Я - Шарлотта Симмонс - Том Вулф

Шарлотта встала со стула. Поли-тика тан-ца о-о-ой как голова-то кружится ее красное платье то есть платье Мими кажется еще короче чем было тан-ца тан-ца о-о-ой голова два шага в сторону от стола поли-тика нет не чувствует себя твердо и уверенно на этих каблуках нужно сказать Мими что ее туфли о-о-ой но все равно надо идти о-о-ой поставить ноги прямо и согнуться в талии поли-тика о-о-ой наклониться и сделать вид что стряхивает что-то с носка правой туфли Мими тан-ца тан-ца о Боже мой а платье-то точно укоротилось остался всего дюйм или два до того места где ноги становятся становятся чем да задницей вот чем — тика танца ее ноги ее голые ноги каждый каждый парень Хойту видите ли Глорию подавай о-о-ой что ж такое с головой-то каждый может видеть эту эротичную ямочку между икрой и коленом поли-тика тан-ца. Она выпрямилась — о боже осторожнее подол не одергивать нам стесняться нечего о-о-ой — и медленно не торопясь вышла из зала по извилистому маршруту чтобы убедиться — пусть Хойт полюбуется видом сзади тан-…

Дамская комната — а назвать это роскошное помещение туалетом ни у кого бы язык не повернулся — была разделена на несколько зон… в первой стояли кресла и столики и даже вазы с цветами… а дальше был туалет, и там все блестело и сверкало и выглядело новым с иголочки, даже пол был выложен не просто красивым кафелем под мрамор, а затейливым узором из блестящих ромбовидных плиток рыжеватого и белого цвета. Шарлотта прошла прямо к огромному стенному зеркалу над рядом раковин. «Ага, а вот и я — Шарлотта Симмонс!» Поскольку вокруг никого не было — может, разве что в кабинках за сверкающими полированными алюминиевыми дверцами, — она позволила себе покривляться перед собственным отражением: так-так, вот мы недовольны, вот сердимся, вот нам скучно, вот мы заинтересованы… Она отошла на шаг и, уперев руки в бока, повела бедрами сначала в одну сторону, потом в другую… в одну — в другую… и продолжала строить рожи… и… Боже мой! В глубине помещения послышался щелчок открываемой защелки. Одна из дверей открылась, и кто-то вышел из кабинки! А вдруг эта девушка видела, как она кривляется перед зеркалом? Шарлотта быстро включила воду в раковине… нет, этого мало… она наклонилась к зеркалу и оттянула двумя пальцами нижнее веко, словно пытаясь разглядеть попавшую ресничку или соринку.

Вскоре Шарлотта выпорхнула из дамской комнаты и… вот так сюрприз!.. наткнулась прямо на Хойта. А где же наша Глория? Как, и думать о ней забыл? Он смотрел прямо на нее и улыбался, и эта улыбка не была ни озорной, ни насмешливой, ни улыбкой вежливости — это была улыбка, предназначенная только ей, такая нежная и проникновенная — та, которой Хойт улыбался ей с самого приезда в Вашингтон. Шарлотту так и подмывало посмотреть через плечо, не подглядывает ли за ними мисс Крисси Сноб Сарказм, скрипя зубами от зависти. Да и есть чему позавидовать — кто бы мог подумать, что крутейший парень Сейнт-Рея будет так нежно смотреть на нее и улыбаться ей. Да-да, тот самый Хойт с волевым лицом и ямочкой на подбородке… ка-а-а-акой же он все-таки красивый.

Хойт переключил свое внимание на Шарлотту, передав наконец Глорию в полное распоряжение Ай-Пи. Он уже больше не называл ее по имени, а окончательно перешел на всяких «деток» и «заек» и гладил ее по плечам и рукам. А в зале тем временем становилось все более шумно… равномерный прибой разговоров, цунами смеха, крики молодых людей, напившихся словно не вином, а пьянящим живительным соком молодости… кого же они напоминают? Ах, да! Юные вакхи… да, вакхи и вакханки… Хойт подлил Шарлотте еще вина — она его вообще-то об этом не просила, но по сравнению с водкой… у-у… что ей бокал-другой вина? А ведь как здорово придумано — сравнить сейнт-реевских парней с вакхами нашего времени… вон один идет — вакх вакхом… вон второй — вакх, так тебя трах… Кто бы мог подумать, что к слову «вакх» так легко подберется рифма? А что она на самом деле знает о Вакхе, Бахусе… Стоп, этот диджей что, специально включил музыку громче, или музыка звучит уже внутри нее? Музыка теперь казалась такой громкой… под перебор гитарных струн Джеймс Мэтьюз пел:

Остался я один,Но было мне легко…Я научился ждать,Чтоб счастье не ушло…

Эти слова почему-то показались ей ужасно смешными.

— Зайка, ты чего смеешься? — спросил Хойт.

— Да вот… — Очередной приступ смеха не дал Шарлотте договорить. «А на самом деле… ой, я уже и не помню, что тут такого смешного, чувак».

На мгновение Шарлотта забеспокоилась, с чего бы это она стала такой забывчивой, но… какая разница? Лучше оставить все размышления и тревоги на потом… сегодня — веселимся.

Полковники неведомой карибской страны внесли десерт. Это были внушительных размеров сооружения в больших разноцветных глазированных чашах, к которым прилагались длинные-длинные серебряные ложки, и можно было есть сколько хочешь. Оказалось, что сооружения изготовлены из замороженного шоколадного мусса, украшенного сверху клубникой. Намереваясь ограничиться маленьким кусочком, Шарлотта запустила ложку в недра вазы и… ложка оказалась такая большая и такая длинная… ручка прямо как рычаг, и ложка почему-то застряла в замороженном муссе… надо нажать посильнее… и… чего и следовало ожидать. Шарлотта не смогла правильно рассчитать силу действия этого рычага. В результате шарик десерта неожиданно легко оторвался от основной массы и… упс… катапультировался в воздух. Описав изящную дугу и зависнув в верхней ее точке, как показалось Шарлотте, на целую вечность, сладкий шарик приземлился прямо ей на колени — на край платья, как раз посередине. Часть ледяной сладости размазалась по ее ногам, не прикрытым платьем, а остальное так и осталось лежать на подоле. Шарлотта просто оцепенела от ужаса. Кусок замороженного темного шоколада прямо там, практически на том самом месте! Она была готова провалиться сквозь землю от стыда.

— На, держи, вытри! — Это была Глория. Перегнувшись через колени Хойта, она протянула стакан с какой-то прозрачной жидкостью, судя по пузырькам — с содовой, и свой носовой платок.

— Давай я счищу! — предложил Хойт и потянулся своей ложкой прямо туда…

— Нет, Хойт, не надо! — Шарлотта, чувствуя себя полной дурой, но продолжая хихикать, оттолкнула его руку.

— Ну давай сама, — сказал он, протягивая ей ложку.

«Позор-то какой», — повторяла про себя Шарлотта, вычищая липкую холодную массу из… ну, в общем, практически у себя между ног.

Со стороны центрального стола вновь донесся призывный звон серебра о хрусталь. Ответная реакция изрядно захмелевших сейнтреевцев была еще более бурной, чем раньше. Все сидевшие за столами — даже некоторые девушки — похватали ножи и стали исступленно колотить ими по бокалам и стаканам. Слава Богу! Никто не обращал на Шарлотту внимания, и она смогла целиком сосредоточиться на том, чтобы счистить шоколадное пятно с самого видного и в то же время такого неприличного места. Со всех сторон на нее обрушивался нестерпимо резкий звон бокалов, приступы пьяного хохота, крики… Р-раз!.. за одним из столов послышался уже совсем другой звон — осыпающихся осколков: по-видимому, кто-то не рассчитал и слишком сильно ударил свой бокал… Р-раз!.. и второй… а потом третий бокал рассыпались на мелкие осколки под сокрушительным ударом серебряного клинка… Р-раз!р-раз!р-раз!р-раз!.. Осколки сыпались уже по всему залу… р-раз!.. Даже Ай-Пи проникся новой затеей: сначала он просто бился в конвульсиях от душившего его смеха, а затем взял свой столовый нож, перехватил его за лезвие и… р-раз!.. ударил тяжелой ручкой, как дубинкой, по большому круглому винному бокалу. Осколки разлетелись в разные стороны, как при взрыве. Все сидевшие поблизости, включая Глорию и Шарлотту, пригнулись и закрыли глаза ладонями, не без оснований опасаясь получить шальным осколком в лицо или даже в глаз, после чего Ай-Пи сказал:

— Вот дерьмо… твою мать, охренеть можно… ну ладно, я не хотел… Вот это хрень! Посмотрите-ка на эту хреновину — просто невероятно!

С этими словами он поднял двумя пальцами плоское основание бокала с ножкой. Каким-то чудом эта часть хрупкого хрустального сосуда осталась в целости и не улетела вместе с осколками.

— Ишь ты… ни хрена… с ней не сделалось! Стоит как вкопанная! — Ай-Пи продемонстрировал всем сидящим за столом обнаруженное им чудо природы и каприз баллистики — уцелевший во время взрыва стеклянный гриб на тонкой ножке. Парень при этом так и сиял: еще бы, кто так может — и сам повеселился и людям одно удовольствие!

Неожиданно изо всех углов повылезали карибские полковники. Возглавлял эту потешную армию солидной комплекции мужчина лет сорока в рубашке и «бабочке», но без пиджака. Именно к нему и направился Вэнс для переговоров. Со стороны было видно, как Вэнс, возвышаясь над метрдотелем едва ли не на голову, разводит руками и то согласно кивает, то начинает жестами категорически возражать против выдвигаемых обвинений. Со стороны он напоминал футбольного рефери, сигнализирующего о нарушении правил и необходимости пробить штрафной. Зал же отзывался на попытки метрдотеля предъявить претензии смехом, свистом и улюлюканьем.