Девочка и призрак - Ханна Алкаф

Когда Цзин Вэй вернулась из больницы, с инцидента с красной краской прошло две недели. Сезон дождей был в самом разгаре, каждый день – бесконечная серая дымка мороси и уныния. Сурайя увидела подругу, когда та выходила из красного «Мерседеса» матери, тщательно прикрывая гипс от дождя. Цзин вошла в вестибюль, и сердце Сурайи бешено подскочило.

– Цзин! – крикнула она, энергично замахав рукой. – Сюда! – Даже с расстояния она увидела, как Цзин заулыбалась.

Подруга побежала к ней. Однако когда Цзин приблизилась, Сурайе показалось, что та переменилась в лице. А когда они обнялись, Цзин касалась её так осторожно, словно перелом был у Сурайи, а не наоборот.

– Что случилось? – это были первые слова Цзин.

– Случилось? – Сурайя смущённо нахмурилась. – Совершенно ничего. Я так по тебе скучала!

– А я – по тебе, – Цзин широко улыбалась, но в уголках губ угадывалось лёгкое беспокойство. – Но ты точно в порядке? Сама на себя не похожа.

Сурайя пожала плечами.

– Небольшие проблемы со сном, – сказала она. Что, разумеется, было ложью. За последние две недели Сурайя почти не ела и не спала из-за зловония и кошмаров. И она знала, что это заметно (учителя не единожды одёргивали её на уроках, чтобы не отвлекалась, когда мир вокруг начинал принимать расплывчатые, нереальные очертания, словно она всё время брела сквозь туман). И всё же Цзин вернулась. Теперь, когда подруга рядом, Сурайя могла вынести всё, что уготовил ей Розик. Поэтому она взяла руку Цзин в свою и улыбнулась: – Мне столько всего нужно тебе рассказать! Ты не поверишь… у миссис Сумати появился ухажёр!

– Не может быть! – Цзин выпучила глаза и прижалась теснее, чтобы услышать волнующую сплетню про учительницу английского, которая ходила в нарядных сари и постоянно хмурилась. – Но ведь ей сто лет в обед!

– Ага! А ухажёр лет на десять моложе! Мама Джейн видела их вместе в кино…

И пока они шли, держась под руки, сквозь толпу школьниц, ждущих звонка, в тени можно было услышать негромкое ворчание и почувствовать, как оно колыхнуло воздух. А ещё его можно было принять за гром, прорезавшийся сквозь дождь. Как знать… Но Сурайя так радовалась возвращению подруги, что ровным счётом ничего не заметила.

Глава семнадцатая. Дух

ПОРОЙ ЕМУ БЫЛО не по себе, и он думал дважды, трижды, четырежды, пять раз перед тем, как тряхнуть усиками и превратить жизнь прежде любимой хозяйки в кошмар.

Она ему не хозяйка. Уже нет. Просто Сурайя. Просто какая-то девчонка.

«Я тёмный дух, – говорил он себе твёрдо. – Созданный творить тёмные дела. Она освободила меня и теперь должна заплатить цену».

Это было легко. Он просто позволял всему своему гневу, ревности, обиде и боли направлять себя.

И упорно пытался не обращать внимания на колющее чувство в глубине живота, которое, казалось, никак не хотело уходить.

Глава восемнадцатая. Девочка

КАК-ТО ДОМА у Цзин они смотрели фильм (в кои-то веки не «Звёздные войны»). Он был заявлен как мелодрама с одним из тех сюжетов в духе «любит – не любит», когда все прекрасно понимают: любит, ведь это самая смазливая парочка на экране. Цзин, что удивительно, оказалась люительницей слезливого кино. Вот только это видео то застревало, то перескакивало, пока Цзин не вытащила диск из дивиди и хорошенько не отполировала его рукавом.

Следующая волна преследований Розика сделала жизнь Сурайи похожей на поцарапанный диск. Временные отрезки проносились в мгновение ока, она даже не успевала сообразить.

Вжик!

Вот они за столом, мама и Сурайя. Сурайя молча передвигает рис с яванским самбалом и только что пожаренной рыбой по тарелке, делая вид, будто ест.

Вжик!

Сурайя открыла глаза и поняла, что стоит в ду́ше, задыхаясь и захлёбываясь под яростными брызгами, и лёгким отчаянно нужен воздух. Кожа на пальцах рук и ног сморщилась, как изюм. «Сколько я здесь пробыла?»

Вжик!

И она в своей спальне, сидит за простым деревянным столом. Альбом перед ней открыт, в ладони ручка. На странице появился рисунок: замысловатый клубок цветов, листьев и лоз, выведенный чёрными чернилами на белоснежной бумаге. «Это я нарисовала?» Должно быть, да, вот только… никак не вспомнить.

Она уставилась на страницу и вздохнула.

Что-то на странице вздохнуло за ней.

Сердце бешено забилось в груди. Ритмичный глухой стук отдавался в ушах эхом.

Под цветами, где-то в тёмных пустотах между переплетениями лоз и листьев, что-то зашевелилось. Она видела это нечто, тёмное и извивающееся. И слышала его дыхание: влажный тяжёлый свист. А ещё чувствовала (совершенно отчётливо) ледяную стужу в тропическом зное комнаты, дыру, разверзшуюся в полотне реальности. Его движения были медленными и змеистыми, и Сурайя не могла отделаться от мысли, что оно приближается к поверхности, готовясь вырваться из бумажных оков.

Шевеление остановилось – и словно целый мир затаил дыхание.

Затем медленно, мягко чернила поползли тонкими линиями вниз от самой середины рисунка. Всё ниже и ниже, к самой дальней части страницы. После чего потекли ровными струйками по столу, заполняя вмятины и царапины на поверхности по пути к краю. А затем наконец мерно закапали на пол у ног Сурайи.

И хотя девочка дрожала, как лист в грозу, она не сдвинулась с места. Во-первых, потому, что очень боялась. Во-вторых, просто не могла пошевелиться, даже если бы захотела: пролившиеся на пол чернила схватили её за ноги; крошечные чёрные ниточки потянулись, чтобы впиться в кожу, сплетая сеть, которая не давала сойти с места. Затем Сурайя смотрела, как они медленно поползли по ногам вверх, окрашивая всё, чего касались, в черноту полночи. Они уверенно завладевали её телом, словно имели на то полное право.

Как только скользкое прикосновение дошло до шеи, в ухо шепнул голос, удивительно похожий на голос Розика: «Тебе от меня так легко не избавиться».

Глава девятнадцатая. Девочка

ОНИ НИКОГДА не говорили о той ночи после. Ни о том, как мама ворвалась в комнату со смесью испуга и растерянности на лице на звук истошных криков Сурайи. Ни о том, как ей пришлось отдирать одеревеневшие пальцы дочери от края стола, за который она уцепилась так крепко, что на дереве остались вмятины от ногтей (Сурайя позже вытащила три занозы, каждая длинная тонюсенькая щепка вонзилась в кожу, словно крошечное копьё). Ни о том, как всхлипывания прекратились только затем, чтобы Сурайю вывернуло (в желудке, если на то