Полководец - Владимир Карпов

P. S. Учтите: меня, литературного злыдня, нельзя соблазнить на такие слова».

Следующее мнение принадлежит офицерскому коллективу, потому что это письмо от Калининского Дома офицеров:

«Ваша честная, правдивая, грамотная в военном отношении, документально-художественная повесть „Полководец“ произвела огромное впечатление на членов военно-научного общества при Калининском гарнизоне Дома офицеров.

Прочитав ее, ветераны войны решили провести по ней читательскую конференцию.

Вы, Владимир Васильевич, один из первых в нашей отечественной литературе написали принципиально новую книгу, в которой с документальной достоверностью и с большой художественной силой воссоздали глубокий, полнокровный образ выдающегося советского полководца генерала армии Ивана Ефимовича Петрова – одного из творцов нашей великой победы, о котором мало кто знал до Вашей повести…

Мы приглашаем Вас, уважаемый Владимир Васильевич, посетить нашу древнюю тверскую землю, на которой в годы минувшей войны вы получили первое боевое крещение, и принять участие в читательской конференции по Вашей повести «Полководец»…

12 сентября 1985 г.».

А вот письмо от «простой», как она пишет, женщины из Минска Б. И. Тверской:

«Вследствие моих убеждений я никогда не писала авторам романов, повестей и также артистам о своих впечатлениях, а вам, как только прочла, а читала ночью и днем, – села за стол и сразу на одном дыхании пишу слова благодарности, возможно несколько просторно, увы, мысль быстрее руки.

Я женщина со всеми свойствами слабого пола: романтик, музыкант, люблю все красивое, нежное, вероятно, поэтому я за всю мою долгую жизнь, увы, очень долгую – не читала книг о войнах, кроме «Войны и мира», и то «мир» читала, а «войну» пропускала… Хотя Отечественную войну я пережила тяжко: на моих руках были трое детей, два старика, моя мать и мужа отец, шесть человек надо было накормить и иметь ночлег. Мы в эвакуации в Средней Азии очень страдали, кто пустит в дом с такой оравой? И все же ни газет, ни книг о войне я не читала…

И вот появилась Ваша повесть. Я уже выше говорила, с какой жадностью я ее читала и перечитывала некоторые абзацы.

Прошу простить меня за неумение выразить свою мысль литературно и выразить благодарность за Ваш огромный труд, за то, что Вы познакомили меня, мою семью с красивым, умным, порядочным, отважным, преданным своему делу человеком – И. Е. Петровым, и за то, что люди нового поколения узнают тех, которые остались в тени, но, не щадя своей, жизни, отстояли родину…

Повесть мы читали всей семьей, и, если будет возможность, я стану пропагандировать эту повесть людям, и особенно молодым, дабы они чтили человека, который остался не всем известен. Ваша повесть искренна, чувствуется, что писал ее образованный, талантливый, либерально мыслящий интеллигент. И поэтому я не могла Вам не написать. Низко склоняем наши головы перед героями, красотой этих людей, благодаря чему мы все, люди, живем на нашей земле, которая нам дороже жизни».

А теперь после мнения простого читателя я хочу предложить вам письмо человека образованного, профессора, доктора наук, хочу предложить это письмо потому, что автор, на мой взгляд, относится ко мне абсолютно справедливо и подтверждается это хотя бы тем, что он вообще никогда не интересовался моим творчеством.

«Признаться, творчества Вашего совсем почти не знал и не вызывало оно во мне притяжения. Недавно мой друг, профессор М. Я. Поляков, прочитал Вашу документальную повесть „Полководец“ и стал очень хвалить. Поляков человек привередливый, с высоким и требовательным вкусом и скорее склонен критиковать, ругать и отвергать, чем хвалить. А тут не только похвалы, но и восторги.

Прежде всего я ему посоветовал позвонить Вам и сказать свое мнение. Ведь мы редко бываем щедры друг к другу на слова при жизни! Потом решил сам прочитать Ваше произведение. У меня возникло после чтения желание написать Вам несколько слов. Вы создали действительно не только отличную, но и принципиально важную, ярко новаторскую вещь. Вот что в ней мне особенно показалось значительным:

Первое – сочетание строгой документальности с личным, умным, аналитическим отношением к событиям. Найдена Вами какая-то удивительная и совершенно новая мера соотношения документальности и субъективного, личного, авторского начал.

