Рассвет на закате - Марджори Иток
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы отвратительная умственно отсталая деревенщина!
— Проклятье, опустите вниз эту штуку! Может быть, в следующий раз вы выслушаете меня, — сказал он.
— Это вы послушайте меня! Еще один шаг, и я раскрою вашу толстую башку, как стручок гороха!
— О, ради Бога!
Он отступил к стене позади себя и уложил огромные руки в излюбленную позицию — скрестив их на груди. Он смотрел на нее, нахмурившись, и выглядел таким же грозным, как погода за стенами дома. Элинор оглянулась, и в ее голубых глазах, которые потемнели от гнева, мелькнул страх перед мраком царящей на улице ночной бури.
Чрезмерно спокойным голосом он продолжал:
— Я сказал — опустите статуэтку, пока никто не пострадал — и вы можете быть чертовски уверены, что если уж кто-то и пострадает, то уж не я. Мне жаль, Чарли напугал вас. Если бы вы выслушали меня…
— Кто такой Чарли? — спросила она, застыв от ужаса при мысли, что их может оказаться двое, и крепче сжала статуэтку.
— Моя собака.
Этот чудовищный бегемот, который залез к ней в кровать? Она сварливо сказала:
— Да вы шутите!
Мужчина пожал плечами, заглянул через ее плечо в освещенную спальню и тихонько свистнул. На огромных мохнатых лапах со скорбной мордой и поджатым хвостом здоровенный коричневый с белым сенбернар вышел из ее спальни и с унылым видом грузно уселся на пол у ног Бентона Бонфорда. Элинор задохнулась от изумления и опустила статуэтку.
— Вы не можете утверждать, что я не пытался предупредить вас, — невозмутимо сказал Бентон Бонфорд.
У Элинор кончилось терпение, и она воскликнула:
— Предупредить о чем?
— О вероятности того, что он сидит под вашей кроватью.
— Под моей…
— Именно. Я выпустил его из комнаты, когда снова поднялся наверх с вашими, между прочим, туфлями, пальто и сумкой, которые лежат сейчас перед вами на стуле и которые я обнаружил, когда закрывал окно в кладовке, — ведь вы забыли их. Помните первую вспышку молнии, когда мы еще были внизу? Это привело его в ужас. Я знал, что так и будет. Он панически боится грозы. Моя кровать слишком низкая, чтобы он мог залезть под нее, вот он и выбрал вашу. Вы теперь понимаете, что Чарли — суеверный подлиза и трус, так ведь, старик? Посмотрите, он весь дрожит. Вы, глупая женщина, до смерти напугали его.
— Да я сама… — произнесла она и умолкла.
Элинор открыла рот, словно рыба, вытащенная из воды, и к своему ужасу обнаружила, что ее защита целиком и полностью сломлена — результат последних четырех дней, — когда ей требовалось все ее мужество. Крупные слезы потекли по бледным щекам, отчего на ее губах возник солоноватый привкус.
Бентон Бонфорд хрипло сказал:
— Прекратите это!
Элинор закрыла руками свое мокрое лицо, покачала растрепанной головой и промямлила:
— Простите, я не могу. Не смотрите, просто уйдите.
Ее ответ сопровождался глухим шлепком, поскольку Бонфорд повернулся и врезал своим кулачищем по стене. Результатом удара оказалась неглубокая выемка на старых обоях и испуганное выражение, которое появилось на и без того перекошенной морде Чарли. Сам же Бентон Бонфорд сжимал и разжимал свой кулак, тяжело дыша. Не глядя на Элинор, он произнес:
— Когда вы закроете дверь, придвиньте к ней стул, я вам советую.
И затем, поскольку Элинор таращилась на него, не двигаясь, повернув к нему мокрое лицо, он посмотрел на нее и сказал напряженным строгим голосом:
— Черт возьми, дамочка, у меня не было женщины вот уже восемь недель. Мне уже шестой десяток, но я уверен, что это еще не конец жизни. Вы что, не понимаете, как сексуально выглядите?
И тогда — разве она успела бы заметить это в своем яростном прыжке из кровати, — она обнаружила, что верх ее широкой пижамы расстегнут, булавка потерялась, и в отчаянном порыве к своему воображаемому убежищу она не заметила, как широкие штаны свалились с нее и теперь лежали на полу, и самое страшное, что от ее глубокого вздоха пижамная куртка разошлась, и ее грудь была почти полностью обнажена.
Вдруг Элинор поняла, и это было, как вспышка молнии, что еще никогда не видела более красивого мужчину, начиная с его могучей выпуклой груди, покрытой серебристыми волосками, и заканчивая длинными мускулистыми ногами; он был в светлых плавках и больше всего на свете походил на Геракла, а его жена, наверное, сошла с ума…
Перед ней открылась головокружительная опасность, с которой ей раньше не приходилось сталкиваться ни в круговерти своего короткого замужества, ни в период редких увлечений ее вдовьих лет, и вообще за всю ее жизнь.
Снова сверкнула молния, приглушив свет до неясных сумерек, но что-то совершенно новое возникло между усталым мужчиной и измотанной женщиной, стоящими в коридоре, заставляя их зажмуриться. Если бы он протянул к ней руки или она сделала бы это, то произошло бы неизбежное. Но в этот момент свет окончательно погас, и к хриплому, затрудненному дыханию двух человек присоединилось жалобное повизгивание испуганной собаки, и очарование пропало.
Мужчина невнятно пробормотал:
— О, Господи! — и наклонился во мраке, чтобы успокоить съежившегося пса, забившегося в пространство между стеной и ногами хозяина.
Женщина не сказала ничего.
Глава 7
Буря утихала. Ветки сосны больше не хлестали по крыше, лишь тихо шелестели. Ветер все еще играл с хрупкими подсохшими листьями сикамор, гоняя их по старой деревянной веранде, но через оголенные ветки деревьев уже время от времени проглядывала луна. Воздух был сырой и холодный. Он проникал в комнату через приоткрытое окно, принося с собой запах влажной коры и сырой земли.
Элинор растянулась на кровати, уставившись в лепную розетку на потолке спальни. Мысль о том, чтобы заснуть, теперь была просто смешна. Нервы, как натянутая струна: если кто-нибудь коснется, зазвенят.
«Опять надо приспосабливаться. Ну что за мужчина! Она вела себя, как робкая школьница. Господи! Ну почему ее мысли устремлялись в одном направлении?»
Элинор подумала, что Тони взволновал ее; она сопротивлялась, но он разбудил ее. И так уж вышло, что из всех людей подвернулся племянник, чтобы закончить дело.
«Это несправедливо, — подумала она, — что Провидение веками диктует свою неумолимую волю. Это не должно случиться со мной, если только я сама не выберу это. Но я не выберу, я слишком стара для такой бессмыслицы».
Она перевернулась и увидела отблеск света на статуэтке, которую поставила на ночной столик. Великолепный бронзовый мустанг, вставший на дыбы, казалось, бил копытами по воздуху. Она почти слышала его дыхание, вырывавшееся из раздувающихся ноздрей.
Жеребец. Ей все время попадались на глаза жеребцы. Неважно, какого возраста.
Тут она сама фыркнула и почувствовала себя лучше, пока сквозь шум ветра, шелест листьев и колышущихся занавесок она не различила настойчивый стук в свою незапертую дверь.
Она застыла. С другой стороны двери раздался глубокий голос, который сказал:
— Я уверен, что вы не спите. Господь свидетель, я тоже. Вставайте и наденьте на себя побольше одежды. Нам надо поговорить. Я буду внизу, в кухне.
— Я не думаю, что нам есть о чем разговаривать в два часа ночи.
— Не ведите себя, как ослица. Нам обо всем надо поговорить. Не беспокойтесь, я уже надел на себя брюки. Кстати, Чарли составит нам компанию. Вставайте, я приготовлю кофе.
Элинор недоверчиво прислушалась, как его подкованные башмаки глухо стучат по ступенькам, сопровождаемые негромким шлепаньем, которое, вероятно, выдавало присутствие сенбернара.
Пытался ли он открыть дверь? Что за беспокойный человек! И какой эгоист: не дождался ее ответа и ушел в уверенности, что она послушается.
«Пожалей себя, Элинор. Останься в постели, подожди до завтра, когда к нам присоединится Мэтт Логан, чтобы найти в разговоре с этим ужасным человеком нужные слова».
Однако, может быть, в этом и было дело. Завтра появятся Мэтт Логан, и, вероятно, Тони Мондейн, и одному Богу известно, кто еще, и только в конце этой очереди найдется место племяннику Джулии. Может быть, это единственный шанс поговорить приватно, с глазу на глаз. Представить ситуацию с собственной позиции, без всякого давления со стороны закона.
Элинор поднялась с постели. Побольше одежды, так он сказал.
Она порылась с угрюмым видом в своем гардеробе, выудила бесформенный фланелевый костюм для бега трусцой бутылочного цвета и огромные пушистые комнатные туфли. Сойдет.
Она зашаркала к двери в своей неуклюжей обуви, затем внезапно, повинуясь необъяснимому импульсу, вернулась назад, взяла пару бигуди и укрепила их на макушке при помощи заколок для волос. Вот так. «Вернись, красотка», — пропела она своему бледному отражению в зеркале и пошла вниз по ступенькам.
Кухня была ярко освещена, и слабый аромат свежесваренного кофе долетел до Элинор. Задняя дверь была открыта, за ней мелькал Чарли, победно помахивая своим пушистым, похожим на знамя, хвостом. Он околачивался вблизи дома, удостаивая своим вниманием ствол каждой сосны. Бентон Бонфорд, вытянув ноги, развалился на стуле, держа в руке чашку с кофе. Поверх выцветших джинсов был надет огромный свитер, орнамент на котором представлял собой вереницу свинок. Взмахнув кружкой, он указал ей на кофеварку:
