Проклятие для Чудовища (СИ) - Джулия Кей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не помню, как получилось всех угомонить. Меня привели в кабинет директора и тут же вызвали маму. И вот спустя пятнадцать минут мы с ней сидели по одну сторону стола, директор во главе, щелкал мышкой в компьютере, и рядом над экраном склонилась химичка, прижимая обе ладони к груди. В кабинете стояла тишина, только я изредка хлюпала носом, уже не рыдала, но слезы сами текли по щекам.
Я могла ее убить.
Пока ждала маму, видела в окно подъехавшую скорую. Соню завели туда, накрытую преподавательской шалью, вокруг было много людей. В коридоре за дверью только и обсуждали произошедшее.
— Видите, взорвалась! — сказала учительница директору, тыкая пальцем в экран.
Они просматривали видео с камер в классе, чтобы увидеть произошедшее.
— Я ее специально не поджигала, — в сотый раз повторила я, только уже не истерически, а еле живым голосом.
— Откуда тогда взялся огонь? — спросил директор. На меня никто не кричал, косо не смотрел, но мне все равно было страшно.
— Там стояла горелка, но она не была зажжена.
— Точно?
— Не знаю, — я опустила голову, прекрасно понимая, что дело вовсе не в лабораторных принадлежностях. Это сделала я, потому что приревновала какого-то парня.
Мама обняла меня одной рукой, прижимая к себе.
Директор повернул в нашу сторону экран компьютера и включил черно-белую запись. Было видно, что я отклоняюсь от парты в момент, когда лопнули пробирки, и кладу руки на стол, огонь сразу же появляется на всей поверхности, в том числе и на Соне. Я зажмурилась, не в силах смотреть на это еще раз.
— Скорее всего кто-то положил треснувшую пробирку, а Ливана ее взяла, — оправдывалась учительница. — Она лопнула, девочка напугалась и случайно опрокинула горелку на парту.
Это было просто идеальное оправдание.
— А отвечать за это кто будет, Любовь Григорьевна? — поднял голову на испуганную женщину директор.
Он был не высокого роста, уже в возрасте, но выглядел, как испанский бизнесмен, даже короткая борода модно подстрижена.
— Кто должен следить за состоянием ваших колбочек-пробирочек? А если бы ей стекло в глаз прилетело? Да что там «если бы», одну в больницу увезли с ожогами. Не дай бог что-то серьезное! Кто отвечать будет? Школа! Директор!
— Лаборанты… — тихо ответила химичка, медленно садясь напротив нас с мамой.
— Лаборанты, — повторил директор. — Где эти лаборанты?! Меня Токаревы сожрут с потрохами.
Учительница начала рыдать, трясущимися руками подняла стакан с водой, где недавно развела полфлакона успокоительного.
— Кристина, — обратился мужчина к моей маме, которая молчала все свое пребывание в школе. — Извините нас, пожалуйста. Сами видите, как получилось. Никто не виноват, мы сами разбираться будем. Идите, пожалуйста.
Мама попрощалась и, не переставая меня обнимать, вывела из кабинета. От самой двери образовался людской коридор, расступающийся перед нами. Здесь были все мои одноклассники, ребята из параллельных, случайные зеваки, все учителя, классная руководительница, даже уборщица. На мое заплаканное лицо смотрели все, пока мама настойчиво вела меня к выходу.
После химии у нас было еще два урока, но какое кому дело. Я уехала сразу, остальных, скорее всего, тоже отпустили. Подкинув меня до дома, мама тут же сорвалась в больницу, куда увезли Соню, чтобы узнать о ее самочувствии. До возвращения родительницы я сидела как на иголках, качаясь на стуле.
У Сони подпалилось всего лишь несколько сантиметров волос, ожога кожи нигде не было, даже школьная форма не пострадала. Отделалась большим испугом, кричала даже в больнице, пришлось вкалывать успокоительное. Родителям Сони школа сказала, что девочка Готье не виновата, иначе они бы точно затаскали нас по судам. Любовь Григорьевну, скорее всего, уволят. Жаль, она была не самой плохой учительницей.
А в копилку моих несмолкающих мыслей прибавились покалеченная одноклассница и безработная женщина.
Соня пришла в школу уже на следующий день. Ее волосы были чуть выше груди. Честно, я бы даже не заметила ее новую стрижку. Она ходила, опустив глаза в пол и держась обеими руками за Филиппа. Их окружали остальные парни из компании, словно телохранители. Каждый считал своим долгом подойти к Токаревой и выразить соболезнования, будто она хомяка потеряла. Соня лишь кивала и отводила взгляд, готовая снова расплакаться.
Я понимала, что пусть ничего серьезного не последовало, эмоциональная травма так быстро не исчезнет. Прокручивала в голове, как извиниться, хотя по версии, которую рассказали в школе, я была вовсе не виновата. Но учеников это не заботило, наконец-то появился тот, кого можно ненавидеть открыто. Ко мне и раньше за разговором не подходили, а теперь просто шарахались или выкрикивали гадости в спину.
Набравшись смелости, я подошла к компании со спины:
— Соня, я…
Девушка повернулась и тут же отпрыгнула, как от огня (ой).
— Не подходи ко мне, ненормальная! — она закричала на весь первый этаж. Движение вокруг остановилось, все уставились на нас.
— Я хотела извиниться.
— Ты глухая что ли, Лифчик, — Озеров вышел вперед и грудью двинулся на меня. Он был небольшого роста, но широкий, особенно по сравнению со мной. — Пошла отсюда.
— Проверь, у нее там петард нет? — подстрекал Скворцов.
Озеров выхватил у меня из рук рюкзак и вывернул его, все вещи посыпались на кафель, карманное зеркальце тут же разбилось, с ручек отлетели колпачки.
— Хочешь, чтобы и тебе досталось? — это была моя ошибка. Я сказала это так, будто собирала очередь из тех, кому хочу насолить, а вовсе не извиниться.
— И меня подожжешь, Лифчик?
Я сжала кулаки, прекрасно понимаю, что сейчас будет. Во избежание еще одной ошибки, я развернулась и убежала подальше от главного коридора, села на батарею под лестницей и закрыла лицо руками. Не знаю, сколько я так просидела, пытаясь дышать ровно. Прозвучал звонок, вокруг стало тихо. Я смогла уловить шаги, направляющиеся вниз. Скорее всего мне сейчас влетит за прогул.
— Не плачь, Лив.
Это был Филипп, он принес мой рюкзак, в который небрежно запихал все, что из него вывалилось. Я ничего ему не сказала, бросила сумку в пыльный угол и осталась сидеть, парень аккуратно уместился рядом.
— Они просто еще в шоке, скоро успокоятся.
— Все думают, что я сделала это специально и ненавидят меня. Неужели кто-нибудь из школы не рассказал правду?
— Рассказали. Скоро все забудут, не переживай.
— Тебе легко говорить. Это же не тебя теперь все пинают.
— Я тебя не пинаю.
— А почему ты там, в коридоре, не заступился, а пришел только сейчас, пока никто не видит?
Филипп сглотнул. Я попала в точку.
— Я пытаюсь им донести,
