Бал кинжалов. Книги 1-2 - Жюльетта Бенцони

Новости приходили каждые три дня. Барон готов был мчаться к Тома чуть ли не каждое утро, но его удерживала мысль, что никто не должен знать о том, что его сын жив. Пребывание Тома у доктора Шансе-лье должно было оставаться тайной, и поэтому только Грациан мог привозить в Курси новости о молодом хозяине. Кто обратит внимание на слугу? К тому же в случае опасности Грациан знал, как повести себя, чтобы не выдать своего молодого хозяина.

Но объяснить все эти непростые вещи женщинам, в особенности Лоренце, оказалось невозможным. Стоило Грациану появиться, на него обрушивалась такая лавина вопросов, что барон в конце концов стал уводить паренька к себе в библиотеку, чтобы тот мог посидеть в покое и немного отдышаться, прежде чем пуститься в обратный путь. Но вот пришел день, когда скромный Грациан выступил в роли провидения, привезя письмо от доктора Шанселье, в котором тот сообщал, что наконец выяснил, где находится корень зла, и теперь лечение приносит великолепные результаты. Все обитатели замка заплакали от радости.

— Теперь я смогу к нему поехать! — вскричала Лоренца, воспламенившись светом надежды.

— И речи нет, чтобы кто-нибудь из нас отправился в Санлис! — воспротивился барон. — Сколько раз нужно повторять, что мы не имеем права подвергать Тома опасности! Как только двор отправится к испанской границе, мы вздохнем куда свободнее и тогда...

В первый раз с тех пор, как Тома был найден, барон упомянул об окружающем их мире, которого сам все это время не переставал опасаться.

Ведь они до сих пор не знали, кто назвал себя именем де Витри. Этот человек, расправившись с Анри де Буа-Траси и с Тома, хотя, к счастью, Тома остался в живых, словно бы растворился в воздухе. Барон умолял Лоренцу не проговориться ни единым словом о том, что Тома жив, в письмах к подруге, принцессе де Конти.

— Не подумайте, что я не доверяю ей, дитя мое, — говорил барон. — Но письмо может попасть в чужие руки. Пусть убийца продолжает верить, что справился со своей задачей.

— Не беспокойтесь, отец. Я прекрасно все понимаю и не напишу ни слова о Тома, как бы ни была велика моя дружба к Луизе! В этих письмах мы без удержу болтаем друг с другом, но ее болтовня всегда куда любопытней моей.

Так оно в самом деле и было. Без писем принцессы де Конти обитатели Курси понятия не имели бы, что творится в Париже. Потому что даже из Шантийи они в последнее время не получали никаких сведений. Дело в том, что коннетабль вместе со своей подагрой, приступами гнева, сливовицей и близкими отправился в Лангедок, чтобы вершить дела и правосудие. Несмотря на преклонный возраст, герцогиня Диана отправилась вместе с ним.

А еще несколько месяцев тому назад стало известно, что регентша, обеспокоенная войной, которую исподтишка вели принцы, дала свое согласие на созыв Генеральных штатов[55] в надежде навести хоть какой-то порядок в том хаосе, который воцарился не только из-за мятежных принцев, желавших во главе с Конде вновь вернуть себе феодальные права, но и из-за ропота народа, раздавленного непосильными налогами. Ситуацией в стране было также недовольно и духовенство, опасающееся за свои доходы и теплые места, и озлобленная армия — генералы, офицеры и все другие военные, оскорбленные возвышением Кончини, ставшего маршалом Франции и не имевшего ни личных достоинств, ни заслуг перед страной. Дворянство было оскорблено нанесенным ему бесчестьем.

Но королева, используя остатки казны, которая хранилась в Бастилии и совсем недавно была еще полна, вскоре раздаст своим знатным врагам изрядные суммы, и хотя несносный принц Конде сочтет полученное недостаточным, все-таки ей удастся купить мир и, женив короля, привезти его жену, испанскую инфанту, в страну, которой уже не грозили мятежи.

Одно из писем принцессы чуть было не вызвало в Курси целую бурю. Оно повествовало о чуде, которое случилось с королевой Марго. Бывшая государыня простудилась на балу у регентши и до такой степени расхворалась, что все с часу на час ожидали ее кончины. Ее любовник, юный певец Вийяр, которого она осыпала всевозможными милостями, принял героическое решение: пойти и попросить ее выздоровления у Божьей Матери Победительницы неподалеку от Санлиса. И пойти туда он решил пешком!

«Привычки балованного мальчика были всем известны, так что его обет вызвал большое веселье. Предлагали даже держать пари. Но смех поутих, когда выяснилось, что Вийяр не только совершил паломничество, но что драгоценная больная сама ждала его перед святилищем на носилках, в окружении нескольких карет с сопровождающими ее женщинами. Их возвращение стало триумфом, сами можете себе представить каким!

Галигаи надумала тоже туда отправиться, но Ее Величество воспротивилась, сказав, что поскольку у нее нет любовника, то паломнический посох должен в этом случае взять ее супруг Кончини. Кончини ограничился недоуменным пожатием плеч: его величие не предполагало участия в подобных фарсах. На самом деле Кончини прекрасно видел, как с каждым днем растет число его врагов, и ему пришлось бы отправиться в этот путь в окружении целой армии, иначе он не вернулся бы оттуда живым».

Лоренца дочитала письмо, и глаза ее вспыхнули.

— Почему мне никто не сказал, что рядом с Санлисом существует место чудотворных паломничеств? Ведь Тома лечат в Санлисе?

— Трудно вам возразить, дорогая, — вздохнул барон. — Но скажу вам откровенно, что о чудесах возле Санлиса я слышу в первый раз.

— Однако Вийяр, очевидно, отправился туда не случайно?

— Когда-то... но очень, очень давно в этой церкви случилось, мне кажется, что-то подобное, — вспомнила Кларисса. — Хотя обычно Божью Матерь Победительницу молят об успехе. Но должна сказать, что это ближайшая от Парижа церковь Девы Марии.

— А какие есть еще?

— Божья Матерь Льесская возле замка Марше, который принадлежит герцогу де Гизу, брату мадам де Конти. Вот эта церковь очень знаменита. Даже покойный король и Мария де Медичи приезжали туда.

— А почему мы туда никогда не ездили?

— Все по той же самой причине, дитя мое. Чем меньше мы будем показываться на людях, тем будет лучше, до тех пор, пока Тома не вернется к нам. Или до тех пор, пока мы не узнаем, кто прячется за именем де Витри.

— Боюсь, что мы не узнаем этого никогда, — с горечью отозвалась Лоренца. — Если у Галигаи так плохо со здоровьем, то я