Ванечка и цветы чертополоха - Наталия Лазарева

ключи на тумбочку, посрывал с себя одежду и забрался в ванну принять душ. Он подставил прохладным струям лицо, грудь. Потом вода охватила его целиком. Как жар испаряется вместе с водой, так испарилась его тревога. Неожиданно для самого себя Палашов почувствовал, что улыбается. Снова ощутил лёгкость и даже как будто блаженство. Откуда они? Почему? Ему послышался телефонный звонок. А он так некстати стоит весь мокрый и непонятно чем довольный. Мила!.. Мила!.. Он выскочил побыстрее из ванны. Обтёрся полотенцем. Но ответить на звонок не успел. Он схватил записную книжку и начал судорожно перелистывать в поисках нужной странички. Евгений давно раздобыл домашний телефон Кирюшиных, но так ни разу им и не воспользовался. Вот сейчас самое время. Нашёл. Набрал.

— Алло!

— Галина Ивановна, здравствуйте! Вы мне только что звонили?

— Женя! — голос её звучал приподнято. — Да. Я только что звонила.

— Простите, я не успел прибежать из ванной. Ребёнок?

— Да! Представляете, вскоре после вашего утреннего звонка позвонила Мила. Сказала, что животик начал напрягаться, но болезненнее, чем обычно. Я поняла, сама я буду ехать долго, и позвонила Олегу Андреевичу, чтобы он отправился к дочери. Он довольно быстро перевёз нашу девочку из дома в Перинатальный центр. Мы её давно подготовили. А буквально пять минут назад он дозвонился в справочную, и ему там ответили, что Кирюшина родила здорового мальчика, рост 55 сантиметров, вес 3 килограмма 400 граммов.

— Они оба в порядке?

— Не совсем. С малышом всё хорошо, а Мила, конечно, устала, но это нормально. Во время потуг она немного порвалась. Так бывает. Но в целом она чувствует себя удовлетворительно.

— Когда их выпишут?

— На четвёртый день. Это в четверг. Хотите приехать на выписку?

С каким удовольствием Палашов приехал бы на выписку, обнял Милу, взял на руки малыша. Чувство упоения разлилось по жилам от такой картины в воображении.

— Спасибо вам за прекрасную новость! Но нам ещё рано встречаться. Хотя, если честно, очень хочется. Можно я приеду, передам вам букет цветов, а вы вручите его молодой матери от моего имени?

— Конечно, вручу. — В голосе женщины угадывались и обречённость, и удовлетворение, даже зыбкая радость.

— Галина Ивановна, — осторожно начал Евгений, — вам нужна материальная помощь?

— Женя, вы же прекрасно знаете, что папа Милы зарабатывает достаточно, чтобы обеспечить дочь и внука всем необходимым.

— Да. Я так и думал, что вы так ответите.

«Рано или поздно их буду обеспечивать я. И это важно и принципиально».

— Милу не слишком расстроит мой букет? Как вы думаете?

— Очень надеюсь, что только обрадует. Но она очень болезненно реагирует на всё, связанное с вами. В прошлый раз, когда вы ей цветок в горшке подкинули, она плакала.

— Да. Имел несчастье испортить ей праздник.

Палашов вздохнул. Они уже обсуждали в марте этот его поступок. Он разрывал Миле сердце. Она радовалась весточке от него, но грустила, потому что ничего большего не последовало. Она очень хотела его хотя бы увидеть, но он лишил её такой возможности. Ему самому дорого обошёлся этот визит, ведь он-то её тогда увидел во всей красе, как и мечтал, но причинил боль, которую ещё и наблюдал со стороны. Он хотел бы увидеть её счастливой, а увидел раздосадованной. Получился очень сомнительный подарок на день рождения, хотя Галина Ивановна его не осуждала. Она понимала, что он не мог пропустить важное событие — Милин день рождения — и хоть как-то не поздравить её.

— Я удивлена, когда моя дочь успела так к вам привязаться? Всего три дня вместе сформировали такую прочную связь между вами. Она не видит вас, но не теряет надежды, носит эти чувства в себе, не даёт им ослабнуть. Это поразительно!

— Я обещал ей. Она верит моему слову. Она прочувствовала за те три дня, что я не бросаю слов на ветер.

— Женя, я тоже вам верю. Не затягивайте, пожалуйста, ваше возвращение в Милину жизнь. Мне мучительно наблюдать за её страданиями. Она ведь правда страдает. И ждёт вас, и надеется. И эти скупые знаки внимания подкармливают её надежду и веру в вас.

— Уверяю вас, она дождётся. Или я буду не я. Мне хотелось бы ускорить это событие. Вы не представляете, как я хочу быть с ней! Но не могу… Пока не могу. Из-за неё же. Ради неё. Сообщите мне, когда Милу будут выписывать из роддома. Я обязательно подъеду туда пораньше. Мы с вами пересечёмся, хорошо? И я сразу уйду.

— Договорились. — Она вздохнула, уже предчувствуя материнским сердцем боль дочери. — Как только она скажет, я вам сразу же сообщу. Нет, эта связь между вами совершенно удивительна! Никогда бы не поверила, что такое может быть! Так чувствовать друг друга на расстоянии! Так нуждаться в другом человеке!

— Я впервые испытываю такое. Для меня это тоже откровение.

— Ну что ж, Евгений, вы себе отдаёте отчёт в ваших поступках. Понимаете, что делаете.

— И да, Галина Ивановна, знайте, что я очень-очень рад этому ребёнку!

В груди разлилось тепло, сверкающее и переливчатое. Это тепло дарило такие нужные сейчас силы.

— Да, я знаю, это вы настроили Милу на рождение малыша. Его жизнь нужна вам не меньше, чем ей.

— Я не хотел и не хочу, чтобы Ваня Себров ушёл бесследно. А так как родился пацан, будет здорово, если Мила назовёт его Ваней, в честь отца.

— Дождёмся, что она сама скажет. Мне кажется, он заслуживает быть названым и в вашу честь.

— Это не обязательно, если он будет носить мои фамилию и имя в качестве отчества.

Галина Ивановна положила трубку с большой верой в лучшую жизнь в тот день.

А тридцатого мая Милу выписали. Палашов, как и обещал, приехал с огромным букетом цветов, символизирующим всем своим видом его искреннюю радость. Именно из этого букета Мила с трепетом вытащила записку: «Люблю. Обоих». В происхождении этого букета у Милы не должно было возникнуть никаких сомнений. Поэтому в этот раз Палашов своим именем открыточку не подписал.

XV Спиридоновка. Август 2002 года.

За неделю до отпуска