Пробуждение Посейдона - Аластер Рейнольдс

снова. В настоящее время Кану не видел выхода из своего нынешнего отчаяния, но ради Ниссы он доверял ее суждениям - верил, что есть путь, образ жизни, который сделает это терпимым. Что пустота закроется.

- Мы можем использовать одно из колес в качестве убежища, - продолжил он. - Эти надписи, те, что мы видели из космоса, - они глубокие, врезаны в колесо, как выступы. Если мы сможем забраться на один из этих выступов...

- Тогда что, Кану? - спросила Дакота с ноткой отчаяния в голосе.

- "Мпоси" не сильно отстает от нас. Я велел Гоме развернуться, но если в ней есть хоть капля Экинья, то с таким же успехом я мог бы свистеть на ветер.

- Это не поможет.

- Я не собираюсь просто так тонуть, Дакота. Или позволить тебе утонуть, если уж на то пошло. Если посадочный модуль в плохом состоянии, нам нужен план выживания. Никто из нас не справится с жарой Посейдона, даже если мы сможем какое-то время дышать атмосферой. Давайте начнем с основ. Можем ли мы пересечь воду?

- Есть моторные плоты. Их можно развернуть и надуть, когда мы будем внизу.

- Надеюсь, они большие.

- Неужели ты думаешь, что мы забудем, кто мы такие, Кану?

- Мне очень жаль. - Он провел перчаткой по щетине седых волос. - А как насчет воздействия атмосферы - у вас на борту "Ноя" тоже есть скафандры?

- Есть аварийные костюмы. Они не так эффективны, как те, что я надевала, когда летала к Хранителям, но они будут функционировать.

- Вы сможете забраться в них, когда мы спустимся?

- Мы попытаемся. Что касается плотов, то они находятся во внешних отсеках. Отсюда до них не добраться.

- При условии, что мы сможем получить к ним доступ, когда окажемся внизу. - Что-то в нем заставило его протянуть руку Дакоте. - Мы еще не закончили. Нет, пока в наших легких есть воздух.

- Ты веришь в это, Кану?

- Я пытаюсь.

Это было представление, ментальный ход по канату. Одну ногу перед другой и никогда не смотри вниз. Думай только о настоящем моменте и, возможно, о том, который еще наступит. Кану задавался вопросом, как долго он сможет это выдерживать.

- Кану, - крикнула Нисса. - Тебе лучше взглянуть на это.

Пока они замедлялись, "Ледокол" продолжал двигаться вперед, войдя в атмосферу первым и под более острым углом. Теперь он испытывал значительное трение, начиная окутывать себя коконом плазмы. Кану уставился на это с каким-то испуганным изумлением, ему было трудно представить, что они были внутри этого обреченного корабля меньше часа назад. Теперь он казался крошечным - совершенно незначительным на фоне огромного Посейдона.

- Начинает заваливаться, - сказал он, заметив, что корпус скользит внутрь под косым углом, кошачьи хвосты плазмы срываются с передней поверхности, яркость которой все еще была обращена в сторону от них.

- Теперь это ненадолго, - сказал Свифт.

- Ты все еще поддерживаешь контакт с собственным образом? - спросил Кану.

- Мы заключили наш мир. Но мне жаль твой корабль. Хорошо, что мы зашли так далеко.

- Хорошо, что есть еще один корабль, который вывезет нас из этой системы, - сказала Нисса.

Кану кивнул, радуясь, что разделяет это мнение, хотя они оба знали, что их шансы покинуть этот мир, не говоря уже об этой системе, быстро уменьшаются.

Он почувствовал толчок, затем дрожь.

- Пристегнись, - сказала Нисса. - Теперь наша очередь.

Двигатель "Ноя" сделал все, что мог; теперь торможение в атмосфере было всем, что отделяло их от стремительного падения в море. Кану предложил Дакоте наилучшие гарантии, какие только мог, но прогнозы их вступительного профиля не внушали ему особой уверенности. В зависимости от мельчайших факторов аэродинамики и физики тропосферы, их пиковая гравитационная нагрузка может составлять от двух до пяти g. Восставшие могли бы смириться даже с верхним пределом, если бы он был кратковременным, но он не мог давать никаких обещаний.

"Ледокол" теперь вращался, углубляясь примерно на пятьдесят километров в атмосферу и выбрасывая расплавленные куски самого себя, похожие на рукава спиральной галактики. Профиль входа Ниссы также должен был учитывать это - последнее, чего они хотели, это врезаться в обломки более крупного корабля или в турбулентность, вызванную его прохождением. Но она не осмеливалась отклоняться слишком далеко от намеченного курса, иначе они могли оказаться в десятках тысяч километров от ближайшего колеса.

Кану был удивлен, что возвышающиеся сооружения не были более заметны теперь, когда они скользили в сгущающиеся глубины атмосферы. Но колеса были намного уже, чем в высоту, и то, что было ясно для датчиков дальнего действия, было совсем не различимо для человеческого глаза. Одно колесо лежало прямо перед ними, но оно было на грани - не более чем бледная царапина, поднимающаяся из синевы, которую Кану легко терял из виду, если позволял своему взгляду скользнуть по обе стороны от нее. Кроме того, воздух снаружи начал светиться, приобретая розоватое мерцание, когда "Ной" начал собирать свой собственный кокон из ионизированных атомов. Когда яркость достигала определенного уровня, иллюминаторы автоматически закрывались ставнями.

По мере того как увеличивалось сопротивление воздуха, увеличивались и силы торможения. Нагрузка превысила одно g, достигла полутора - сила, которую они испытали бы на поверхности Посейдона, тяжелая, но терпимая, - а затем поднялась до двух g. Кану осмеливался надеяться, что там ситуация выровняется, избавив Восставших от новых трудностей, но стрелка все еще ползла вверх. Два с половиной, потом три.

Он откинулся на спинку сиденья, чтобы обратиться к ним. - Это не может продолжаться слишком долго. Держись изо всех сил.

- Все еще карабкаюсь, - сказала Нисса.

При четырех g Кану мог только дышать. Его взгляд на приборы и их показания затуманился, когда темнота подкралась к краям его поля зрения. Даже сквозь слои его костюма кресло казалось сделанным из ножей.

Прошла минута, может быть, две, и он почувствовал облегчение. Полет выровнялся, и гравитационная нагрузка плавно снизилась до полутора. Без предупреждения автоматические жалюзи снова поднялись, и голубой свет чужого мира ударил Кану в глаза. Сейчас они находились в нижних слоях атмосферы, все еще снижаясь, но уже под некоторым аэродинамическим контролем. Верхняя половина неба оставалась очень темной, пурпурная, переходящая в бархатно-черную беззвездную, но с каждым километром, который они преодолевали, синева становилась все непрозрачнее. Посейдон был огромным миром по сравнению с Землей, да и вообще с любой планетой, с