ПЕНРОД-СЫЩИК - Бус Таркинтон

Контракт был заключен к обоюдной радости обеих сторон. После этого Герман отправился домой, унося интересующую Пенрода собственность, а Пенрод продолжил прогулку. Теперь его настроение окончательно поднялось. Увидев черепаху в руках Германа, он сразу понял, что это самое лучшее животное на свете. Сейчас же ему казалось, что эта черепаха уже вроде бы как стала его черепахой, и это его несказанно радовало. Он только удивлялся, как же это у него до сих пор не было ни одной черепахи, и понял, что теперь-то ему без черепахи не обойтись.

Воображение унесло его в будущее. Он видел, как его черепаха год от года растет и хорошеет, и инициалы «П.С.» становятся на ее спине все крупнее и крупнее. Он представлял себе, как она ходит за ним по двору – большая, неторопливая и послушная. Он обучит ее разным трюкам, и она вместе с Герцогом и Уолтером-Джоном (взятым на время у Сэма) будут выступать вместе. Он устроит в конюшне представление и пригласит уйму народа. И Марджори Джонс тоже придет. А он будет вести это представление.

– Леди и джентльмены, позвольте представить на ваше внимание…

По его груди разлилось благостное тепло, и душа его исполнилась всепоглощающей любовью к черепахе.

Перед самым ленчем Пенрод перемахнул через забор и попал на задний двор. Рональд с водяным пистолетом в руках как раз коварно подкрадывался к Герцогу. Пользуясь этим, Пенрод сумел не замеченный им проскользнуть в дом. Он поднялся в комнату отца и застал там обоих родителей.

– Папа, – без предисловий начал он, – я хотел попросить тебя: дай мне, пожалуйста, семнадцать центов.

– Вот как? – ответил отец, и Пенрод не услышал в его вопросе никакого воодушевления.

– Да, папа, я тебя очень прошу.

– Интересное совпадение, – ответил отец, – я как раз только что подумал, что было бы неплохо, если бы кто-нибудь дал мне семнадцать тысяч долларов. Боюсь только, никто не даст.

– Папа! Дай мне, пожалуйста, семнадцать центов!

– Нет, сэр.

– Папа…

– Зачем тебе семнадцать центов? – вмешалась миссис Скофилд.

– Чтобы купить черепаху.

– Что? – спросил мистер Скофилд.

– У черного мальчика Германа есть самая лучшая в мире черепаха, я такой еще никогда не видел, – объяснил Пенрод. – Он выменял ее на отличное полено для растопки, отличную доску и отличное лезвие от ножа у одной Кубены Хаулис. Доска стоила десять центов, а лезвие от ножа пять центов, а полено для растопки два цента, вот он и просит за черепаху семнадцать центов. И он сказал, что не уступит ни цента.

Мистер Скофилд почувствовал раздражение.

– Вот как? – снова угрожающе спросил он.

– Ну, да, сэр. И мне очень хочется, чтобы у меня была такая черепаха.

– Ты ее не получишь. Пора тебе поучиться не тратить деньги на пустяки. Неважно, большие это деньги или маленькие. К тому же ты можешь сам найти сколько угодно черепах.

– Я никогда в жизни не находил черепах, – упорствовал Пенрод. – Только один раз, на пикнике, когда ты меня заставил посадить ее обратно в ручей. Папа, – теперь его голос зазвучал настойчивее, – дай мне, пожалуйста, семнадцать центов.

– Нет.

– Папа, это самая лучшая черепаха…

– Довольно! Тебе не нужна черепаха! Зачем, скажи на милость, тебе понадобилась черепаха? Лично мне не улыбается держать ее в доме. Я не позволю…

– Она может спать в конюшне, – уговаривал Пенрод, – я устрою ей там место. Она не будет тебе доставлять никаких хлопот, папа!

Мистер Скофилд повысил голос:

– Ты разве не слышал, что я тебе сказал? Я не разрешаю тебе покупать черепаху!

– Папа, – теперь Пенрод говорил вымогающе-плаксивым тоном, – прошу тебя, дай мне семнадцать центов! Это ведь все, что я у тебя прошу. Ну, неужели ты не можешь дать мне семнадцать центов?

– Нет!

– Па-а-апа!

– Нет!

– Па-а-апа!

– Ты что, не слышишь, что я говорю?

– Ну, пожалуйста, папа, прошу тебя, пожалуйста!

Мистер Скофилд посмотрел на жену и поймал ее озабоченный взгляд.

– Что это с ним?

Прежде чем миссис Скофилд успела высказать свою точку зрения, Пенрод снова начал действовать. Он издал вопль и впал в настоящий транс.

– Па-а-апа! – завопил он. – Мне нужна эта черепаха! Мне нужны семнадцать центов! Тебе ничего не стоит разрешить мне держать эту черепаху! Ты просто не хочешь, чтобы я весело проводил время с ней! Не хочешь! Папа! О, па-а-апа! Пожалуйста! Я прошу тебя! Пожалуйста!

