Мир без конца - Кен Фоллетт

68

Эрлкасл не изменился. Мерфин вспомнил, что двенадцать лет назад граф хотел поручить ему снести старую крепость и построить новый современный дворец, более уместный в мирной стране, но он отказался, отдав предпочтение постройке нового моста в Кингсбридже. Похоже, с тех пор о новом дворце никто не помышлял, за стеной в форме восьмерки и двумя подъемными мостами в верхнем дворе высилась старомодная башня. Ее обитатели напоминали испуганных кроликов в глубине норы, не догадывающихся, что им больше не угрожает лисица. Вероятно, Эрлкасл не изменился со времен леди Алины и Джека Строителя.

Мерфин приехал вместе с Керис, которую пригласила леди Филиппа. Заболел граф Уильям, и Филиппа решила, что у него чума. Аббатиса расстроилась. Она думала, чума отступила — за последние шесть недель в Кингсбридже никто не умер.

Выехали немедленно. Однако гонцу потребовалось два дня, чтобы добраться из Эрлкасла до Кингсбриджа, еще два дня они сами потратили на дорогу, так что, не исключено, — граф уже умер или при смерти.

— Единственное, что я смогу сделать, это дать ему маковый настой, чтобы облегчить предсмертную агонию, — говорила целительница по пути.

— Ты делаешь больше, — ответил Мерфин. — Твое присутствие помогает людям. Ты спокойна, уверенна, говоришь понятные больным веши — про опухоли, растерянность и боль — и не пытаешься пустить пыль в глаза умными словами про соки, отчего они еще больше теряются и пугаются. Когда ты рядом, люди чувствуют, что сделано все возможное, а именно это и нужно.

— Надеюсь, ты прав.

А зодчий между тем значительно преуменьшал ее заслуги. Он не раз наблюдал, как монахиня за несколько минут успокаивала истеричных мужчин и женщин, превращая их в разумных людей, способных справиться с тем, что может произойти. Во время эпидемии врожденные способности снискали настоятельнице почти сверхъестественную репутацию. На много миль вокруг знали, что она и ее монахини, рискуя жизнью, продолжают ухаживать за больными, в то время как братья бежали. Ее считали чуть ли не святой.

В замке царило уныние. Слуги выполняли ежедневные обязанности: носили дрова и воду, кормили лошадей, ухаживали за оружием, пекли хлеб и рубили мясо. Писари же, воины, гонцы слонялись без дела, ожидая вестей о больном.

Когда Мерфин и Керис пересекали второй мост, грачи прогалдели издевательское «добро пожаловать». Отец мастера сэр Джеральд всегда утверждал, что является прямым потомком Джека и сына Алины графа Томаса. Осторожно ступая по ведущим в большой зал неровным ступеням, вытоптанным тысячами башмаков, Мостник думал о том, что его предки, возможно, тоже ходили по этим древним камням. Данное обстоятельство было ему интересно, но не важно — в отличие от Ральфа, одержимого возрождением былой фамильной славы.

Керис шла впереди, ее покачивающиеся бедра вызывали у него улыбку. Зодчий огорчался, что не может быть с ней каждый день, но оттого редкие возможности были еще ярче. Вчера после обеда они несколько часов провели на лесной поляне, а рядом, не обращая на них никакого внимания, паслись лошади.

Странные отношения, но и она странная женщина: настоятельница, сомневающаяся в некоторых церковных догматах; прирожденная целительница, отрицающая традиционную медицину; монахиня, не отвергающая возлюбленного. Для нормальных отношений, думал Мерфин, нужно выбирать нормальных женщин.

В зале было полно людей. Кто-то разбрасывал свежую солому, кто-то разжигал огонь, кто-то накрывал стол к обеду, а кто-то просто ждал. У лестницы, ведущей в графские покои, сидела хорошо одетая высокая девушка лет пятнадцати. Она встала и подошла к ним величественной походкой. Мерфин понял, что это дочь леди Филиппы. Ее фигура, как и у матери, напоминала песочные часы.

— Я леди Одила, — несколько высокомерно, точно как Филиппа, представилась она, но красные глаза опухли от слез. — Вы, наверно, мать Керис. Спасибо, что приехали к отцу.

— Я олдермен Кингсбриджа Мерфин Мостник. Как себя чувствует граф Уильям?

— Очень плох, как и оба брата. Мать просит леди настоятельницу немедленно пройти к ним.

— Разумеется, — откликнулась Керис.

Одила пошла вверх по лестнице. Монахиня достала из кошелька льняную тряпку, повязала на лицо и двинулась следом. Мерфин уселся на лавку. Примирившись с редкими моментами близости с Керис, мастер внимательно осмотрел замок, прикидывая, где они будут спать. Видимо, все спали и ели в этом большом зале. Лестница скорее всего вела на верхний этаж, где располагались покои графа и графини. Современные замки имели анфилады спален для хозяев и гостей, но здесь, судя по всему, такой роскоши не было. Значит, они улягутся сегодня ночью здесь на полу, и, чтобы избежать скандала, им останется только спать.

