Князьки мира сего - Елена Кочергина

— Они тебе не звонили?

— Был какой-то странный звонок на мобильный, но я сказала, что никакой Светланы по этому номеру нет. Мой телефон зарегистрирован на мою тётю, я на льготном тарифе для пенсионеров. Не знаю, смогут ли они вычислить меня через тётку…

— Они всё смогут, если захотят… Разве что мне помогут другие силы…

— Петенька, ты гений! Я сейчас же… обращусь к другим силам!

Иваненко насторожился.

— Ты их видела? Или только слышала?

— И видела, и слышала. Но это было два года назад, когда я воцерковлялась.

— Так, расшифруй-ка последнее слово, Свет, пожалуйста.

— Я думала, ты уже в прошлый раз всё понял. После попытки суицида я воцерковилась — стала полноценной православной христианкой. Духовник у меня кардиолог, доктор наук и умница…

— А кого ты, прошу прощения, видела два года назад?

— Христа и Богоматерь. Но это была призывающая благодать. А теперь мне молиться стало очень тяжело.

— И вот именно к ним ты собираешься обращаться за помощью? Что ж, я не скептик, я философ. Попробуй. Архетипы идеальной женщины и идеального мужчины в нашей культуре уже стали реальной энергетической силой. Но я говорил о других «других силах», вполне конкретных, которых я и видел, и слышал, и осязал.

Теперь насторожилась Светлана.

— Изволишь рассказать поподробнее? — спросила она.

— Изволю. Теперь всё можно.

Иваненко хотел детально описать своей первой любви свои встречи с инопланетянами, но внезапно ему поплохело, голова стала подкруживаться, руки-ноги сделались ватные. И Света уложила его в постель.

Проснулся Пётр от солнечного луча, пробившегося через занавеску. Невиданная роскошь для конца октября!

ФСБ почему-то за ним всё ещё не приехало. На столе лежала записка, где Света сообщала, что ушла на работу, что продуктов в холодильнике мало, но ему лучше никуда не выходить из дома, пусть потерпит до вечера. А если ему всё-таки приспичит, запасные ключи и деньги в шкатулке в секретере.

Иваненко послушался свою первую любовь и никуда в тот день не пошёл. Он ждал, что за ним с минуты на минуту приедут, или что к нему приедут — маленькие когтистые друзья. Но покуда никто не приезжал, Пётр стал приводить себя в порядок. Подстриг бороду и выскреб лицо женской бритвой для подмышек. Причесался и снял с щётки клок седых волос — чёрные всадники постарались. Сделал зарядку.

Хотел съесть с кофе несколько бутербродов с варёной колбасой, но почему-то розовый цвет смешанного с мукой и соей мяса вызвал у него отвращение. Пётр вспомнил, что, пока он сидел в камере, мяса ему не давали, только бобы. Ещё он вспомнил, что вкус у тюремной баланды одно время был горьковатый — наверное, подмешивали туда антибиотики, чтобы он не загнулся.

Ночью Света кормила его бутербродами с маслом и сыром. Видно, интуитивно почувствовала, что мясное ему лучше сейчас не есть. Пётр порылся в холодильнике и откопал на нижней полке банку кабачковой икры, которую тут же и прикончил с чёрным хлебом.

Время ползло медленно. Становилось как-то скучновато. Телевизор смотреть не хотелось. А в голову стала лезть навязчивая мысль: «Я должен помочь вдове». Где искать сбежавшую Ольгу и как Иваненко сможет ей помочь, внутренний суфлёр не говорил.

Пётр осмотрел книжные полки. Ну, классиков у Светы всегда было полно, а вот это что-то новенькое — целая полка, заставленная православной литературой. Сплошь какие-то «святители», «преподобные» и «старцы», не считая молитвословов и Библии на церковно-славянском языке. Неужели она умеет читать эти закорючки?

Почему, когда Светлана пришла к нему домой после трёхлетнего перерыва, он заподозрил, что она сектантка? Хотя… Иваненко слышал, что Русская Православная Церковь и состоит из множества сект. Каждый священник мнит себя духовным учителем, старается сколотить вокруг себя общину преданных чад. Новые положения веры «духовные учителя» выдумывать, конечно, боятся — могут запретить в служении, и прощай кормушка! Но своих правил напридумывают столько, что исключительно люди с рабской психологией, «конформисты от Бога», могут всё это вынести.

С другой стороны, в РПЦ много умных людей, а большинство сектантов дебильноваты, в чём он убедился на собственном опыте.

И тут Пётр вспомнил, что́ ему открылось по дороге в Кабановку. Ах, мама, мама! Крестила, тайно от отца, и столько лет скрывала от сына свой проступок! Наверное, маленький Петенька болел, а она боялась, что помрёт, и решила защитить от смерти с помощью древнего обряда! Так или иначе, а Иваненко теперь тоже член РПЦ, никуда от этого не денешься. Надо изучить вопрос. И Пётр решительно взял с полки книгу некоего Феофана Затворника.

