Операция «Снег» - Виталий Павлов

Но это не так. Опыт двухлетнего пребывания в информационной службе оказался очень интересным и к тому же исключительно полезным с точки зрения критической оценки моих предыдущих дел. Информационно-аналитическая работа значительно расширяла разведывательный кругозор: ведь довелось анализировать и оценивать достоверность многочисленных материалов и даже опровергать некоторые содержавшиеся в них сведения. Все это помогало оперативным работникам разведывательных подразделений правильно ориентировать периферийные точки, повысить надежность и эффективность руководства агентурой.

После окончания Великой Отечественной войны к руководству НКГБ, преобразованного в марте 1946 года в Министерство государственной безопасности, пришел В.С.Абакумов. Он начал реорганизацию аппарата, в том числе внешней разведки. Первое управление было преобразовано в Первое главное управление (ПГУ), возглавил его уже упоминавшийся мною П.В.Федотов. Начальниками оперативных управлений ПГУ были выдвинуты опытные разведчики П.М.Журавлев, И.И.Агаянц, А.М.Коротков и другие. В.М.Зарубин был назначен заместителем начальника одного из управлений.

Не застал я в управлении П. М. Фитина. Было жаль, что он, вынесший на своих плечах все трудности руководства внешней разведкой во время военного лихолетья, должен был с понижением отправиться на периферию.

Впрочем, скоро я узнал, что гонениям Павел Михайлович подвергся по указанию Берии, который не простил начальнику внешней разведки, что тот перед войной настойчиво отстаивал достоверность данных наших ценных источников, своевременно сообщавших о скором нападении гитлеровской Германии на Советский Союз. Льстивый царедворец, чтобы потрафить своему правителю, считавшему, что военный конфликт начнется не ранее середины 1942 года, объявил такие сведения злостной дезинформацией английской разведки. Фитин с этим не был согласен. Вспыхнувшая германо-советская война доказала правоту начальника разведслужбы. Берия отступил, но затаил злобу и после победы сразу нашел случай отомстить неугодному подчиненному.

Павел Михайлович хорошо запомнился мне по 1942 году. Как сейчас, вижу его быстро шагающим по коридору дома два на Большой Лубянке. Походка у него была оригинальная — он раскачивался из стороны в сторону, как лыжник или моряк. Очень доступный, простой в обращении с подчиненными. По обычно доброму выражению лица его трудно было отнести к властным людям. Но воля у него была крепкая, судя даже по тому, что привередливое, непредсказуемое бериевское начальство терпело его в начальниках внешней разведки шесть лет. Павел Михайлович разговаривал всегда спокойно, при докладах подчиненных вел себя доброжелательно, поощряя к инициативным предложениям. Решения принимал быстро, смело брал на себя ответственность. Его чем-то напоминал другой начальник внешней разведки, А.М.Сахаровский, занявший этот пост в середине 50-х годов. Сходство было не только внешним, но и в характерах.

Теплые воспоминания сохранились у меня о начальнике европейского управления того периода Павле Матвеевиче Журавлеве. Он начал работать во внешней разведке в 1924 году. Был резидентом в Каунасе, затем возглавлял резидентуры в Праге, Стамбуле и Риме, откуда в 1938 году по указанию Берии был отозван. Впервые он встретился мне на том памятном «совещании», на котором нарком внутренних дел подверг опытных разведчиков унизительному разносу. Успешно пройдя «проверку», Павел Матвеевич оказался на небольшой должности заместителя начальника отделения. Но в 1942 году его уже в пятый раз направили за кордон резидентом. Это был Каир.

Обладая огромным опытом, Павел Матвеевич держался в коллективе очень скромно, с ним было легко решать все возникавшие вопросы. Он никогда не уклонялся от принятия конкретных решений.

Другим руководителем после П.М.Журавлева на европейском участке был И.И.Агаянц, интеллигентный, вежливый, человек совсем другого склада. От него труднее было добиться четких, определенных ответов; он, как правило, адресовал нас к своим подчиненным. Злые языки шутили, что Иван Иванович «мягко стелет, да жестко спать», намекая на недостающую ему искренность. Действительно, были случаи, когда сотрудники уходили от него с положительными заверениями, а затем узнавали, что по этому же вопросу приняты негативные решения. Вскоре И.И.Агаянц выехал в резидентуру в Париже, а вернувшийся оттуда Н.П.Лысенков возглавил европейское управление.