Мистер Скофилд бросился к сыну. Он ухватил его за плечи и таким образом пресек дальнейшее развитие тирады. Не мог же Пенрод продолжать ее в столь рабском положении. Ведь все, что он говорил – было не что иное, как плод импульсивного творческого порыва. Подобные сцены рождаются в импровизации, природа которой не совместима с насилием.

Отец основательно потряс его.

– Клянусь, он заразился!

С этими словами он подтолкнул Пенрода к двери и мрачным голосом приказал миссис Скофилд отворить ее. Та исполнила приказ, и лицо ее в этот момент было полно печали. Дверь эта вела в унылый и темный чулан, где ничто не располагало к веселому времяпрепровождению.

– Будешь сидеть здесь, пока не опомнишься! – сказал мистер Скофилд и закрыл дверь в эту обитель скорби. Потом он повернулся к жене: – Клянусь, нам надо сразу же отучить его от этого! Иначе он нас доведет, как Рональд бедного Генри!

Когда после ленча мистер Скофилд ушел из дома, мать выпустила Пенрода. Ему было разрешено подкрепиться остывшей едой. Потом миссис Скофилд сообщила, что до четырех часов его свобода ограничивается пределами дома. Потом он может выйти на улицу, но не дальше двора. Гак должно продолжаться до следующего дня. Выслушав текст приговора, он ничего не ответил, только в глазах его сверкнула ярость.

Он отбыл наказание полностью. Он сидел у окна и с загадочным видом смотрел во двор. Взгляд его немного оживлялся лишь тогда, когда в поле его зрения оказывался Рональд, который по-прежнему гонялся за Герцогом. Но уже через восемь секунд после четырех часов Пенрод отворил заднюю дверь конюшни и начал сосредоточенно наблюдать за жилищем Германа и Вермана.

– Эй, Герман! – крикнул Пенрод.

Герман вышел на улицу.

– Герман, я не могу выйти со двора. Мне велели никуда до завтра не выходить. А где черепаха?

У Германа был подавленный вид. Его явно что-то угнетало.

– Оставь свои семнадцать центов себе, – сказал он, – у меня больше нет черепахи! Я хорошенько устроил ее в миске. Потом папаша послал меня в аптеку за своим лекарством, а мамаша взяла и бросила эту черепаху в кучу золы. А человек, который пришел убирать золу, взял и унес мою черепаху! Я сказал мамаше: «Хорошо же ты обошлась с черепахой, которая стоит целых семнадцать центов!» А она треснула меня кухонным полотенцем по голове. Так что, оставь свои семнадцать центов себе. У меня больше нет черепахи.

Пенрод вздохнул.

– Мне только хотелось поглядеть на нее. Я не смог достать семнадцать центов. Ничего не вышло.

– Ну, а у меня была черепаха. И если бы не мамаша, она бы у меня до сих пор была, – сказал черный мальчик и с мрачным видом ушел.

Пенрод, в свою очередь, горестно вздохнул, затворил дверь конюшни и некоторое время сидел в полутьме. Потом до него донесся запах пекущейся сдобы, и в его разочарованной душе вновь зародился интерес к жизни. Он вышел из сарая и отправился на кухню.

– Иди отсюда! – сказала Делла. – Эти маленькие кексики я сделала к обеду. Если твой папа будет их есть, как раньше, остальным больше, чем по одному, не достанется.

– Ну, Делла, дай мне хоть один! – просил Пенрод. Кексики были пухлые, румяные. Они были красивы на вид и восхитительно пахли. – Ну, можно я возьму только один?

– Если я дам тебе, ты обещаешь съесть и уйти отсюда?

– Честное слово!

Делла дала ему кексик.

– Надеюсь, ты хоть раз сдержишь слово! – сказала она.

Пенрод поднес кексик ко рту, но тут с улицы донесся визг Герцога и торжествующий возглас Рональда. Услышав это, Пенрод вдруг сообразил, по чьей вине подвергся наказанию. Рука с кексиком замерла в воздухе, а на лице его появилось опасное выражение.

– Ты ведь хотел есть? – спросила Делла. – Так чего же не ешь и не уходишь?

– Пожалуй, я его съем попозже, – пробормотал Пенрод и, по-прежнему сжимая кексик в руке, быстро прошел из кухни в столовую.

Там он посвятил себя тонкой работе химического характера, и буфет служил ему отличнои лабораторией. Работал он напряженно. Не прошло и семи минут, как он снова покинул столовую. В руке Пенрод держал кексик, и он по-прежнему выглядел абсолютно целым. Во всяком случае, каждому было ясно, что Пенрод так и не откусил от него ни крошки. Он вышел во двор и встал на виду у Рональда.

– Эй, Пенрод! – тут же завопил его маленький гость. – Посмотри на меня! Я научился так здорово злить твоего Герцога своим пистолетиком, что он готов сам себя загрызть!

– Меня не волнует твой дурацкий пистолетик, – лениво процедил Пенрод, – у меня есть кое-что получше.