Благородный дом. Роман о Гонконге. - Джеймс Клавелл

— Я... боже, изви... извините. — Молодая женщина потянулась за рулоном туалетной бумаги, но её скрутил новый приступ, потом ещё один.

В тесной комнатушке было неудобно, но доктор держал Флер сильными руками, чтобы принять большую часть её веса на себя. У него заболела спина.

— Я... у меня уже все в порядке, — проговорила она. — Благодарю вас. Тули понимал, что это не так: пот тек с неё ручьями. Он промокнул ей лицо и вытер насухо. Потом помог встать, взвалив её на себя и не переставая поглаживать. Подтер её. На бумаге осталась кровь, в унитазе среди бесцветной жидкости — кровавая слизь, но кровотечения ещё не было, и он с облегчением вздохнул. — У вас все будет хорошо. Вот сюда, подержитесь секунду. Не бойтесь! — И он направил её руки к раковине. Быстро сложив в длину сухое полотенце, он плотно обернул её живот и собрал концы вместе. — Так лучше всего для расстроенного животика, лучше всего. Так он и поддерживается, и согревается. Мой дед тоже был доктором, в индийской армии, и он божился, что лучшего способа не знает. — Он пристально посмотрел на неё. — Вы прекрасная, смелая юная леди. У вас все будет хорошо. Готовы?

— Да. Изв... извините за...

Он открыл дверь. Питер Марлоу рванулся на помощь. Они положили Флер на кровать.

Она лежала изможденная, и на лоб свешивалась прядь мокрых волос. Откинув эту прядь со лба, доктор Тули задумчиво смотрел на неё.

— Думаю, юная леди, на день-два мы поместим вас в родильное отделение.

— О, но... но...

— Беспокоиться вам не о чем. Но лучше дать ребенку шанс, а? А тут у вас двое малышек, станете за них переживать. Двух дней отдыха будет достаточно. — Его хрипловатый голос действовал на обоих успокоительно. — Я сделаю распоряжения и через четверть часа вернусь. — Он посмотрел на Питера Марлоу из-под больших мохнатых бровей. — Это родильное отделение находится в Коулуне, так что вам не надо будет тратить время, мотаясь на Остров. Им пользуются у нас многие. Там хорошо, чисто и есть все необходимое для любой непредвиденной ситуации. Может, соберете небольшую сумочку для неё? — Он записал адрес и номер телефона. — Так что, юная леди, я вернусь через несколько минут. Это будет лучше всего, и не придется переживать за детей. Я знаю, какое это мучение, когда плохо себя чувствуешь. — Он улыбнулся обоим. — Ни о чем не беспокойтесь, мистер Марлоу, хорошо? Я поговорю с вашим слугой — попрошу его навести здесь порядок. И не волнуйтесь насчет денег. — Глубокие морщины вокруг глаз залегли ещё глубже. — Мы здесь в Гонконге относимся к нашим юным гостям с большим пониманием.

Он вышел. Питер Марлоу присел на кровать. Он был безутешен.

— Надеюсь, дети благополучно добрались в школу, — еле слышно проговорила Флер.

— О да. А Соп прекрасно справится.

— Ты один управишься?

— Запросто. Как Старая Матушка Хаббард[226]. Ведь это всего на день-два. Она устало шевельнулась, опершись на руку и глядя на дождь и серую стену отеля на другой стороне узенькой улочки, такую ненавистную, потому что она загораживала небо.

— Я... я надеюсь, это не будет... не будет слишком дорого, — слабым голосом проговорила она.

— Не беспокойся об этом, Флер. Все у нас будет в порядке. Гильдия сценаристов заплатит.

— Заплатит ли? Могу поспорить, что нет, Питер. Во всяком случае, вовремя. Проклятье! Мы... у нас и так уже туго с деньгами.

— Я всегда могу занять против обязательной выплаты на следующий год. Не...

— О нет! Нет, мы не будем этого делать, Питер. Мы не должны этого делать. Мы договорились. Ина... иначе ты опять окажешься в... в ловушке.

— Что-нибудь подвернется, — убежденно произнес он. — В следующем месяце тринадцатое число — пятница, а нам при таком сочетании всегда везло.

Тринадцатого был опубликован его роман, и тринадцатого же он попал в списки бестселлеров. Когда три года назад они с женой были «на нуле», опять-таки тринадцатого числа он заключил прекрасный контракт на сценарий, который снова позволил им выплыть. Режиссером его первый раз утвердили тринадцатого. А тринадцатого апреля прошлого года, в пятницу, одна из студий Голливуда приобрела права на съемку фильма по его роману за сто пятьдесят семь тысяч долларов. Десять процентов получил агент, а остаток Питер Марлоу распределил на пять лет — заранее. Пять лет обязательных выплат на семью. Двадцать пять тысяч каждый год в январе. Если не шиковать, хватит на школу, медицинские расходы, платежи по закладной, за машину и прочие. Пять славных лет свободы от всех обычных треволнений. Эта свобода позволила отказаться от написания очередного сценария и приехать на год в Гонконг. За свой счет. Зато можно без помех собирать материал для второй книги. «О господи, — подумал Питер Марлоу, вдруг оцепенев. — Какого черта я вообще ищу? Какого черта я здесь делаю?»

