Том 3. Басни, стихотворения, письма - Иван Крылов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мирская сходка
Какой порядок ни затей,Но если он в руках бессовестных людей, Они всегда найдут уловку,Чтоб сделать там, где им захочется, сноровку.
В овечьи старосты у Льва просился Волк. Стараньем кумушки Лисицы, Словцо о нем замолвлено у Львицы.Но так как о Волках худой на свете толк,И не сказали бы, что смотрит Лев на лицы, То велено звериный весь народ Созвать на общий сход, И расспросить того, другого,Что в Волке доброго он знает иль худого.Исполнен и приказ: все звери созваны.На сходке голоса чин-чином собраны: Но против Волка нет ни слова,И Волка велено в овчарню посадить. Да что же Овцы говорили? На сходке ведь они уж, верно, были?— Вот то-то нет! Овец-то и забыли! А их-то бы всего нужней спросить.
Книга пятая
Демьянова уха
«Соседушка, мой свет! Пожалуйста, покушай».—«Соседушка, я сыт по горло». — «Нужды нет, Еще тарелочку; послушай:Ушица, ей-же-ей, на славу сварена!» —«Я три тарелки съел». — «И, полно, что за счеты: Лишь стало бы охоты,— А то во здравье: ешь до дна! Что за уха! Да как жирна:Как будто янтарем подернулась она. Потешь же, миленький дружочек!Вот лещик, потроха, вот стерляди кусочек!Еще хоть ложечку! Да кланяйся, жена!»Так потчевал сосед-Демьян соседа-ФокуИ не давал ему ни отдыху, ни сроку;А с Фоки уж давно катился градом пот.Однако же еще тарелку он берет: Сбирается с последней силойИ — очищает всю. «Вот друга я люблю!»Вскричал Демьян: «зато уж чванных не терплю. Ну, скушай же еще тарелочку, мой милой!» Тут бедный Фока мой,Как ни любил уху, но от беды такой, Схватя в охапку Кушак и шапку, Скорей без памяти домой — И с той поры к Демьяну ни ногой.
Писатель, счастлив ты, коль дар прямой имеешь:Но если помолчать во время не умеешь И ближнего ушей ты не жалеешь:То ведай, что твои и проза и стихиТошнее будут всем Демьяновой ухи.
Мышь и крыса
«Соседка, слышала ль ты добрую молву?» Вбежавши, Крысе Мышь сказала —«Ведь кошка, говорят, попалась в когти льву? Вот отдохнуть и нам пора настала!» — «Не радуйся, мой свет», Ей Крыса говорит в ответ: «И не надейся попустому! Коль до когтей у них дойдет, То, верно, льву не быть живому: Сильнее кошки зверя нет!»
Я сколько раз видал, приметьте это сами: Когда боится трус кого, То думает, что на того Весь свет глядит его глазами.
Чиж и голубь
Чижа захлопнула злодейка-западня: Бедняжка в ней и рвался, и метался,А Голубь молодой над ним же издевался. «Не стыдно ль», говорит: «средь бела дня Попался! Не провели бы так меня: За это я ручаюсь смело».Ан смотришь, тут же сам запутался в силок. И дело!
Вперед чужой беде не смейся, Голубок.
Водолазы
Какой-то древний царь впал в страшное сомненье:Не более ль вреда, чем пользы, от наук? Не расслабляет ли сердец и рук Ученье? И не разумнее ль поступит он,Когда ученых всех из царства вышлет вон?Но так как этот царь, свой украшая трон,Душою всей радел своих народов счастью И для того Не делал ничего По прихоти, иль по пристрастью,— То приказал собрать совет,В котором всякий бы, хоть слогом не кудрявым, Но с толком лишь согласно здравым Свое представил: да, иль нет;То есть, ученым вон из царства убираться,Или попрежнему в том царстве оставаться? Однако ж как совет ни толковал: Кто сам свой голос подавал,Кто голос подавал работы секретарской, Всяк только дело затемнялИ в нерешимости запутывал ум царской. Кто говорил, что неученье тьма; Что не дал бы нам бог ума, Ни дара постигать вещей небесных, Когда бы он хотел. Чтоб человек не боле разумел Животных бессловесных, И что, согласно с целью сей, Ученье к счастию ведет людей. Другие утверждали,Что люди от наук лишь только хуже стали: Что всё ученье бред, Что от него лишь нравам вред, И что, за просвещеньем вслед, Сильнейшие на свете царства пали. Короче: с обеи́х сторон, И дело выводя и вздоры, Бумаги исписали горы,А о науках спор остался не решен;Царь сделал более. Созвав отвсюду онРазумников, из них установил собраньеИ о науках спор им предложил на суд. Но способ был и этот худ,Затем, что царь им дал большое содержанье: Так в голосах между собой разлад Для них был настоящий клад; И если бы им волю дали, Они б доныне толковали Да жалованье брали. Но так как царь казною не шутил, То он, приметя то, их скоро распустил.Меж тем час-от-часу впадал в сомненье боле.Вот как-то вышел он, сей мыслью занят, в поле, И видит пред собой Пустынника, с седою бородой И с книгою в руках большой.Пустынник важный взор имел, но не угрюмый; Приветливость и добротаУлыбкою его украсили уста,А на челе следы глубокой видны думы.Монарх с пустынником вступает в разговор И, видя в нем познания несчетны,Он просит мудреца решить тот важный спор:Науки более ль полезны или вредны?«Царь!» старец отвечал: «позволь, чтоб пред тобой Открыл я притчею простой,Что́ размышленья мне внушили многолетны». И, с мыслями собравшись, начал так: «На берегу, близ моря, Жил в Индии рыбак;Проведши долгий век и бедности, и горя,Он умер и троих оставил сыновей. Но дети, видя,Что с нуждою они кормились от сетей И ремесло отцовско ненавидя, Брать дань богатее задумали с морей, Не рыбой, — жемчугами; И, зная плавать и нырять, Ту подать доправлять Пустились сами.Однако ж был успех различен всех троих: Один, ленивее других, Всегда по берегу скитался;Он даже не хотел ни ног мочить своих И жемчугу того лишь дожидался, Что выбросит к нему волной: А с леностью такой Едва-едва питался. Другой, Трудов нимало не жалея, И выбирать умея Себе по силе глубину,Богатых жемчугов нырял искать по дну: И жил, всечасно богатея.Но третий, алчностью к сокровищам томим, Так рассуждал с собой самим:«Хоть жемчуг находить близ берега и можно,Но, кажется, каких сокровищ ждать не должно, Когда бы удалося мнеДостать морское дно на самой глубине? Там горы, может быть, богатств несчетных:Кораллов, жемчугу и камней самоцветных, Которы стоит лишь достать И взять». Сей мыслию пленясь, безумец вскоре В открытое пустился море,И, выбрав, где была чернее глубина,В пучину кинулся; но, поглощенный ею, За дерзость, не доставши дна, Он жизнью заплатил своею. «О, царь!» примолвил тут мудрец:«Хотя в ученьи зрим мы многих благ причину, Но дерзкий ум находит в нем пучину И свой погибельный конец, Лишь с разницею тоюЧто часто в гибель он других влечет с собою».
Госпожа и две служанки