Взял и тут же выронил — книга обожгла ему руку. Очень интересный феномен. Надо будет вечером показать обожжённые пальцы Светлане — может быть, она сможет пролить свет на данное происшествие.

Одной из основных черт иваненковского характера было упрямство. Когда кто-то пытался на него откровенно надавить, он обычно делал всё наоборот. Так было и на этот раз. Через пять минут он с увлечением читал письма Затворника к разным лицам, перелистывая страницы кухонным полотенцем.

Пётр так зачитался, что не заметил, как пришла Светлана — она отпросилась с работы пораньше. Он просидел за книгой несколько часов и уже прочитал добрую половину. Томик теперь почти не жёгся, когда он касался его голой рукой.

Светлана обняла его так, как будто они никогда не расставались.

— Поможешь мне с картофельным супом? — спросила она. — Я принесла продуктов.

— Разумеется, дорогая, — сказал Пётр.

Ему вдруг как-то неожиданно захотелось ласки и любви. Всё было так, как будто вернулась их старая полусупружеская жизнь с контрацептивами. Но он взял себя в руки и пошёл на кухню вслед за Светланой.

— Вот, Феофан Затворник обжёг, — показал Иваненко свои руки Свете, усаживаясь на табуретку над помойным ведром, чтобы чистить картошку.

— Маслом растительным надо было помазать.

— Тебя не удивляет сей факт?

— Я и не такое видела. Кстати, как тебе письма святителя Феофана?

— Умный мужик. Очень умный мужик. И стиль такой необычный. Чем-то сказки Пушкина напоминает…

Света ловкими движениями рубала овощи в суп.

— Ничего, если на бульонных кубиках сделаю? — спросила она.

— Самое оно. Как раз хотел тебе сказать, что мясо я почему-то видеть не могу…

— Петь, ты знаешь, за что тебя арестовали?

Иваненко хотел рассказать своей первой любви, что убил человека, быть может, хорошего человека, что тот умер у него на руках, что он должен помочь вдове, — но не смог открыть рот. Какая-то противная субстанция склеила ему губы, а в углу кухни померещился Посол. Голова вдруг закружилась, а когда головокружение прошло, Пётр увидел, что Света смотрит в тот самый угол, где ему привиделась морда Посла, и читает что-то одними губами. Через какое-то время она сказала:

— Петь, когда я воцерковлялась, я несколько раз была в гостях у одного бесноватого, очень милого молодого человека. В последний мой приход у него случился приступ. Я помогла ему. Он был очень стыдливый, и больше меня к себе в гости не звал, как я ни напрашивалась… Боюсь, что у тебя что-то похожее.

— Да, я тоже стал подозревать, что из-за этих контактов у меня стала развиваться эпилепсия. Видно, человеческая психика испытывает сильный стресс при общении с внеземным разумом.

— Значит, ты действительно общался с пришельцами? Этого я и боялась. Надо бы тебе встретиться с Антоном Алексеевичем.

— Он меня не сдаст?

— Да ты что! Это же мой духовник, отец Антоний! Но тебе лучше звать его по имени-отчеству, он очень уважаемый в обществе человек. А ты не крещён…

— Да крещёный я, крещёный! — выкрикнул Иваненко, вскакивая с табуретки. — Неужели тебе мамаша моя не рассказала? Она меня крестила тайно от отца. Что вы все помешались на своём крещении?!

— Это многое упрощает, — сказала Света, беря у него из рук последнюю картофелину. — Иди, помой руки и полежи на диване. Когда суп сварится, я тебя позову.

После ужина Светлана куда-то ушла, а куда — не сказала. Иваненко хотел посмотреть телевизор, но выяснилось, что тот не подключен к антенне, а стои́т просто для дизайна. Ну и чудачка стала Светка!

Феофана дочитывать не хотелось. В конце концов Пётр схватил сборник чеховских рассказов и стал читать его. Тот совсем не жёгся, даже наоборот — ожоги при контакте с книгою врача начинали меньше болеть. Но настроение становилось всё мрачнее.

«Я же тут сдохну от скуки, — думал Пётр. — В камере было, конечно, скучнее, но там хоть видения меня развлекали. Я уже привык к частой смене декораций, к постоянному напрягу. Завтра обязательно выползу из дома, и будь что будет! Может, на свежем воздухе мне придёт в голову, что делать дальше. Ну, предположим, отлежусь я у Светы, а дальше-то что? Ни паспорта, ни денег, ни дома. Стараниями пришельцев я стёрт из этой жизни. Стоп!»