Но кому уподоблю род сей? - Евгений Поляков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Притчи Соломона 28:19
Пришел Сын Человеческий: ест и пьет; и говорят: вот человек, который любит есть и пить вино.
Евангелие от Матфея 11:19
Священное Писание необходимо исследовать теперь в поисках исправления и научения с точки зрения того, какие же понятия понятия сокрыты в конкретных образах и символах. Это нужно сделать прежде, нежели мы станем размышлять над притчами. Итак, дабы нам быть в состоянии продвигаться в нашей работе далее, надо новыми глазами, глазами младенцев, взглянугь на целые системы образов, которые всегда казались привычными, но оказывается, что нам нужно вновь знакомиться с ними.
Первой из таковых является система символики одежд, и встречается этот образ на протяжении всего Священного Писания. Другой достаточно сложной системой образов является символика пищи, наитеснейшим образом связанная с символикой одежд. Скажем даже, что символика пищи и символика одежд органически неотделимы друг от друга, причины чего мы тотчас же изложим читателю. Если в истолковании изучаемой нами символики следовать библейской хронологии, то лучше всего начинать с Адама и Евы. Как известно, поначалу «были оба наги Адам и жена его, и не стыдились» (Быт 2:25), а затем, уже вкусив от древа познания добра и зла, в чем отчетливо проглядывается символика пищи как познания, «узнали они, что наги и сшили смоковные листья, и «сделали себе опоясания.» (Быт 3:7).
Что же скажем? Какая здесь тайна? В размышлениях над тайной опоясания нам нужно отдать должное и новозаветной аналогии: «Да будут чресла ваши препоясаны ...» (Лк12:35). А Апостол Петр поясняет: «Препоясав чресла ума вашего, бодрствуя, совершенно уповайте на подаваемую вам благодать.» (1 Пет 1:13). Петр своими словами полностью раскрывает сию тайну, сперва говоря о чреслах ума, указывая тем самым на иносказание, и тут же раскрывая смысл сего символа — бодрствование. А ведь бодрствование, будучи противопоставлено сну, то есть наготе, обнажению чресл, является качественно более высоким по сравнению со сном состоянием сознания. Возвращаясь к Адаму с Евой, вспомним, что несколько позже «сделал Господь Адаму и жене его одежды кожаные, и одел их.» (Быт 3:21).
В этом месте будет весьма полезно заметить, что всякая система подобий, символов, образных параллелей целесообразна тогда, когда помогает понять небесные тайны при помощи знакомых, земных, понятий, и таковая система подобий должна быть разумна с точки зрения здравого смысла, рассудка, буквального значения слов, из которых состоит та или иная система положений Священного Писания. Конечно, бывают и противные рассудку и здравому смыслу фрагменты, выпадающие из всей системы, представляющие некие частные случаи, исключения, однако безрассудно изъяснять божественную премудрость на примерах сладкого уксуса, или падающего вверх камня, или тьмы, уничтожающей или подавляющей свет, или наслаждения, в котором женщина рождает детей своих, или же мужчины, вынашивающем во чреве своем младенца.
С точки зрения этого правила, представление об облачении в одежды как о Способе образного описания перехода в качественно более высокое состояния сознания, нежели нагота, представляется вполне оправданным на уровне бытовой аналогии, ведь когда человек отходит ко сну, он не облачается, а разоблачается, проснувшись же, он вновь облачается в одежды. Таким образом, явными становятся параллели: нагота — сон — отсутствие сознания, бессознательность; и облачение в одежды — бодрствование — обретение сознания.
Итак, будучи невинен, Адам с женой своей не обладал собственным сознанием, то есть, говоря на языке символов, у него не было одежд — он был наг (и не стыдился). Далее Адам вкушает от древа. Какой плод вкушает Адам? от какого древа? — От древа познания добра и зла. Вкусив же от древа познания добра и зла — обретя некое познание добра и зла, он обрел начатки сознания — самодельную и, по-видимому, крайне несовершенную одежду из листьев.
Подчеркнем, что знание и сознание, кои являются в русском языке (впрочем, не только в русском, но и, например, в греческом) однокоренными словами, несут в себе разный смысл. Знанием, причем знанием совершенным, безошибочным обладают, к примеру, перелетные птицы, точнейшим образом выдерживающие направление перелетов при сезонных миграциях, бобры, строящие плотины, пчелы, выстраивающие соты столь правильной формы, что и человеку впору брать с них пример. Но знание такого рода бессознательно. А то, о чем говорим мы, — сознание — есть нечто другое.
Само понятие сознания является неотъемлемым в любой философской и религиозной системе. Ни одна философская школа, ни одна религиозная секта никогда не смогли бы обойтись без этого понятия. Однако следует иметь в виду, что различные школы и секты понимают под сознанием нечто свое. Образованный читатель может сравнить между собой понятия сознания в представлении Хайдеггера, Фрейда и Маркса... При этом обращает на себя внимание, что всеми направлениями философской мысли понятие сознания само собой разумеется, аксиоматизируется.
То сознание, о котором говорим мы, конечно, не имеет ничего общего ни с одной предшествующей системой, и в отличие от них мы скажем, что конкретно понимаем под сознанием мы. Итак, если хотите принять,
сознание есть степень познания добра и зла.
Именно о познании добра и зла, как высшей степени развития вкуса говорится: «Различу ли хорошее от худого? Узнает ли раб твой вкус в том, что буду есть, и в том, что буду пить?» (2 Цар 19:35).Еще более блестящая формулировка содержится у Исаии, проводящего явные параллели: добро — свет — сладкое и зло — тьма — горькое: «Горе тем, которые зло называют добром, и добро — злом, тьму почитают светом, и свет — тьмою, горькое почитают сладким и сладкое — горьким!» (Ис 5:20). Читателю придется согласиться, что если в отношении тех, кто называет зло добром, можно говорить о горе и проклятии, то почитание кем-то горького сладким является его личным делом и с горем напрямую не связано, — однако это только при буквальном толковании. Чуть далее у того же Исаии читаем: «Он будет питаться молоком и медом, пока не будет разуметь отвергать худое и избирать доброе.» (Ис 7:15). Понятно, что и эти слова могут нести только иносказательный смысл, в противном случае они представляли бы из себя подозрительно легкий способ перевоспитания преступников.
Итак, обретение сознания символизировано облачением в одежды, посредством познания добра и зла (у Исаии питание молоком и медом). Обретение высшего сознания соответствует обретению свойств совершенных, «у которых чувства навыком приучены к различению добра и зла» (Евр 5:14). Сие являет собой цель пребывания человека в веке сем, и следует это из следующего отрывка: «Знаем, что когда земной дом наш, эта хижина разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворный, вечный. Оттого мы и воздыхаем, желая облечься в небесное наше жилище; только бы нам и одетыми не оказаться нагими. Ибо мы, находясь в этой хижине, воздыхаем под бременем, потому что не хотим совлечься, но хотим облечься, чтобы смертное поглощено было жизнью. На сие самое и создал нас Бог и дал нам залог Духа. Итак мы всегда благодушествуем; и как знаем, что водворясь в теле, мы устранены от Господа.» (2 Кор 5:1-6). Устранены от Господа... — вот вам и изгнание из рая!
А вот какую заповедь блаженства, являющуюся продолжением нагорной проповеди, находим мы в Апокалипсисе Иоанна: «Блажен бодрствующий и хранящий одежду свою, чтобы не ходить ему нагим и чтобы не увидели срамоты его.» (Отк 16:15).
Уразумев суть символики одежд, разве не по-иному, не по новому воспримем мы теперь притчу: «никто не приставляет заплаты к ветхой одежде, отодрав от новой одежды; а иначе и новую раздерет, и к старой не подойдет заплата от новой.» (Лк 5:3 6). Внимательному читателю Библии должно было броситься в глаза отличие редакции сей притчи Луки от других синоптиков — Матфея и Марка: «Никто к ветхой одежде не приставляет заплаты из небеленой ткани: иначе вновь пришитое отдерет от старого, и дыра будет еще хуже.» (Мф 9:16; Мк 2:21). Согласитесь, что последняя редакция обрела гораздо более конкретный смысл.
Теперь напомним читателю эпизод об изгнании легиона нечистых духов из бесноватого (Мк 5:1-16; Лк 8:26-33). Версия этих событий Марка до некоторой степени странна. Дело в том, что после изгнания Иисусом духов нечистых из бесноватого, оказалось, что тот «одет и в здравом уме» (Мк 5:15), хотя Марк ни единого слова не говорит о предшествующей исцелению наготе. Но все понятно, ибо до того был он безумен и как бы наг.
В продолжение нашего исследования символики одежд отметим, что сознание может быть низким, неадекватным амбициям. Как тут не вспомнить притчу о человеке, оказавшемся на пиру без брачных одежд (Мф 22:1-14). Притчу сию целиком читатель прочтет, надеемся, сам, мы же напомним только ее последние стихи: «Царь, войдя посмотреть возлежащих, увидел там человека, одетого не в брачную одежду, и говорит ему: друг! как ты вошел сюда не в брачной одежде? Он же молчал. Тогда сказал царь слугам: связав ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внешнюю; там будет плач и скрежет зубов.» (Мф 22:11-13). Не имея еще и отдаленного представления о символике царя или брачного пира, мы все же понимаем, что для чего-то высшего нужно обрести некую брачную одежду — сознание — познание добра и зла определенной степени совершенства.