Герои эпохи Петра - Владимир Шигин

В самом конце года Федор был вновь направлен в столицу. Ехал санями с генералом Матюшкиным. В дороге генерал пил крепко, а, напившись, храпел, к плечу соймоновскому привалясь. Федор же, продышав в слюдяном оконце глазок, читал книжку по наукам картографическим. Император планом реки Куры и действиями Федора под Баку остался доволен. Затем на Москве гулянье знатное было – коронация государевой жены Екатерины. Погуляли, поплясали и снова в обратный путь. Теперь Соймонову предстояло подыскивать место для новой крепости на Гиляни.

Весной следующего, 1725 года, войска и флотилия снова было изготовились для нового похода, но пришла весть, всех как громом поразившая, – не стало императора Петра. Ах, как плакал Федор Соймонов, в доме своем запершись. Слезы утирал, приговаривая:

– Не стало благодетеля моего Петра Лексеича, и как жить дале, не ведаю!

Кто мог знать тогда, сколь трагично и непредсказуемо сложится судьба младшего птенца гнезда Петрова.

И снова Соймонов был отправлен на Каспийское море. На этот раз – описывать восточный берег Каспия, край пустынный и неизведанный. В экспедицию определили три судна, среди них латаный-перелатаный гекабот: в пазах его даже у причала хлюпала вода, а борта при малой волне ходили ходуном.

– Я иду на сем самотопе! – объявил своим матросам капитан-лейтенант. – Кто в Бога верует ин меня, те за мной!

И сегодня старые моряки говорят, что кто не плавал на Каспии, тот настоящих штормов не видал. Разогнавшись над бескрайними азиатскими пустынями, ветры в бешенстве врываются в водные хляби, и тогда там творится что-то невообразимое. В такой-то вот шторм у Кулалинских островов и попал ветхий гекабот. Как спаслись от смерти неминучей – одному Богу известно. В трюме вода била фонтаном. Помпы не помогали, и матросы обессилели в тщетной надежде уменьшить течь. Треща под ударами волн, судно разваливалось на глазах. Соймонов лихорадочно искал убежища. В тот момент, когда, казалось, все уже потеряно, невдалеке открылась небольшая, защищенная от ветра бухта. Кое-как добрались до нее, отстоялись, ночь и снова в путь.

От залива Красноводского, мимо островов Огурчинских шел Соймонов на Асрабад. Не забывая главного дела – гидрографического, он и воевал не без успеха, захватив десятка полтора персидских мелких судов. Людей отпускали, а суда топили. И снова Соймонов с сотоварищами был на волосок от смерти. В один из сентябрьских штормов у Свиньих островов гекабот залило водой. До Баку дотащились на добром слове. Там развалившееся судно пустили на дрова, а его капитан, перебравшись на подошедший из Астрахани галиот, продолжил опись берега. Когда осунувшийся и изможденный Соймонов вернулся в Астрахань и выложил перед Сенявиным ворох журналов и карт, тот обнял отчаянного морехода:

– Поздравляю с капитаном третьего ранга, что присвоено государыней Екатериной! И следовать тебе в Петербурх!

Но, как это часто бывает в жизни, уехать сразу не удалось. Еще с полгода отплавал по каспийским водам Федор Соймонов, прежде чем его отпустили.

На служебных перепутьях

Москва встретила Федора колокольным перезвоном. Время вынужденного безделья в Астрахани тяну лось тягостно и уныло. Наконец прибыл назначенный командир порта контр-адмирал Иван Сенявин. Федор сразу к нему так, мол, и так, отпусти на Балтику, устал здесь, мочи нет!

– Нет уж, – покачал головой Сенявин. – Ты мне тут первый помощник!

Тогда же велел он Соймонову снова собираться в ном.

Была пасха, праздновали ее весело. На застолье у стольника Отяева приглядел Федор его дочку Дарью румяную и глазастую девушку с огромной русой косой, да и та вниманием бравого моряка не обходила. То так посматривала, то этак, да и было от чего: Соймонов за столом главный рассказчик. Остальные сидят, только рты от удивления открывают! Через несколько дней капитан и сватов заслал. Отец сразу к дочке: согласна ль? Та лишь глаза опустила. Свадьбу гуляли с размахом.

– Эх, прощевай жисть холостяцкая! – бил на третий день об пол фужер молодой муж. – Нонче все по иному станет!

Но закончилась свадьба, и загрустил Федор, уж больно не хотелось ему от молодой жены скаты в промозглый Петербург. «Искал я случая, чтоб на некоторое время быть в Москве, во признании для того случая, что женился, а другое и то, что с женою жить в Петербурге был в деньгах недостаток, оставя жену, одному ехать не хотелось, а чтобы оставить морскую корабельную службу, по совести… на мысль мою не приходило…»

Но вот и Петербург. Серое низкое небо, моросящий дождь. Посетив стародавних друзей. Соймонов сразу же садится составлять отчет о своих каспийских делах. Наконец карты и лоции составлены и переписаны набело сданы в коллегию.

– Куда теперь? – поинтересовался капитан у адмирала Крюйса.

– Куда скажут, жди! – отмахнулся тот.

– А коль позабудете? – настаивал Федор, памятуя о тех, которые годами нищенствовали в ожидании вакансий.

– Как позабудем, так и вспомним, а не вспомним – знать, не нужен! – философски закончил разговор президент Адмиралтейств-коллегии.

В ожидании прошло лето, затем осень и зима. Соймонов, экономя на всем, пообносился и осунулся. Безденежье и ненужность угнетали. Наконец о нем вспомнили, но вызвали не в коллегию, а к генерал-прокурору Ягужинскому. Тут уж Федор не знал, что и подумать. Генерал Ягужинский мужик крутой, может, в делах каспийских недостачу какую выискал или кто донос какой написал.

Но грозный Ягужинский встретил моряка ласково.

– Садись! – указал на стул.

Федор на стул сел, но глядел настороженно. Ягужинский, наоборот, из-за стола своего дубового встав, объявил торжественно:

– Посоветуясь с членами высокой коллегии, ре шили мы назначить тебя флотским прокурором!

Соймонов, услыша слова такие, чуть со стула своего не свалился.

– Но я ж корабельный офицер и дел бумажных знать не знаю! – пытался отговориться робко.

Ягужинский, худой и желчный, лишь ухмыльнулся:

– Сие есть глупая отговорка, потому как дела чиновничьи не столь премудры, как навигацкие. Освоишься!

Вскоре сенатский обер-секретарь Курилов объявил об указе сената.

Почему же выбор на столь высокую и ответственную должность пал именно на Соймонова? Ведь желающих, думается, было немало. Что в любимцах у царя Петра был? Но не он один. Что умен? Но и толковых тоже вокруг было немало. Думается, причина была в полнейшей честности Соймонова и его всегдашней щепетильности по отношению к казенному имуществу.

Итак, назначение состоялось. На новоиспеченного прокурора сразу же обрушился вал бумаг: доносы, жалобы, кляузы… Все это надо было внимательно рассмотреть, проверить, напраслину отбросить, а серьезным бумагам дать ход и произвести розыск.