На Афон - Борис Константинович Зайцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
6
Понедельник
16 мая
Мон.[астырь] Св. Пантелеймона
7 ч.[асов] 50 м.[инут] утра.
Дорогой друг мой, только что встал. Спал, вдруг твой голос так явственно сказал сквозь сон: «Борюшка, пора вставать». Я вскочил, и правда, оказалось, пора: мы условились с моим «гостинником», или как здесь называют, «фондаричным» (от греч.[еского] слова), что в 8 ч.[асов] он принесет мне чаю. Меня страшно тронуло и обрадовало, что слышу твой голос. В действительности-то я его не слыхал, как и Татушеньки моей бесценной, уже более двух недель! (Да и писем жду – терпеливо, знаю, что дело не в Вас, Вы-то пишете, но пароходы здесь не так часты, раз в неделю, в среднем. Ждем во вторник, т. е. завтра). – Продолжаю – и действительно, о. Иоасаф принес мне чер.[ез] десять минут, как ты меня позвала, чаю.
Я сегодня исповедуюсь у о. Кирика архимандрита, духовника всей братии. Ночь сегодняшнюю провел так: в 1 ч.[ас] ночи у заутрени в большой церкви св. Митрофания, до 4-х час.[ов] утра (в начале служения в окна светила луна, и если приподняться в стоялище на цыпочки, то видно серебряное море; а потом стало светло – как раз к концу утрени, когда служивший ее, библиотекарь иеромонах о. Иосиф произнес: «Слава Тебе, показавшему нам свет!»)
В. Б. Ельяшевич с дочерью Ириной (справа) и Наташей Зайцевой (слева). Thoronet, 1926 г.
Потом (когда приложились к иконам и ковчежцам), подошел ко мне мой о. Иоасаф – он вообще ходит за мной, как за малым дитятей – и повел еще полутемными, бесконечными монастырскими корридорами в т.[ак] н.[азываемый] «параклис», т. е. малую, как бы «домовую» церковь, где служил литургию мой архимандрит Кирик, старичок с бровями как у покой.[ного] о. Кронида[219], с белой, легкой и обильнейшей бородой и черными, когда-то красивыми глазами – правый иногда оч.[ень] смешно подмигивает. Эту литургию я прослушал, и в нек. [оторых] местах сон так меня одолевал, что я боялся прислониться, чтобы не заснуть стоя. Кончили в шесть часов. Вообще здесь другая мера службам: такая ночь, какую я провел впервые в жизни, здесь есть каждая ночь монаха. В больш.[ой] церкви также была после утрени литургия, и все присутствуют. Кроме того две дневные службы (короткие), работа физическая и т. н. «келейное послушание», т. е. чтение молитв у себя в келии, причем простой монах кладет 500–600 поклонов, а схимонах – 1200 в день (чер.[ез] каждые 10 по ясных 11-й земной). Вот жизнь. Но они имеют очень усталый вид.
Вчера было воскр.[есенье], и я отстоял позднюю литургию (нач. [алась] в 7 ч.[асов] утра), они до нее отстояли с 12-ти ночи до 5 утра утреню и раннюю литургию! Затем меня пригласили на общую трапезу в громадн.[ый] зал. Приказано было посадить меня на место наместника, рядом с троном игумена, но я решительно отказался, это стесняет (должен тебе вообще сказать, что принимают они меня здесь очень, очень… как «особу», что ли. Обедать подают в отдельн.[ую] комнату, стол исключительный – я видел, что они сами едят на трапезе, и притом в воскресный день!) За трапезой все время чтец читал с высоченной кафедры, украшенной золотым летящим орлом, направл.[енным] в залу. Игум.[ен] был в лиловой мантии с золотыми отворотами на груди и посохом с зол.[отой] рукояткой. Когда кончили, то раздавали кусочки освящ.[енного] хлеба, и его тут же окуривали кадилом т.[ак] ч.[то] он имел запах ладана – его запивали святой водой. Все это устроено очень торжественно и красиво. Поет хор, игумен благословляет, монахов масса – большинство старики.
Но самое замечательное, что я вообще видел пока на Афоне, была служба от 4–6-и веч.[ера] в тот же день – «Акафист Богоматери». Надо тебе сказать, что Богоматерь – покровительница Афона, это единственная Женщина, присутствующая здесь постоянно. Главная, заключительная часть службы состояла в том, что игумен и два иеромонаха, в белых праздничных ризах, по очереди читали на солее акафист Пречистой, Образ Которой в это время медленно, на особых невидных роликах, спускался со своего места над Царскими Вратами – к нам, вниз. Это образ особенный. Он написан как бы на золотом «плате» вот такой формы [здесь – рисунок – А. К.] ниже его тончайшей работы кружево, и он спускается тоже на ткани. Так что выходит, что Пресв.[ятая] Дева как бы Сама является молящимся. Впечатление исключительно! Все прикладываются, хор поет, необычайное воодушевление и удивительная красота.
Вот такова, приблизит.[ельно], моя жизнь. Чувствую себя хорошо, но бывает и грустно, и одиноко. Вообще же надо сказать, что эта поездка совсем особенная, она как-то не «для удовольствия», но дает и еще даст оч.[ень] много. Не знаю, как буду писать книжку, это еще неясно, и тоже несколько тревожит. То, что читаю здесь, из библиотеки, очень мало приносит – это все штампы, хотя писано иногда прекрасными людьми. Афон оч.[ень] большая тема, и неразрывная с аскетикой, вообще с глубиной религии, молитвой, созерцанием, а я в этой области чувствую себя щенком. Погода, кажется, устанавливается. Поговев, еду в большое путешествие по греч.[еским] монастырям, б.[ыть] м.[ожет] подымусь и на «шпиль» (вершину), как они здесь говорят, но это будет зависеть от раз.[ных] причин, и от погоды в том числе. О «Клод Лоррен» вспоминаю с необыч.[айной] нежностью – кажется так далеко, и как будто уж год тут прожил. Вчера видел опять Сахарова (о. Софрония) – он необыкновенный вид имеет, молодого святителя (странным образом, глаза и улыбка очень мне напомнили… Эренбурга[220]! – кажется мало подходящ. [ее] имя). Но представилось: вот, у этого мол.[одого] чел.[овека] есть, м.[ожет] б.[ыть], мать, сестра, невеста – и они его никогда больше не увидят. Нет, Афон не шутка. Тут: или – или. Итак, мне оч.[ень] хочется досмотреть здесь по возм.[ожности] больше, и иногда очень хочется просто домой, к Вам. Этот мир замечательный, мне все же неблизок. Целую без конца. Привет всем.
Среди м.[онахов] много прелестных, оч.[ень] кротк.[их] и добрых.
Б. К. Зайцев и Ш.-А. Груас на Акрополе (Фото из газеты «L’Inde'pendance Belge» от 3 июня 1927 г.)
7
Понедельн[ик]
16 мая
9 ч. веч.
Дорогие, сейчас ложусь спать. В 1 ч.[ас] меня разбудят к заутрени и литургии (до 6-и час.[ов] утра). Сегодня днем я исповедовался у архим. [андрита] Кирика, он меня совсем очаровал своей добротой и простотой. Он мне сказал, между прочим, что видит меня в перв.[ый] раз, а в духе любит у же меня, как сына. Будет писать тебе, и вообще он очень большое значение тебе придает в моей жизни – и тоже, ведь, в глаза не видал!
После литургии выезжаю в путешествие по Афону – мне дают лодку и ученого монаха, бывшего антипросопа (представителя в греч.[еском] киноте), знающего по-гречески. Нынче погода чудная. Если завтра и послез.[автра] будет так же, мы подымемся на «шпиль», где стои'т церковь Богородицы, господствующая над всем Афоном. Увидим отшельников, посетим греч.[ескую] Лавру и знаменитый монастырь Ватопед. Дней через 5–6 вернемся в Пантелейм[оновский] монастырь, где я проведу еще неск.[олько] дней до парохода.
Итак, еще раз обнимаю и без конца целую моих доро гих. Арх. [имандрит] Кирик будет также за Вас молиться.
Папа
P. S. Нынче мне кажется, что, м.[ожет] б.[ыть], с Божьей помощью, я и сумею написать об Афоне.
17 м.[ая] 5 ч.[асов] 30 м.[инут] утра.
Душеньки. Только что причащался. О. Кирик пришлет тебе свою фотографию[221]. Сейчас едем с о. Пинуфрием в лодке на Карулю и в Лавру.
8
Суббота,
21
мая
Дорогие мои, только что вернулся из пятидневного путешествия по Афону – поездки во всех отношениях великолепной и редкостной, сегодня мне подали, наконец, 5 Ваших писем сразу, а то у меня не было никаких вестей две недели! Друже, ты пишешь: телеграфируй с Афона, это легко сказать, здесь нельзя отправить письма заказным, а о телеграфе и не слыхали. Уезжая, отправил Вам большое письмо, но, вообще, отсюда чаще раза в неделю почты нет. Я немного не понял, что ты пишешь, брат, о моих афинских друзьях, будто бы едущих со мной на Афон? Никто и не собирался! Ты что-то не так поняла, что ли. Никак нельзя и того понять, как я на обратн.[ом] пути буду в Афинах столько, как ты