— Господи, — печально проговорил он, — если бы я не настоял, чтобы мы пошли на этот банкет, ничего этого никогда бы не случилось.

— Джосс. — Она слабо улыбнулась. — Судьба, Питер. Помнишь, как ты... ты всегда говоришь мне. Джосс. Это джосс, просто джосс, Питер. Господи, как мне плохо.

42

10:01

Орланда Рамуш открыла дверь своей квартиры и поставила промокший зонт в подставку.

— Входите, Линк, — вся сияя, пригласила она. — Minha casa é vossa casa. Мой дом — ваш дом.

— Вы уверены? — улыбнулся Линк. Она беспечно засмеялась:

— А! Посмотрим. Это лишь старинный португальский обычай... предлагать свой дом. — Она снимала блестящий, очень модный плащ. Он тоже стаскивал плащ — промокший насквозь и поношенный.

— Так, давайте я его повешу. О, насчет того что натекло, не беспокойтесь, моя ама все подотрет. Заходите.

В гостиную, очень женскую, обставленную со вкусом, аккуратную и прибранную, было приятно зайти. Орланда закрыла за Бартлеттом дверь и повесила его пиджак на вешалку. Он подошел к высокой стеклянной двери балкона. Квартира располагалась на восьмом этаже Роуз-Корт на Коутуолл-роуд.

— Дождь всегда так поливает? — спросил он.

— В настоящий тайфун гораздо сильнее. В день может выпасть от двенадцати до восемнадцати дюймов[227]. К тому же случаются оползни, и смывает целые кварталы поселенцев.

Он посмотрел вниз сквозь низко нависшие тучи. Почти весь вид закрывали многоэтажные дома, которые тянулись лентой по краям извилистых дорог, врезающихся в склоны холмов. Мигали огоньки Сентрал и береговой линии далеко внизу.

— Будто на самолёте летишь, Орланда. В ясную ночь вид, должно быть, потрясающий.

— Да-да, потрясающий. Мне очень нравится. Весь Коулун как на ладони. Пока не построили Синклер-тауэрс — вот этот большой дом прямо перед нами, — отсюда открывался лучший вид во всем Гонконге. Вам известно, что Синклер-тауэрс принадлежит «Струанз»? Думаю, Иэн Данросс приложил руку к его строительству, чтобы досадить Квиллану. У Квиллана здесь квартира на самом верху... по крайней мере, была.

— Башня испортила ему вид?

— Напрочь.

— Накладно досаждать таким образом.

— Отнюдь. И тот и другой дом приносит огромную прибыль. Квиллан говорил, что в Гонконге все окупается за три года. Чем надо обладать, так это недвижимостью. Можно заработать... — Она усмехнулась. — При желании вы могли бы значительно увеличить ваше состояние.

— А если я захочу остаться, где стоит поселиться?

— Здесь, на Мид-Лэвелз. Выше, на Пике, всегда очень влажно, стены отсыревают, и все плесневеет. — Она сняла с головы шарфик и, тряхнув ею, распустила волосы. Потом села на ручку кресла, смотря Бартлетту в спину и терпеливо ожидая.

— Вы здесь давно живете? — спросил он.

— Пять лет, почти шесть. С того времени, как был построен дом. Повернувшись, он оперся на подоконнник.

— Вид прекрасный, — оценил американец. — Как и вы.

— Благодарю вас, любезный сэр. Не желаете ли кофе?

— Да, спасибо. — Линк Бартлетт провел пальцами по волосам, вглядываясь в картину маслом. — Это Квэнс?

— Да. Это Квэнс. Подарок Квиллана. Эспрессо?

— Да. Черный, пожалуйста. Всегда хотелось лучше разбираться в живописи... — Он чуть не добавил: «Вот Кейси, та разбирается», но остановил себя, глядя, как Орланда открывает дверь кухни. В просторном современном помещении было полно самой разной утвари. — Кухня у вас словно сошла со страниц журнала «Дом и сад»!

— Это все Квиллан придумал. Он любит поесть, и ему нравится готовить. Весь дизайн его, а остальное... остальное — мое, хотя именно он научил меня отличать сделанное со вкусом от китча.

— Вы жалеете, что расстались с ним?

— И да, и нет. Это джосс, карма. Он... это был джосс. Время пришло. — Она произнесла это так спокойно, что Бартлетт был тронут. — Это не могло продолжаться долго. Нет. Могло бы, но не здесь. — Он заметил, что на какой-то миг Орланду охватила грусть, но она отмела её и занялась сверкающей кофеваркой. На полках не было ни пятнышка. — Квиллан — ярый поборник чистоты, слава богу, это сказалось и на мне. С моей ма, А Фат, просто с ума сойдешь.