Через какое-то время сверху спустилась леди Филиппа. Мерфину всегда казалось, что она ходит как королева, понимая, что на нее обращены все взоры. Ее горделивую походку лишь подчеркивала привлекательная округлость губ и высокая грудь. Однако сегодня ее обычно чистое лицо пошло пятнами, а глаза покраснели. Модная прическа растрепалась, локоны в прелестном беспорядке выбивались из-под чепца. Зодчий встал и выжидательно посмотрел на хозяйку.

— У моего мужа чума, как я и боялась, у сыновей тоже.

Все вокруг ахнули от ужаса. Это, конечно, может быть последыш эпидемии, а может быть и новая вспышка. Боже сохрани, подумал мастер и спросил:

— Как себя чувствует граф?

Филиппа села на лавку.

— Аббатиса настоем сняла боли. Но говорит, что конец близок.

Они сидели рядом, их колени почти соприкасались. Мерфин чувствовал ее женский магнетизм, хотя графиня была погружена в скорбь, а у него голова кружилась от любви к Керис.

— А сыновья?

Филиппа опустила глаза, сделав вид, что изучает узор золотых и серебряных нитей, вплетенных в синюю ткань платья.

— Так же.

Мерфин тихо посочувствовал:

— Вам очень тяжело, миледи, очень.

Хозяйка устало посмотрела на него.

— А вы не похожи на брата.

Зодчий помнил, что Ральф по-своему, но бешено влюблен в Филиппу уже много лет. Известно ли ей об этом? Бог знает. Однако он сделал хороший выбор. Если хочешь безнадежной любви, лучше выбрать что-нибудь такое особенное.

— Мы с ним очень разные, — уклонился мастер от прямого ответа.

— Я помню вас мальчиками. Вы, хитрец, советовали мне купить зеленый шелк, потому что якобы он подходит к моим глазам. А ваш брат потом устроил драку.

— Иногда я думаю, что младшие братья специально пытаются не походить на старших, просто чтобы выделиться.

— В случае с моими сыновьями это верно. У Ролло сильная воля, он уверен в себе, как его отец и дед, а Рик всегда был мягким и уступчивым. — Хозяйка заплакала. — О Господи, я всех их потеряю.

Мерфин взял ее за руку.

— Мы не можем знать, что случится. Я пережил чуму во Флоренции и остался жив. А моя дочь вообще не заболела.

Графиня подняла на него взгляд.

— А жена?

Мерфин опустил глаза на их переплетенные руки. Рука Филиппы намного морщинистее, хотя она всего на несколько лет старше.

— Сильвия умерла.

— Молю Бога, чтобы мне тоже заболеть. Если мои мужчины умрут, я тоже хочу уйти.

— Ну что вы.

— Судьба знати — сочетаться браком по расчету, а не по любви, но, понимаете, мне повезло с Уильямом. Да, мне выбрали мужа, но я полюбила его сразу. — Голос начал изменять графине Ширинг. — Не смогу перенести, если кто-нибудь еще…

— Разумеется, сейчас так, но все может перемениться.

Странные слова — муж-то еще жив, подумал Мерфин. Но подавленная горем Филиппа не думала об этикете и говорила то, что у нее на уме. Усилием воли она собралась и спросила:

— А вы? Вы женились вторично?

— Нет. — Мастер не мог сказать ей, что любит настоятельницу Кингсбриджа. — Хотя, думаю, женился бы, если бы встретил достойную женщину… и если бы та согласилась. Вы тоже придете к этому.

— Вы не понимаете. Вдове графа, не имеющей наследника, мужа назначит король. А он не станет считаться с моими желаниями. Ему будет важен только очередной граф Ширинг.

— Да, вы правы.

Зодчий об этом прежде не думал, но понял, что навязанный брак особенно отвратителен вдове, которая в самом деле любит мужа.

— Но как же ужасно говорить о втором муже, когда первый еще жив, — спохватилась Филиппа. — Не знаю, что на меня нашло.

Олдермен погладил ее по руке.

— Я вас очень понимаю.

Дверь наверху открылась, и, вытирая руки, вышла Керис. Мерфину вдруг стало неловко, что он держит графиню за руку. Ему захотелось отбросить ее, но это было бы глупо, и он удержался, улыбнувшись Керис и спросив:

— Что больные?

Взгляд монахини остановился на их переплетенных руках, но она ничего не сказала и двинулась вниз по лестнице, развязывая повязку. Филиппа неторопливо убрала руку. Целительница произнесла: