Собрание сочиненийв 10 томах. Том 2 - Генри Райдер Хаггард

— Баас, — опять заговорил Ханс, — мне сдается, что эта та самая гориллиха, которую я застрелил на реке. Я как будто узнаю ее прелестное личико.

— Если так, то будем надеяться, что нам не придется лечь с ней рядом на этот стол.

И вдруг я обезумел, и все обезумели. Должно быть, пары, поднявшиеся от проклятого порошка, отравляли мозг. Дэча назвал его Прахом Видений. И действительно, предо мною вставали видения — зловещие, кошмарные. Я не в силах их описать. Вы читали, друзья, о переживаниях курильщиков опиума. Это было нечто в том же роде, только еще хуже.

Мне чудилось, что Хоу-Хоу сошел с пьедестала и пустился в пляс по залу; он склонился надо мной и поцеловал меня в лоб. (В действительности меня, вероятно, поцеловала Драмана). Волосатые начали перед истуканом бесовский танец. Женщины неистовствали и кричали с искаженными лицами; жрецы в исступленном восторге размахивали руками, как поклонники Ваала в Ветхом Завете. Коротко говоря, то было буквально служение дьяволу.

Затем наваждение прошло так же внезапно, как и началось. Я очнулся. Моя голова покоилась на плече Драманы, или, может быть, ее голова на моем плече — не помню. Ханс успокоенно целовал мой ботинки, вообразив, что это нежный лоб какой-нибудь чернокожей девы, которую он знавал лет тридцать тому назад. Я ударил его ногой по носу, после чего он виновато встал, бормоча в свое оправдание, что он никогда не пробовал такой крепкой дакки[106].

— Да, — ответил я, — теперь понятно, на чем основана магия мошенника Зикали. Не диво, что он нас послал в такую даль за пучком листьев.

Костер все еще ярко горел, хотя не производил ядовитого чада, и при свете его я увидел, что Дэча обращается к идолу с страстной молитвой, хотя не мог разобрать слов, так как у меня все гудело в ушах. Но вот он отвернулся и поклонился нам.

— Чего он хочет от нас? — спросил я у Драманы, сидевшей рядом со мной с самым целомудренным видом.

— Он говорит, чтобы вы подошли и воздали богу свою дань.

— Какую дань? — спросил я, полагая, что имелось в виду нечто кровавое.

— Приношение священного пламени, который носит с собой Господин Огня, — и она указала на Ханса.

Я был озадачен.

— Она имеет в виду спички, баас, — подсказал мне Ханс.

Я сообразил, в чем дело, и, вооружившись непочатым коробком Best Wax Vestas[107], мы встали, величественно подошли к огню, обошли его кругом и поклонились звероподобному идолу Хоу-Хоу. Затем по указанию Дэчи Ханс торжественно положил коробок со спичками на каменный стол, после чего нам разрешили вернуться на свое место.

Невозможно представить себе что-нибудь смехотворнее этой сцены. Среди фантастики всего окружающего коробок казался таким жалким, что, глядя на него, я едва удержался от истерического хохота. Я скорее потащил Ханса на место, чувствуя, что с ним происходит то же самое, что со мной. К счастью, не в обычае готтентотов открыто выражать свое веселье.

— Идет жертва, — прошептала Драмана, и в зале появилась высокая женщина в белом покрывале, которую подвели к каменному столу, где лежал труп и спички.

— Кто она? — спросил я.

— Прошлогодняя Невеста. Жрецам она больше не нужна, и они ее передают в обладание богу, — ответила Драмана с каменной улыбкой.

— Несчастную убьют? — спросил я в трепете.

— Бог принимает ее в свое обладание, — загадочно ответила Драмана.

В этот момент один из Волосатых сорвал с жертвы покрывало, и взорам представилась красивая женщина в белой тунике, глубоко вырезанной на груди и едва достигающей колен. Она стояла перед нами неподвижно, высокая и стройная, с разметавшимися по плечам черными волосами. Затем по сигналу все присутствовавшие встали и завопили:

— Венчание с богом! Венчание с богом! Приобщимся к богу через нее.

К девушке подошли двое из Волосатых, держа в руках что-то, чего я не мог разглядеть, и остановились, словно в ожидании знака. Лица окружающих меня женщин были искажены мерзостным сладострастием. Я ненавидел их всех, кроме Драманы, которая одна не кричала.

Что предстояло мне увидеть? Какой-нибудь отвратительный акт шаманства, практикуемый неграми на Гаити и на Восточном берегу? Возможно; если так, я не выдержал бы, чем бы это мне не грозило. Моя рука почти автоматически схватилась за револьвер.

Дэча приготовился что-то сказать — быть может, слова приговора. Я смерил глазами расстояние между ним и мною, готовясь принести богу жертву, какой он не ожидал.

Но в этот момент девушка вскинула руки и сказала громким чистым голосом:

— Я требую древнего права вознести молитву богу перед тем, как буду отдана ему.

— Говори, — сказал Дэча, — только не тяни.

Она поклонилась чудовищу и, чуть отвернувшись от него, начала речь, направленную скорее к аудитории, чем к идолу.

— О бес Хоу-Хоу, — говорила она, и голос ее звучал горькой насмешкой. — О бес, которому мой народ поклоняется на свою погибель! Я, оторванная от моего народа, прихожу к тебе, ибо не пожелала ни одного из твоих первосвященников и за это должна заплатить кровью. Да будет так. Но сперва я должна сказать нечто тебе, о Хоу-Хоу, и твоим жрецам, что разжирели в пороке. Слушай меня! Во мне говорит дух, открывающий зрение! Я вижу — вода наводнила остров. Вижу — пламя прорывается сквозь воду и обращает в прах твое отвратительное изваяние и сжигает твоих злых служителей; ни единого не останется! Исполнится час древнего пророчества!

Она взглянула на меня и на Ханса и простерла руки, словно собираясь обратиться к нам. Но если и было так, то она изменила свое намерение.

Жрецы слушали, онемев от изумления, а может быть, и страха. Но затем раздался залп яростных проклятий, и когда он замер, я услышал голос Дэчи.

— Смерть богохульнице! Да свершится жертвоприношение! Два дикаря подошли к ней ближе, и теперь я разглядел, что в руках у них была связка веревок. Несомненно, они собирались ее связать. Но она их опередила и одним прыжком очутилась на столе, где лежало тело Волосатой и спички. В ее руке сверкнул нож (должно быть, спрятанный в одежде). Она взмахнула им и с восклицанием: «Да падет на вас кровь моя, о жрецы Хоу-Хоу!» — вонзила его в сердце. Ее тело без движения упало на стол.

В воцарившейся сумятице я различил голос Ханса.

— Храбрая она была женщина, и все, что она сказала, оправдается. Можно мне застрелить того жреца, баас, или вы сами это сделаете?

— Нет, — начал я, но мои слова заглушил взрыв диких выкриков:

— У бога похитили жертву! Бог голоден! Отдать в жертву богу чужеземцев!

Дэча нерешительно смотрел на нас. Я понял, что настало время действовать, встал и воскликнул: