Соната разбитых сердец - Маттео Струкул
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она полностью отдалась ему, желая его больше жизни. Гретхен нетерпеливо дернулась, не в силах больше ждать, мечтая лишь о том, чтобы наконец разделить с ним тот огонь, что пылает внутри. И лишь тогда Джакомо овладел ею: резко, напористо, безжалостно, и в тот же миг Гретхен достигла пика удовольствия.
Весь остаток ночи прошел в блаженстве и экстазе.
Глава 15
Стыд
— Проклятье, дочь моя! Ты хоть понимаешь, что творишь?
На благородного Никколо Эриццо было жалко смотреть: лицо побагровело от ярости, парик съехал набок, он в отчаянии хватался за голову, в надтреснутом голосе слышался неподдельный ужас. Если бы кто-то увидел его в этот момент, то точно решил бы, что тот лишился разума. Эриццо что есть силы пнул резной деревянный комод, только чудом устоявший на месте.
Франческа сидела за клавесином, ее пальцы так и застыли на черных и белых клавишах. В тот день она с удовольствием разучила две сонаты Доменико Скарлатти, обе невероятной красоты. А теперь ссора с отцом испортит все настроение, это уж точно.
Девушка стойко выдержала яростный взгляд Никколо, чем разозлила его еще сильнее. Как смеет дочь противиться его воле? После всего, что он для нее сделал!
— Я не позволю тебе разрушить выгодную партию из-за глупого каприза, поняла? Не хочу больше слышать про этого проходимца! Или я запрещу тебе видеться с соплячкой Контарини, ясно?
Франческа не могла этого больше выносить. Сохраняя уважение к отцу, она тем не менее ответила решительно и твердо. Она его не боится. И никогда не боялась.
— Отец, вы не можете заставить меня выйти замуж за Альвизе Дзагури вопреки моей воле. Я ненавижу его: он высокомерный глупец и любит только себя и свои деньги. Я не сделала ничего дурного, просто пришла на бал, где собралось пол-Венеции. Это совершенно естественно, что Казанова тоже был там.
Эриццо не верил своим ушам.
— Да как ты смеешь разговаривать со мной в таком тоне?! И с каких это пор ты сама решаешь, что для тебя лучше? Будь жива твоя несчастная мать…
— Мама всегда желала мне добра! А вы не имеете права навязывать мне в мужья человека, которого я терпеть не могу.
Это было уже слишком.
Никколо Эриццо подошел к дочери и, не в силах совладать с яростью, дал ей звонкую пощечину. Голова девушки дернулась назад, будто от удара плеткой. Боль была сильной, а еще сильнее — унижение.
Осознав, что он натворил, расстроенный отец залился краской.
— Франческа… — произнес он слабым голосом, не в силах закончить фразу.
— Надеюсь, вы довольны! Я в полной мере ощутила отцовскую заботу. Теперь, с вашего позволения, я хотела бы удалиться.
При этих словах Франческа вскочила на ноги, в гнетущей тишине дошла до двери и покинула комнату.
Растерянный Эриццо остался стоять на месте, молча сжимая руки.
* * *
Франческа рухнула на кровать, по пылающим щекам текли слезы. Слова отца ее ужасно расстроили: как же она устала от того, что ее мнение никто не воспринимает всерьез! Неужели ее чувствами можно торговать на рынке Риальто, словно отрезами ткани? Это несправедливо!
Потом мысли Франчески невольно обратились ко вчерашнему вечеру: вот это было действительно чудесно. Первый раз в жизни она познакомилась с таким невероятным человеком. Канатоходец, акробат, путешественник, прирожденный соблазнитель, смельчак, утонченный собеседник — все это было в Джакомо Казанове и даже больше! Понятно, почему женщины теряют голову из-за него. Конечно, он очень красив, но это далеко не главное.
Франческа взглянула на красную розу, которую он ей подарил: цветок стоял на столике, в изящной вазе. Она вспомнила, как Джакомо смотрел на нее и как учащенно забилось ее сердце, когда она сама увидела его впервые — во время рискованного трюка на пределе человеческих возможностей.
Казанова — настоящий бунтарь, неудивительно, что Венеция так его боится, ведь он воплощает в себе все то, от чего этот город хочет избавиться. Он сам сказал, что никогда не откажется от своей сути ради каких-нибудь жалких общественных привилегий. В этой фразе столько гордости, что бросает в дрожь. Да, дело именно в этом: Венеция дрожит от страха при виде Казановы, потому государственные инквизиторы и гвардейцы и не спускают с него глаз.
Франческа восхищалась им, и мысли о ее новом герое придали сил и затмили раздражение от ссоры с отцом. Девушка знала, что вступает на опасный путь, но твердо решила не отступать: она не станет покорно наблюдать, как ее жизнь рушится во имя общепринятых правил и отцовских желаний. Франческа знала, что отец ее любит, и сама питала к нему самую искреннюю привязанность, однако с тех пор, как умерла ее мать, он сильно изменился. Безусловно, в чем-то его можно было понять, но, с другой стороны, девушка больше не хотела мириться с тем, что он держит ее взаперти лишь потому, что боится новой утраты. Конечно, отцом движет желание защитить свое дитя, но его забота слишком настойчива и тяжела. Отец всегда мечтал, чтобы она жила под стеклянным колпаком, потому и пообещал ее руку этому ничтожеству Дзагури, а за это ему нет прощения.
Франческа прекрасно понимала, что не стоит доверять Казанове: совершенно очевидно, насколько велико его самолюбие, и маска романтического героя запросто может оказаться не чем иным, как корыстным притворством. Однако было в нем нечто безнадежное и в то же время возвышенное, что совершенно покорило ее. Как будто в глубине его аквамариновых глазах скрывается настоящее пламя — жажда жизни и сильных чувств. Этот огонь сжигает его сердце и душу, а заодно может полностью изменить и ее жизнь, если только допустить такую возможность.
За одно это Франческа была благодарна Казанове: с момента их встречи она чувствовала себя живой.
Именно это ощущение и дало ей силы воспротивиться отцовской воле и сражаться за собственное счастье.
Франческа вытерла слезы тыльной стороной ладони, встала и подошла к лакированному туалетному столику, украшенному восточными мотивами, — очаровательному примеру стиля шинуазри, что так нравился ее матери.
Девушка взглянула в зеркало: на нее смотрело юное создание, стоящее на пороге бездны под названием жизнь, и только страх мешал ей расправить крылья.
Но больше она не будет бояться, никогда.
В зеркале виднелся любимый клавесин Франчески, стоящий в углу спальни. Всего в доме их было три, и один девушка потребовала разместить в своей комнате. Ее не заботила плохая акустика помещения и необычное расположение инструмента, ей