Николай Петрович был высококвалифицированным профессионалом и замечательным человеком и товарищем. Во Франции он, несомненно, оставил такой заметный след, что плодами его деятельности там пользовалась не одна смена наших разведчиков, работавших в этой стране. Лысенков лично приобрел ценных агентов, во внешней разведке его уважали за доброжелательность, внимание к людям. Жаль, что он рано ушел из жизни. Это случилось в 1956 году.

В мае 1947 года на базе внешней разведки МГБ и разведслужбы Министерства обороны создали Комитет информации (КИ), председателем которого был назначен тогдашний министр иностранных дел В.М.Молотов. Позже его на этом посту сменяли А.Я.Вышинский, В.А.Зорин, Я.А.Малик — заместители главы дипломатического ведомства Кремля. Практической работой руководил П.В.Федотов — первый заместитель председателя КИ. Комитет просуществовал до 1952 года, когда обе разведки вернулись в свои прежние ведомства — МГБ и МО.

Объединение двух разноплановых служб — политической разведки и разведки военной — оказалось нежизненной затеей. Резкое различие в стиле работы двух составных частей новой организации быстро привело к тому, что деятельность новой разведывательной структуры оказалась малоэффективной. Наши военные коллеги долгое время не могли привыкнуть к тому, что возникающие проблемы можно с начальством обсуждать, высказывать свои оценки, расходящиеся с точкой зрения руководства. У них же все было поставлено на свой лад: начальник дает указание, подчиненный выполняет без рассуждений, не говоря уже о возражениях. Так, их планы вербовки агента звучали для нашего уха по меньшей мере странно: «Приказываю осуществить вербовку „имярек“. Далее предписывались сроки, назначались исполнители и так далее. А главное — все безапелляционно. В таких условиях нашим военным коллегам выполнять свою работу и легче, и труднее. Легче, поскольку ответственность за правильность и успех плана-приказа ложилась не только на исполнителя, но и на человека, отдавшего приказ; труднее потому, что это как бы исключало для оперативного работника возможность психологического маневра. Между тем в разведывательной деятельности приходится учитывать многие факторы, которые проявляются либо постфактум, либо, в лучшем случае, в процессе выполнения операции. А это несовместимо с жесткими рамками приказа.

Нам первое время нелегко было контактировать с военными разведчиками: на наши соображения они, как правило, отвечали «так точно», если эти соображения высказывались от имени начальства, или ожидали от нас беспрекословного принятия к исполнению установок, когда те исходили от должностных лиц, стоявших выше в табели о рангах.

Но скоро военные убедились в преимуществах нашего стиля, почувствовали свободу для проявления собственной инициативы, ощутили и реальную пользу от расширения возможностей разведывательного творчества. Когда стало известно о расформировании Комитета информации, многие из сотрудников ГРУ сокрушались по поводу того, что им придется возвращаться к прежним военным стереотипам, снова отвечать «так точно» даже тогда, когда решение, принимаемое начальником, явно грешило ошибками.

Допускаю, что и у наших военных коллег, в свою очередь, возникали критические замечания по поводу того, что у нас, сотрудников внешней разведки МГБ, не всегда было все в порядке с исполнительской дисциплиной, точностью в реализации планов и решений.

Период существования КИ был отмечен снижением уровня четкости и оперативности в решении возникавших проблем внешней разведки. Особенно, если они, эти решения, относились к компетенции руководства, которое было далеко от специфики разведывательной деятельности и многого просто не могло понять. Молотов, Вышинский, Зорин, Малик мало вникали в дела этой важной для государства структуры и передоверяли практическое руководство своим заместителям — профессионалам разведки, которые, однако, не всегда обладали нужными полномочиями.

Поэтому все мы, оперативные работники, были рады возвращению, так сказать, на исходные позиции — одни в органы госбезопасности, другие в Генштаб вооруженных сил.

После победного завершения Великой Отечественной войны, казалось, должен был наступить период мирного восстановления разрушенного войной хозяйства страны. Создание ООН в апреле 1945 года и Потсдамская конференция в июле-августе создавали необходимые внешние условия для этого.