Операция «Снег» - Виталий Павлов

Видимо, по недосмотру редактор оставил в книге некоторые эпизоды, которые ярко характеризуют подлинную натуру «автора». Например, Гузенко описывает, как однажды, вернувшись с собрания, на котором незаслуженно исключили из комсомола его подругу, некую Потемкину (наш герой вместе с некоторыми другими соучастниками испугался ее поддержать), он рассказал об этом эпизоде своей матери. Та, женщина, по-видимому, с обостренным чувством справедливости, стала осуждать решение собрания и трусливое поведение сына. Грубо оборвав ее, Гузенко пригрозил «донести куда следует» о «враждебных» высказываниях матери. Тогда он не пошел дальше угроз. А в 1945 году выполнил свой замысел — предал и мать, и сестру, поставив их своей изменой под удар. А всю вину за это сваливал на советские власти, якобы толкнувшие его на этот шаг.

Да, в те времена сталинских указов об ответственности родственников за преступления их близких Гузенко сознательно обрекал и мать, и сестру на тяжелую участь. На фоне такой бессердечности фальшиво звучат «высокие доводы» изменника относительно заботы о благе человечества.

Все, кто знал Гузенко, в том числе и более или менее близко общавшиеся с ним в Канаде коллеги, не имели ни малейшего сомнения относительно его «храбрости». Один из них засвидетельствовал, что, прочитав в газете сообщение о взрыве американской атомной бомбы над Хиросимой, Гузенко побледнел как полотно. Он был смертельно испуган, и можно с полным основанием предположить, как этот трус стал немедленно искать надежное убежище. То, что Гузенко страдал патологической трусливостью, было не новостью для окружающих. Он предпринимал лихорадочные усилия, чтобы не попасть на фронт. В 1944 году начальник военной миссии Заботин получил предписание из Москвы откомандировать Гузенко на Родину для прохождения дальнейшей воинской службы, но он сумел уговорить своего шефа оставить его в Канаде еще на год. Когда же летом следующего года поступил категорический приказ об откомандировании в Москву, Гузенко всячески оттягивал отъезд, вплоть до момента бегства в сентябре.

Оказавшись по другую сторону баррикады, Гузенко, говоря словами Белинского, стал «мстить за свое ничтожество». Он лгал без зазрения совести, выдумывая «красочные подробности» из жизни военного атташата и советской миссии в Канаде. Желая выслужиться перед новыми хозяевами, клеветал на честных канадцев, когда-либо посещавших наше представительство и искренне стремившихся во время войны чем-либо помочь советскому народу. Всех их предатель безосновательно зачислил в «шпионы Москвы», способствуя тем самым раздуванию антисоветской шумихи.

Дело о «советском шпионаже», начатое на основании показаний Гузенко, разворачивалось властями по подсказке специальных служб Вашингтона таким образом, чтобы не только нанести максимальный ущерб нашим позициям в Канаде, перспективам развития отношений с этой страной, но и ударить по прогрессивным силам как в Канаде, так и в Англии и США.

В феврале 1946 года была создана так называемая «королевская комиссия» по расследованию дел о шпионаже по показаниям Гузенко. Однако еще до того, как она приступила к работе, 4 февраля американский журналист Дрю Пирсон вы ступил по радио с сообщением, что премьер-министр Канады Маккензи Кинг докладывал президенту Трумэну о «канадском шпионаже». По всем данным, это была целенаправленная «утечка информации» для американской администрации, заинтересованной в развязывании широкомасштабной антисоветской кампании.

«Дело Гузенко» получило сильный импульс. В Канаде реакция развернула «охоту за ведьмами» по примеру США. Политические взгляды отдельных лиц стали поводом для увольнений, отказа от приема на государственную службу.

Доклад «королевской комиссии» был представлен в июле 1946 года, а материалы, полученные ею в ходе следствия, опубликованы только в 1981 году — тридцать пять лет спустя.

С 1 по 13 февраля 1946 года комиссия заседала при закрытых дверях, а 15-го были арестованы двенадцать человек. Тогда же премьер-министр выступил с первым публичным заявлением.

Через пять дней, 20 февраля 1946 года, Советское информбюро заявило: проведенным расследованием установлено, что некоторые сотрудники советского военного атташата в Канаде получали от канадских граждан, с которыми они были знакомы, определенную информацию, которая, однако, не представляла большого интереса для советских организаций. Далее в заявлении отмечалось, что большая часть полученных материалов была почерпнута из открытых работ по радарам и атомной энергии. Сообщалось, что полковник Заботин отозван за неправильное поведение и что советский посол и другие сотрудники посольства никакого отношения к этому делу не имели.

В ходе судебных процессов из всех названных Гузенко двадцати обвиняемых только десять человек были признаны в той или иной мере виновными, а с остальных сняты какие-либо подозрения.

А как обстояло дело с осужденными? Приведу лишь один пример.

Гузенко назвал среди «шпионов» канадского профессора Буайе. Как консул, я встречался с ученым, когда он посещал советское посольство. У него был серьезный повод: он делом хотел помочь нашему народу, несшему основную тяжесть в борьбе против гитлеровской Германии. Буайе изобрел новое, очень эффективное взрывчатое вещество, взятое на вооружение западными союзниками. Узнав через военного атташе, что его изобретение не передано Красной Армии, он стал добиваться, чтобы это было сделано канадскими властями. Но встретил сопротивление местных бюрократов. Тогда ученый проявил инициативу и сам предоставил нам необходимые сведения для производства взрывчатки. Причем он не делал никакого секрета из своего поступка, считая его патриотическим, в чем его поддерживали коллеги-ученые. Беда Буайе со стояла в том, что через руки шифровальщика Гузенко прошло в Центр сообщение о подарке, который профессор сделал Красной Армии.

Не сомневаюсь, что сам факт глубоко патриотического поступка ученого должен был бы заставить менее тенденциозно настроенных судей снять с него любые подозрения, но они предпочли рассматривать это событие глазами Гузенко. Между тем множество объективных людей в Канаде одобрили поступок Буайе, способствовавший ускорению победы над общим врагом человечества — нацизмом. Нечто подобное произошло и с некоторыми другими обвиняемыми.

Несмотря на шумную антисоветскую кампанию, канадская общественность в своем большинстве не поверила клеветническим измышлениям Гузенко. Проведенный перед судебными процессами опрос общественного мнения показал, что 51 процент канадских граждан высказались в пользу СССР и лишь 27 процентов поддались антисоветской пропаганде. Это как раз и пугало реакцию. К тому же расследование «королевской комиссии» проводилось, как свидетельствовала канадская пресса, с грубыми нарушениями прав человека. «Свидетели», под которыми значились обвиненные Гузенко канадцы, привлекались к показаниям насильно, после предварительного содержания в одиночном заключении в течение четырех-пяти недель, на их допросы не допускались защитники.

Сам премьер-министр Маккензи Кинг вынужден был отметить нарушения гражданских свобод и содержание обвиняемых длительное время под стражей без предъявления обвинений. Но в тот период эта сторона «дела Гузенко» всячески замалчивалась.

Конечно, среди канадского населения, в своем подавляющем большинстве симпатизировавшего нашему народу, были злобные враги Советского Союза. Впрочем, и не только нашей страны, но и самого демократического общества, в котором они жили.

Не случайно многие пособники фашистов, военные преступники, бежавшие от справедливого возмездия после разгрома гитлеровской Германии, нашли укрытие в Стране кленового листа.

Мне пришлось вплотную соприкоснуться с проблемами противодействия деятельности немецких специальных служб во время Великой Отечественной войны на территории Канады и с ее территории против нас. С началом второй мировой войны спецслужбы союзников развернули в Канаде подготовку агентуры из числа бывших жителей Европы для заброски в тыл немецким войскам, на оккупированные гитлеровцами территории. Нашлось немало добровольцев среди выходцев из России, Польши, Чехословакии, Болгарии, Югославии. Были они и в довольно многочисленной немецкой колонии.

Об этом стало известно нам; знала об этой деятельности союзников и немецкая разведка. Она была крайне заинтересована в проникновении своей агентуры в центры обучения добровольцев. И принимала соответствующие меры. Эти происки нацистской секретной службы представляли опасность для западных союзников, а с началом Великой Отечественной войны и для нас.

С продвижением гитлеровцев на Восточном фронте и захватом ими советских территорий такие перевербованные немцами и внедренные ими агенты могли действовать на оккупированных советских землях. А после освобождения этих районов они оставались на важных объектах в нашем тылу. Поэтому мы активно занимались противодействием этой подрывной деятельности нацистской агентуры в Канаде.