Второе – прекрасно, что Вы восстановили и воссоздали забывшийся и уходящий в историю образ умного и интеллигентного полководца. Образ полководца-интеллигента редкий, близкий к уникальности в нашей литературе. Видимо, герой Вашей повести действительно благородный, высокий и заслуживающий памяти о себе человек. Вам это удалось убедительно показать.

Третье – ни мало ни много, но Вам удалось дать новую концепцию Отечественной войны, за которую, боюсь, Вас будут еще пинать ногами историки, привыкшие мыслить консервативно, узко и шаблонно. Вам удалось преодолеть шаблонно-пропагандистское отношение к историческому материалу Отечественной войны и взглянуть на него с истинно исторической точки зрения. И вдруг смысл и значение обороны Севастополя, Кавказа, Сталинграда стали выражаться в совершенно новом свете и стали явственны.

Написана повесть удивительно прозрачным, почти деловым языком, которому Вам с помощью какого-то волшебства удалось придать художественность.

Поздравляю Вас с большой творческой удачей. Книга, я уверен, будет иметь большой резонанс. Желаю Вам всего лучшего.

Профессор, доктор Юрий Борев».

А вот письмо читателя Г. И. Зубриса из Херсона от 3.12.83 г.

«…Прочел, перечел, поделился с коллегами, произошла очередная встреча с правдой о войне… Ненаписанный Вами подзаголовок – правда о войне – рефрен каждой главы! Пожалуй, это главное… Я впервые узнал Вашу биографию, точнее, некоторые ее моменты, и они меня пронзили! Я все не мог понять, почему Карпов, офицер довоенного приготовления, попал на фронт поздновато, даже между строк не мог уловить, что Ваш путь был перечеркнут полосами колючей проволоки… Мне это лично напомнило о вечно больном месте, ноющем, как отрезанная конечность. Так, в 1937 году, моего отца, участника гражданской войны, фельдшера, а потом врача, какая-то… оклеветала, и он был арестован… Ни строчки от него не получили из тюрьмы…

И вот то, что в «Полководце» ясно звучит вера в выстраданную, не молитвами, справедливость, ее торжество, мне очень по душе…»

Есть у нас писатель, у которого очень своеобразный характер, я говорю не только о его стихах, а о том, что эмоциональность его не назовешь иначе как взрывной. Он шумный, вспыхивающий, громкоголосый, кажется, что от него во все стороны летят сверкающие искры. И еще у него твердые убеждения и суждения. Для читателя, не встречавшегося в жизни с поэтом Сергеем Островым, эти его качества не будут узнаваемы, но я абсолютно убежден, те, кто его знает, в отрывках из письма, которое я привожу, они просто увидят Сергея Острового:

«…По правде говоря, я не очень большой охотник эпистолярных посланий. А тут пишу. Значит, припекло!

А что же случилось? А случилось вот что: хочу выговориться.

Сначала несколько шагов в сторону. К себе. Превыше всего в литературе ставлю документ. А особливо художественную документалистику. Этим и объясняется мой первоначальный интерес к «Полководцу». А потом увлекся. И уже ждал продолжения. И сейчас жду.

Чем же поразила меня твоя книга?! Первая ипостась – Твоя великая любовь к своему герою. Это ведь как надо любить человека, чтобы не бояться написать о нем Правду. Кровь из нее идет, из этой Правды, но тем-то она и дорога мне. Жалею ее? Нет, воевать за нее хочу. Драться. И за это Тебе первое спасибо.

Второе мое спасибо – за доброту. За доброту к памяти. Сколько раз на войне, в жизни, в литературе (!!!) случалось нам видеть незаслуженную хвалу и несправедливую брань. В одном случае начинали светиться дутые имена, в другом – гибло человеческое Имя. С каким достоинством и художническим тактом распутываешь Ты этот хитросплетенный пестроликий клубок. Трудно это. Но благородно. А самое главное – этому веришь. Веришь и в то, что о таком Человеке нельзя было не написать книгу. И Ты это хорошо сделал. Отменно хорошо.

Третье мое спасибо Тебе – за обстоятельность. Так все точно, так зримо, что даже неподготовленному в военном смысле читателю ничего второй раз объяснять не надо.

Я очень полюбил эту книгу. И очень верю в ее звезду. В ее счастье.

Крепко обнимаю Тебя.

Твой Сергей Островой.

Малеевка. 30 марта 1984 года».

И вот такое, на мой взгляд, довольно оригинальное мнение: