.

Леренва несмело остановилась в дверном проёме, я же прохожу внутрь.

Огромное пустое помещение, витражные окна, высокий потолок… красиво. Центральный церемониальный зал в этот час почти пуст. Лишь худощавый немолодой священник с сонным видом маячит в уголке. При виде посетителей его сонливость как рукой сняло. Святой отец поспешил мне навстречу, расплываясь в угодливой улыбке.

— Чего изволите? Отпевание, поминовение, быть может… свадебный обряд?

Лерда, расслышав последнее предложение, хихикнула.

— Ничего. Просто хочу помолиться.

Священнослужитель с кислым лицом отошел в сторону, мигом утратив ко мне весь интерес.

Не переношу этот дух торгашества, пропитавший сейчас почти все святилища! Как на рынке, право слово, причём такое творится не только в храмах Альянса. Хорошо хоть атмосфера в храмах осталась прежней — возвышенной и умиротворяющей. Впрочем, чует моё сердце, это тоже ненадолго.

Высокие, в полтора человеческих роста, изображения Трёх Братьев стояли в алькове в глубине помещения. Умудрённый годами старик, зрелый мужчина, мальчик-подросток. Неразлучная триада, воплощения бесконечного мирового круговорота. Прошлое — настоящее — будущее, смерть — жизнь — новое рождение… мне искренне нравится религиозное учение Альянса Астэ, несмотря на недостатки его служителей. Подхожу к изображениям, чуть склоняю голову, кончиками пальцев правой руки прикасаюсь сначала ко лбу, затем к губам и груди. Складываю ладони перед грудью, одну на другой.

Странно, но первой в голову пришла молитва рыцаря Храма, убившего врага. Надо же, столько лет прошло, а я всё ещё её помню! Впрочем, какая разница. Лерда не поймёт, а священнику, судя по всему, происходящее глубоко безразлично.

— Во имя того, что здесь и сейчас, что прошло и что воплотится, да останутся прошлому окончившиеся жизни врагов моих, и да не будет преград у них в следующем рождении. Пусть примут они моё прощение, как боги прощают их. Да не останется…

На самом деле это нужно исключительно мне. Молитва, не важно, кому — древнейший и эффективнейший способ успокоить душу. Лучше разве только танцы и сочинение стихов. Я не люблю творить смерть. Убийство — оно всегда оставляет след. В душе, судьбе, мире… Отняв чужую жизнь, словно навсегда лишаешься чего-то важного. И очень хорошо, что было совершено какое-никакое погребение, а во мне не было ни ненависти, ни упоения. Это значит, что нити Мирового Полотна не порвалось — просто запутались и изменились. А изменения, даже самые тёмные, не так страшны. Как бы то ни было, они — часть хода вещей. А что до моей души… так что ж, не впервой. Один раз отвергнув неприкосновенность чужой жизни, назад уже не возвращаются. Молитва просто помогает это принять и смириться. Потом несколько дней будет воротить от мяса, да сниться не слишком приятные сны. А случившееся нужно оставить прошлому. Моей вины в нём нет.

Пару минут спустя мы рука об руку вышли из храма.

Сидящий на ступеньках нищий проводил меня тяжёлым взглядом бесцветных, как мутные льдинки, глаз. Мужчине хорошо если исполнилось двадцать пять лет, но лишённое выражения лицо уже испещрили морщины, а едва прикрытое лохмотьями тело было истощено до самых последних пределов. Передёргиваюсь — чёрная пыльца и те, кто её употребляет, всегда вызывали у меня плохо сдерживаемую гадливость.