7 лучших историй для мальчиков - Вальтер Скотт

Трудно описать впечатление, произведенное на Давида таким странным эхом. Глаза его широко раскрылись, голос внезапно пресекся от изумления… Под влиянием чувства, скорее похожего на страх, чем на удивление, он громко крикнул Хейворду: «Она близко и ждет вас!» – и стремительно выбежал из пещеры.

Глава XXV

Миляга. А у вас роль Льва переписана? Вы мне теперь же ее дайте, а то у меня память очень туга на ученье.

Пигва. Тут и учить-то нечего, и так сыграешь, тебе придется только рычать.

Эта сцена представляла собой странное сочетание смешного с торжественным. Животное продолжало раскачиваться, по-видимому, нисколько не уставая; но его смешные попытки подражать мелодии, напеваемой Давидом, прекратились, лишь только последний покинул пещеру. Слова Гамута, брошенные им на родном языке, как показалось Дункану, имели тайный смысл, хотя ничто из окружающего не помогало обнаружить предмет его поисков. К ложу больной подошел вождь и дал знак удалиться женщинам, собравшимся толпой, чтобы посмотреть на искусство незнакомца. Женщины послушались безропотно, но неохотно. Когда замолкло эхо, разбуженное хлопнувшей в отдалении дверью, вождь указал на больную, которая была его дочерью, как оказалось впоследствии, и сказал:

– Пусть брат мой покажет свою силу.

Призванный столь повелительно к исполнению принятой на себя роли, Хейворд с тревогой подумал, что малейшее колебание может оказаться опасным. Он постарался припомнить своеобразные заклинания и странные обряды, коими индейские колдуны прикрывают обыкновенно свое невежество и бессилие. Более чем вероятно, что в том состоянии смятения, в котором пребывал Дункан, он мог тут же допустить какую-нибудь роковую ошибку, если бы грозный рев четвероногого не остановил его в самом начале. Три раза он возобновлял свои попытки и всякий раз встречал то же непонятное сопротивление, причем при каждом перерыве рев животного казался все более диким и грозным.

– Демоны ревнуют, – сказал гурон, – я ухожу. Брат, эта женщина – жена одного из моих самых храбрых воинов, поступи с ней справедливо… Тише, – сказал он раздраженному зверю, – я ухожу.

Дункан остался в мрачном, пустынном помещении наедине с беспомощной больной и опасным зверем. Последний прислушивался к движениям индейца с тем смышленым видом, которым отличаются медведи, пока новый звук эха не возвестил, что вождь вышел из пещеры. Тогда медведь повернулся, подошел переваливаясь к Дункану и уселся напротив него в своей обычной позе.

Молодой человек оглянулся вокруг в поисках оружия, чтобы отразить нападение, которого он ожидал.

Но настроение зверя, по-видимому, внезапно изменилось. Он уже не рычал, не выказывал никаких других признаков гнева; все его громадное косматое тело тряслось как бы от какого-то странного внутреннего волнения, неуклюжими передними лапами он тер свою словно ухмыляющуюся морду. Хейворд не сводил глаз с медведя и вдруг увидел, как страшная голова упала набок и на ее месте появилось добродушное лицо разведчика.

– Tсc! – сказал осторожный житель лесов, прерывая восклицание Хейворда. – Негодяи бродят вокруг.

– Скажите, что означает этот маскарад и почему вы решились на такое отчаянное предприятие?

– Ах! Бывают случаи, когда приходится отложить в сторону и благоразумие и расчет, – ответил разведчик. – Но так как всякая история должна начинаться с начала, то я расскажу вам все по порядку. После того как мы расстались, я поместил коменданта и сагамора в старой хижине бобра; там они в большей безопасности от гуронов, чем в крепости Эдвард: северовосточные индейцы продолжают почитать бобров, так как индейцы еще не занялись торговлей. Потом мы с Ункасом, как было уговорено, пошли к индейскому лагерю. Вы не видели Ункаса?

– Видел, к великому своему огорчению. Он взят в плен и приговорен к смерти. Казнь должна совершиться на рассвете.

– Я предвидел, что такова будет его судьба, – проговорил разведчик уже не таким веселым тоном, как прежде. Но вскоре голос его приобрел обычную твердость, и он продолжал: – Его несчастье, собственно, и привело меня сюда, потому что нельзя оставить в жертву гуронам такого чудесного малого. Вот обрадовались бы негодяи, если б могли привязать сразу к одному столбу Быстроногого Оленя и Длинного Карабина, как они называют меня. Хотя я никогда не мог понять, почему они назвали меня так: между «оленебоем» и канадским карабином такая же разница, как между мелом и кремнем…

– Рассказывайте по порядку, – нетерпеливо перебил его Хейворд, – ведь мы не знаем, когда могут вернуться гуроны.

– Нечего их бояться. Они знают, что «исцелителю» надо дать время. У нас не будет никакой помехи, как у проповедника в начале двухчасовой беседы… Итак, мы с Ункасом наткнулись на плутов, которые возвращались в селение. Мальчик зашел слишком далеко для разведки. Впрочем, его нельзя и осуждать за это, так как кровь у него горячая, к тому же один из гуронов оказался трусом, бежал и таким образом завел его в засаду.

– Но этот гурон дорого поплатился за свою слабость!

Разведчик многозначительно провел рукой по горлу и кивнул, как бы говоря: «Я понимаю смысл ваших слов». Затем он продолжал:

– После исчезновения мальчика я, как вы можете судить, бросился на гуронов. Между мной и двумя из отставших произошла стычка, но это не относится к делу. Итак, после того как я застрелил этих чертей, я подошел без всякого затруднения к хижине. Счастье благоприятствовало мне и привело как раз к тому месту, где один из самых знаменитых колдунов этого племени одевался, как мне хорошо известно, для серьезной борьбы со злым духом. Ловкий удар по голове ошеломил обманщика. Потом я набил ему рот орехами, чтоб он не вздумал кричать, привязал его между двумя молодыми деревцами, воспользовался его вещами и принял на себя роль медведя, чтобы иметь возможность продолжать дело.

– И вы сыграли роль удивительно: сам медведь был бы посрамлен вашей игрой.

– Боже мой, майор, – возразил польщенный житель лесов, – плохой бы я был охотник, если б, изучая так долго в пустыне повадки и нравы животных, не сумел их изобразить! Будь это дикая кошка или настоящая пантера, я устроил бы вам представление, на которое стоило бы посмотреть. А такое неуклюжее животное изобразить и вовсе не трудно… Но где же девушка?

– Бог знает! Я побывал во всех хижинах поселения и не нашел ни малейшего следа.

– Вы слышали, что сказал певец, покидая нас: она близко! Простофиля испугался и спутал поручение, но его слова имеют глубокий смысл. Медведь должен уметь лазить – поэтому я загляну через стены. Может быть, в этих скалах скрыты горшки с медом, а я, как известно, животное, любящее покушать сладенького.

Разведчик оглянулся, смеясь над собственной шуткой, и стал влезать на перегородку, подражая неуклюжим движениям медведя. Но едва он добрался до верха, как сделал знак Хейворду, чтобы тот молчал, и спустился вниз чрезвычайно поспешно.

– Она здесь, – шепнул он, – и вы найдете ее за этой дверью. Я сказал бы несколько слов утешения бедняжке, да боюсь, чтоб она не сошла с ума при виде такого чудовища, хотя следует признаться, что и вы, майор, не очень-то привлекательны в этой раскраске.

Дункан, стремительно бросившийся было к двери, остановился мгновенно, услышав столь обескураживающие слова.

– Разве я так отвратителен? – спросил он с печальным видом.

– Волка вы не напугаете и английским гвардейцам не помешаете дать залп, но я видел вас более красивым. Ваше лицо, разукрашенное разноцветными полосами, может, пожалуй, показаться недурным индейским женщинам, но белокожие девушки отдают предпочтение людям одинакового цвета с ними. Смотрите, – прибавил он, указывая на трещину в скале, откуда вытекала вода, образуя маленький источник кристальной чистоты, – вы легко можете избавиться от мазни сагамора, а когда возвратитесь, я попробую разукрасить вас по-новому. Колдуну так же привычно изменять свою окраску, как щеголю менять одежду.

Осторожному охотнику не пришлось слишком долго убеждать Хейворда. Он еще говорил, а Дункан уже приступил к умыванию. В одну минуту с лица его исчезли все страшные и комические черты, и юноша снова появился в том виде, каким одарила его природа. Приготовившись таким образом к свиданию с любимой, он поспешно простился с товарищем и исчез в указанном направлении. Разведчик снисходительно смотрел ему вслед, покачивая головой и бормоча всякие пожелания, потом хладнокровно занялся исследованием состояния кладовой гуронов. Пещера, между прочим, служила и для хранения охотничьей добычи.

У Дункана не было иного проводника, кроме слабого света, мерцавшего вдали, но этот свет служил полярной звездой для влюбленного. При помощи этого света он добрался до цели своих стремлений – другого отделения пещеры, предназначенного для содержания такой важной пленницы, как дочь коменданта крепости Уильям-Генри. Помещение было заставлено многочисленными вещами, награбленными при захвате злосчастной крепости. Среди всего этого хаоса Дункан увидел Алису, бледную, встревоженную, перепуганную, но прекрасную. Давид уже подготовил ее к его посещению.