Я - Шарлотта Симмонс - Том Вулф

Потом Хойт снова потащил Шарлотту на танцпол, и здесь все повторилось, как прежде: он снова прижимал ее к себе… снова ласкал и гладил и управлял ее движениями… и целовал… Ей оставалось только отдаться во власть этого всепроникающего языка и связанных с ним приятных ощущений.

Весь атриум медленно вращался по часовой стрелке. Потом он остановился и начал так же медленно крутиться против часовой стрелки. Мозаика окружающей картины разваливалась на все более мелкие фрагменты, а разделяющие их вспышки мелькали все чаще. Диджей поставил «медляк» — песню Тупака Шакура «Дорогая мама». Шарлотта прижималась к Хойту, который продолжал исследовать все доступные части ее тела. Вдруг поблизости раздались конвульсивное иканье, стон и характерные судорожные звуки. Одну из девушек вырвало прямо у входа в сектор, выгороженный для приема — чуть ли не в бадью, в которой был закреплен флагшток. Запах рвотных масс мгновенно распространился в воздухе, но так же быстро и улетучился — по всей видимости, сказалось отсутствие потолка: не считать же за потолок прозрачную крышу на высоте тридцати этажей. Почти тотчас же последние ароматические следы неприятного инцидента были вытравлены из окружающего воздуха: уборщик сделал несколько взмахов шваброй, и вокруг запахло нашатырем, добавленным в воду для мытья пола… Шарлотта ощущала себя… как в бреду… но в бреду таком приятном, просто идеальном… и это совершенство позволяло ей чувствовать свое превосходство над всеми присутствующими, во всяком случае над всеми девушками в этом зале, причем это превосходство ее даже не слишком удивило — а как же иначе, ведь она Шарлотта Симмонс. Обо всем этом так хорошо думалось под музыку, в такт властным и в то же время таким нежным движениям Хойта, с которым они двигались настолько в едином ритме, словно его тело стало частью ее собственной нервной системы.

Тупак Шакур продолжал жалобным тоном прославлять свою мамочку, когда Хойт вдруг прошептал на ухо Шарлотте:

— Пойдем наверх?

— Но я еще не устала. А сколько времени?

— Э-э… половина первого. Да я, в общем-то, тоже не устал, но давай все-таки поднимемся, пока Джулиан с Николь еще здесь.

Шарлотта понимала, к чему он клонит, но ей и самой хотелось почувствовать… каково это — быть с ним вместе, хотя, конечно, не до самого конца Ей хотелось приласкать Хойта, взъерошить ему волосы, сделать так, чтобы он улыбался ей так, как улыбался весь вечер, но еще более страстно, ей хотелось, чтобы он захотел ее — захотел в прямом смысле слова, почти как животное. Это щекотало Шарлотте нервы, вызывало… внутреннюю дрожь. Животная страсть? А что вы хотите, ведь он же и есть молодое, полное сил, прекрасное животное. И все же она может им управлять. Она впервые ощутила пьянящее чувство женской власти над мужчиной. На самом деле «до самого конца» — именно так она хотела, чтобы он ее захотел. Знать, что это прекрасное животное по имени Хойт, самый красивый, лоснящийся элитный жеребец из всего элитного дьюпонтского табуна, сгорает от желания обладать ею: мир для него сузился до одного желания — ему нужна Шарлотта Симмонс! Именно этого она и хотела! Хойт был животным, и он охотился на нее. Он был влюблен в нее. Это Шарлотта точно знала. Он хотел ее, просто вожделел. И это она тоже знала наверняка Любовь, нежность, страсть и похоть — все эти такие разные чувства, соединенные вместе, вскипали, смешивались и превращались в еще неведомый Шарлотте сплав, из которого ей предстояло выковать то… то, чего она хотела и чего добивалась!

И она пошла вслед за ним к лифту.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

«Ты как — в порядке?»

В лифте они оказались одни. Хойт даже не дождался, пока закроются двери, и буквально набросился на Шарлотту: он целовал ее, притиснув спиной к стене, ласкал ее грудь, прижимался к ней всем телом. Девушка тоже целовала его в ответ — страстно и с удовольствием. Ей нравилось даже, что ее лопатки больно утыкаются в стенку кабины. Она подняла руки, обхватила Хойта за шею и позволила его рукам делать все, что хочется.

Через несколько секунд лифт остановился. По всей видимости, кто-то вызвал его с этажа, где располагался главный холл гостиницы. Не успели дверцы открыться, как в кабину донесся многоголосый шум: вопли и музыка со студенческой вечеринки беспрепятственно проникали сюда через колодец атриума и открытую галерею. Хойт по-прежнему прижимал Шарлотту к противоположной от двери стенке лифта. То, что лифт остановился на самом оживленном этаже отеля «Хайятт Амбассадор», ни на миг не смутило его и не отвлекло от того, чем он так увлеченно занимался. Охваченный своей животной страстью, парень даже не подумал убрать руки с ее груди или перестать тереться о нее нижней частью живота, когда в лифт сунулась было немолодая пара — мужчина и женщина лет сорока-пятидесяти. Шарлотта оказалась прямо лицом к ним. Она улыбнулась в надежде уверить незнакомцев: все, что здесь происходит, вовсе не то, о чем они подумали, — просто они с Хойтом такие молодые, кровь играет… Но пара предпочла развернуться и отступить обратно в холл, который весь содрогался от воплей продолжающих дурачиться и развлекаться пьяных дьюпонтских студентов. Дверцы лифта закрылись, и звуки студенческого безумства исчезли. Лифт снова тронулся вверх. Весь мир состоял из одного только Хойта — его головы, зарывшейся в ее волосы, его губ, целующих ее шею, его живота, трущегося об нее, его тяжелого дыхания и сдавленных «уф, уф, уф, уф…»

Они приехали на свой этаж, и Хойт, сплетя свои пальцы с пальцами Шарлотты, потащил ее за собой через холл. Какая же у него горячая рука. По дороге к номеру Хойт только один раз оглянулся и посмотрел на девушку. Это была по-прежнему влюбленная улыбка — но на этот раз немного нервная. За все время, как они ушли из танцевального зала, он не сказал ни слова.

Едва они вошли в комнату, Хойт захлопнул дверь и запер замок, резко клацнувший, как ружейный затвор, а затем с еще более громким лязгом задвинул нечто вроде засова По-прежнему молча, нарушая тишину лишь страстными долгими вздохами, он снова стал целовать Шарлотту и прижимать к себе, держа за ягодицы… вздо-о-о-ох… и как-то переплел свои ноги с ее, словно желая удержать подругу таким образом, если ей вдруг придет в голову отодвинуться. После этого у него оказались высвобождены руки, и Хойт стал вырываться из своего смокинга, извиваясь и выворачивая плечи. Лицо у него раскраснелось, на рубашке под мышками выступили влажные пятна, Шарлотта почувствовала запах пота, но широкая грудь раздувалась, и это было так мужественно, и наконец он выбрался из смокинга, для чего пришлось вывернуть его наизнанку, а потом, маневрируя сплетенными вместе двумя парами ног, стал подталкивать Шарлотту к кровати. Она ощутила угол кровати через ткань платья, но тут Хойт как раз опустил руку и приподнял край ее платья с одной стороны, и девушка почувствовала голыми ногами прикосновение покрывала Она отпихнула его руку резким толчком, но в то же мгновение поняла, что падает спиной на постель, а Хойт валится на нее сверху. Он по-прежнему ничего не говорил. Шарлотта была взволнована немного испугана, но самое большое место в этом коктейле чувств занимало любопытство. Что он теперь будет делать? А Хойт тем временем просунул свою ногу между бедер Шарлотты, навалился на нее всем телом и снова стал целовать. Он целовал ее в губы, и в какой-то момент его язык так глубоко нырнул ей в горло, что она чуть не подавилась, а потом он стал целовать ее грудь над вырезом платья. Девушка испугалась, что он попробует пробраться еще ниже, но вместо этого губы Хойта переметнулись к ее плечу, а руки тотчас же начали стягивать платье с этого самого плеча Свободной, не придавленной его весом рукой она шлепнула по слишком уж расходившейся ладони, и Хойт вдруг совершенно неожиданно перекатился на бок, почти на спину. Да что это с ним? Но тут Шарлотта поняла, что он перевернулся — по-прежнему, однако, держа свою ногу между ее ногами, — чтобы снять рубашку. Хойт судорожно сорвал свою «бабочку», расстегнул пуговицы и наконец, снова извиваясь, как и в тот раз, когда снимал смокинг, стянул с себя и рубашку. Оставалась футболка, на которую Хойту не хватило терпения. Влажная, собравшаяся в складки, она никак не хотела сниматься через голову. Тогда он просто сильным рывком содрал ее с себя. Раздался треск разрываемой ткани. Ни он, ни Шарлотта пока не произнесли ни слова. Она восхитилась хорошо накачанными мускулами его брюшного пресса. За время борьбы с одеждой этим мышцам пришлось изрядно потрудиться. Пока плечи упирались в постель, мышцы живота сокращались, расслаблялись и напрягались снова. Здорово! Нет, она, конечно, знала, что Хойт ходит в тренажерный зал, но Шарлотте всегда казалось, что он не способен ничем увлечься всерьез и надолго — а он, оказывается, с увлечением, долго и основательно качал пресс! «Какой же он все-таки замечательный!» — мелькнуло в голове у Шарлотты, и она непроизвольно провела пальцами по этим великолепным «кирпичикам» и ложбинкам между ними. Судя по всему, это прикосновение привело Хойта в бешеный восторг, потому что, издав очередной полустон-полувздох, он снова навалился на девушку, вдавливая ее тело в покрывало, белье и матрас. Он стал медленно и методично стаскивать с Шарлотты платье, все время продолжая целовать ее губы, шею, плечи, ключицы, опускаясь все ниже, а потом опять возвращаясь к шее… Господи!.. По ее телу пробегали мурашки, когда Хойт вот так целовал ее в шею, и остановить его руки, стягивающие, стягивающие, стягивающие платье, она не могла — слишком уж ей нравилось ощущение этих рук на своем теле, а они поднимались все выше, выше, и вот платье оказалось уже на уровне груди… где руки остановились… он обхватил ее как-то неуклюже… а это что такое — зачем он сжимает кулаки у нее за спиной? Хойт расстегивал на ней лифчик! Вот так это, значит, делают мужчины? Шарлотта ощутила едва уловимый щелчок, и лифчик вместе с платьем поднялся еще выше, еще, и соскользнул через голову… и она уже ощущала, что его руки гладят ее по груди, по соскам… а ведь она, оказывается… внезапно она поняла, что осталась совершенно голой — если не считать белых хлопчатобумажных трусиков. Наверное, пора что-то сказать — но Шарлотта чувствовала, как Хойт навалился на нее голой грудью и животом, и она хотела этого, ей нравилось прикосновение его кожи к ее, но при этом ее все-таки успокаивала мысль о том, что все это еще не зашло слишком далеко, потому что на Хойте до сих пор были брюки от смокинга и туфли, но даже сквозь брюки девушка чувствовала, как напряжено у него все там, внизу. Лежа сверху, он стал ритмично двигаться, и Шарлотта почувствовала, что это простое инстинктивное движение приводит ее в восторг, заводит как ничто другое… и вдруг она поняла, какое же у нее все влажное — там!.. а в следующее мгновение выгнула спину, чтобы прочувствовать это удовольствие еще полнее. Что надо делать в такой ситуации, девушка не знала — может быть, приподнять бедра?.. начать двигаться самой в том же самом ритме, что и он, как в танце?.. Слава Богу, Хойт пока еще одет… или почти одет, но что-то подсказывало ей, что пора сказать хоть что-то, прежде чем он зайдет слишком далеко… или все же подождать еще чуть-чуть… очень уж не хотелось Шарлотте разрушать то, что она сейчас чувствовала, то, что составляло для нее сейчас всю ее жизнь, что она ощущала всем своим существом, всей душой… впрочем, что касается души, она не была до конца уверена, каково приходится этой загадочной субстанции…