Смерти нет - Всеволод Глуховцев

— Вот ту башню видите?.. По-моему, это университет. Отец рассказывал... Похоже на его описание.

— Уни... что? — Костя поперхнулся.

— Университет, — повторил Сергей и разъяснил, что это такое. Поняли.

— Он там учился, — грустно добавил Сергей. Ненадолго все примолкли. Потом О-о произнес:

— Можно туда сходить. Посмотреть...

— Подумаем, — сказал Бабай. Обернулся. — Мне почему-то та сторона больше нравится.

В той стороне город кончался. Над пустырем едва-едва возвышались руины церкви, а дальше шли леса. Но и там высились здания. Одно, левее, стояло как-то на отшибе, уже в лесу. Оно было огромное и круглое, белое — настоящий дворец.

— Во, дом какой, гляньте! — восхитился Шуруп. — Круглый!

— А это что, не знаешь? — спросил Сергея Костя. Тот отрицательно покачал головой. Сказал лишь:

— Да, странное сооружение...

Чем-то оно привлекло его. Показалось загадочным, таинственно-мрачным, несмотря на белый цвет...

Впрочем, белым оно было условно: от лет и непогод оно стало таким... цвета дождя — и в тускло-облачный осенний день, казалось, хочет слиться с фоном, стать невидимым.

— Если дождь пойдет... — медленно произнес Сергей, — его совсем не видно будет...

— Кого — его? — не понял Бабай.

— Да вот, дом этот круглый...

Сергей как в воду глядел: и минуты не прошло, как сперва закапал, а затем брызнул, заморосил дождичек. Ребята поспешили убраться с крыши.

Потом были еще вылазки. К университету, правда, и к круглому дому Бабай отправляться запретил: далеко все же, незнакомый город... Пришлось ограничиться окрестностями.

Они надоели довольно быстро. Вот тогда-то и наступила скука... Бабай забеспокоился. Нужно дело! А дела не было.

Он и сам не то чтоб опустился, нет; этого бы он себе не позволил. Однако вялость, лень одолевали точь-в-точь, как тогда в Уфе... все хотелось прилечь, вздремнуть.

А тут еще и ностальгия. Бабай старался не подать виду, ходил бодрее, прогоняя сон, насвистывал, распоряжался. Но в глубине души поселилась глухая, тяжкая тоска, сидела жабой, тянула... И ведь странно: днем в сон клонит, ходишь хоть спички в глаза вставляй — а спать ляжешь, и чтоб тебе треснуть! Ни хрена не заснешь. Все храпят давно (кроме часовых, конечно!), а он, командир, лежит во тьме с открытыми глазами и не может заснуть.

Вспоминались люди, навсегда ушедшие из его жизни. Жалко было этого почти до слез.

Мать. Сестра. Очкарик. Тот мужик, что спас, их всех когда-то. Теперь Бабая мучило, что он не помнит его имени. Дядя Миша вроде?.. Нет, не вспомнить. Лицо помнится, пожалуйста. Немолодое, доброе, большие залысины спереди со лба... Ну и на том спасибо. Буду помнить! Никогда не забуду.

Даже Поддувало вспоминался по-хорошему. Гаденыш был, конечно, если правду говорить, ну да уж что там... Бог с ним. И Рита, и Оля... И Витек.

А Снежана с малышней! Что с ними?! Эх, если б можно было сорваться да полететь туда, домой!.. Дом! Никогда еще Бабай не думал так об их неказистом жилище в заводском подземелье. Не понимал, не понимал... Видать, и вправду что-то начинаешь ценить тогда, когда потеряешь.

Но не один Бабай был таков. Прочие тоже тосковали. Косте снились сны: вот он идет по лугу, солнце, лето... И весь луг полон цветущих ромашек. Как бы даже нет конца у него, у этого поля — можно идти и идти бесконечно, и счастье твое такое же бескрайнее, как поле, как небо, как свет солнца... Костю сильно подмывало рассказать об этом друзьям, но он не решался. Думал, засмеют.

Свои изгибы памяти были и у Сергея. Со временем точно анестезия отошла, и вот теперь-то боль потери вцепилась в душу клещами. Больше всего Сергей боялся разрыдаться во сне — хотя отлично понимал, что никто бы его не осудил, все бы все поняли, наверняка и поддержали. Но было бы ужасно стыдно перед самим собой. Разве этому учил его отец?! Он учил сына быть мужчиной, вести себя по-мужски — в любом случае, каким бы этот случай ни был.

Ну а вести по-мужски — прежде всего, думать. Для того и голова на плечах! И Сергей думал.

В тот последний миг отец крикнул: «Помни поляну!» Что это значит? А вот что: одна из тех лесных полян, где они с отцом бывали в своих блужданиях. Сидели на траве, болтали... Сергей без труда мог припомнить все — не так уж их и много было... Но с этим-то все ясно, не ясно другое: зачем надо помнить? Впрочем, и тут догадаться нетрудно. Это очень важно! Что важное, что-то существенное там, на той поляне... А вот что — вот тут уж думай, родной, ломай голову.

Сергей пытался думать, но мысль как-то не шла. В самом деле, ну что здесь можно предполагать?.. Да все, что угодно! А раз так, то все гипотезы — гадание на кофейной гуще. Единственное здравое решение: вернуться в лес, обходить эти все поляны одну за другой, внимательно исследовать их и думать, что же такое имел в виду Алексей Владимирович. Решение громоздкое, спору нет. Но кто предложит что-либо другое?.. А кроме того, до весны об этом, ясен пень, и думать нечего.

Потому мысли Сергея сами собой уплывали в прошлое. Родные лица, дом, огород, лес. Помнилось, как шли с отцом потаенными тропами, глядели снизу вверх в кроны деревьев, как шумел в них ветер... однажды вспомнилось, как вышли на границу леса — такие дали распахнулись перед ними, что Сергей ахнул и долго стоял зачарованный, а отец посмеивался над ним... Это и снилось тоже, иной раз Сергей просыпался средь ночи — и такая тоска, хоть вой.

Так, повторимся, текли дни. Пришельцы обживались на новом месте, привыкали к нему. Уже не казалось оно чужим: родным, правда, еще не стало, но знакомым — да, конечно... тяга к дому не проходила, да ведь жить-то надо. Вот и жили. Неважнецки. Каждому в душе хотелось перемен.

Это прекрасно понимал и Даня. Психолог он был не хуже Бабая. Он представлял, каково сейчас ребятам и как влияет на них безделье. В данной ситуации, пожалуй, лучше всего было бы им сейчас рассредоточиться; вот они, москвичи, недаром жили малыми группами или совсем поодиночке: такая жизнь закаляла, не давала расслабиться — правда, лишь тем, у кого есть характер. Ну а бесхарактерным, вообще-то, в том мире делать было нечего.

Все так, кроме одного обстоятельства: разбредаться новичкам было никак нельзя. Пока не стали здесь как рыба в воде, не изучили подземелья, переулки и дворы как свои пять пальцев... Риск! Потому придется пока подождать. Пока — потому что долгое ожидание опасно не менее, чем молодецкая дурь.

Даня связался с Тэйки:

— Привет, Тэ! Слушай, у тебя новых данных никаких нет?.. Понимаешь, надо новых ребят этих, из Уфы, привлекать к делу поскорее, а то они скиснут так, в бездействии.

Тэйки среди Даниных бойцов была одним из лучших разведчиков — не хуже Немо и, пожалуй, получше самого Дани... Получше в некоторых компонентах: вряд ли она могла сравниться с генералом в стрельбе, в тактическом мастерстве: выборе позиции и прочем. Но она была неуловимым и бесшумным лазутчиком, могла пройти без отдыха такое расстояние, какого не осилить никому из парней, умела проскользнуть незамеченной под самым носом у гоблинов и добыть столь ценные сведения, что остальные только восхищенно качали головами — им это было недоступно.

Но нынче и Тэйки не могла своему генералу помочь.

— Ничего пока, — звучал из динамика рации ее голос. — То есть я знаю, где их зоны, но нам их сейчас не взять. Укрепления... подходы охраняются... перебьют всех, если сунемся...

И все таком духе.

— Ясно, — молвил Даня. — Понял, спасибо... Конец связи.

Он помолчал, подумал и соединился с Гвоздем.

— Привет! У тебя все в норме?.. Ну и отлично. Надо бы повидаться. Да, да, сам хотел к тебе. Когда? Да чем скорее, тем лучше. Если сейчас выйду, то через час буду у тебя... Ну и отлично. Иду.

Как и подобает генералу, Даня был человек основательный. Про час он сказал не всуе, хотя ходу ему от своего дома до дома Гвоздя было не больше получаса, то бишь километров двух. Но чтобы эти два километра пройти без хлопот, необходимо как следует подготовиться — что Даня и делал.

Для начала он взял карту и просмотрел маршрут, знакомый вроде бы от первого шага до последнего. Вот кратчайший путь, дворами, вот улицами — подлиннее, зато удобнее для возможного маневра... Все это были пути давно исхоженные, а вот можно пройти еще вот так... Даня взял карандаш и осторожно прочертил тонкую линию. Вот так! По краю сквера, который когда-то был школьным двором. Немного дальше, но — малоизученно. А знать надо как можно больше.

Даня взял портативный передатчик, настроил его. Пошел сигнал.

— Да! — мятым, искаженным голосом откликнулся Гвоздь.

— Я на связи, — тихо молвил Даня. — Через пять минут выхожу.

И на сей раз он был точен со временем. Пяти минут хватило ему, чтоб собрать в дорогу все, что надо. Одежда: камуфляж, легкий кевларовый бронежилет с титановыми вставками, высокие шнурованные ботинки. Кевларовый же шлем с жаропрочным и пуленепробиваемым стеклом. Перчатки! Вещь нужная, пригодятся.