Битва королей. Огонь эльфов - Бернхард Хеннен

Ему и его отряду потребовались часы на то, чтобы пробить себе дорогу через заполненный камнями туннель, из которого должен был открыться легкий путь в сердце крепости. Итак, мы в конце концов нашли пристанище в Нахтцинне.

Элодрин взял сотни пленных, поскольку оказалось, что Оргрим приказал привести всех женщин и щенков (так они называют детей) в наиболее укрепленную крепость. Если бы я догадывался, какое ужасное предательство по отношению к людям и какую страшную подлость по отношению к нашим серокожим врагам замышляет Элодрин, я убил бы князя, когда увидел его выходящим из ворот. Теперь, много лет спустя, мне трудно пояснить, почему я не понял ясного намека, когда эльф вышел мне навстречу из ворот, обнаженный и окровавленный. Все, что делало его честным правителем, слетело с него словно шелуха. Но в ту бурную ночь я был рад, что врата Нахтцинны открылись и дали всем возможность спрятаться от разбушевавшейся зимы, ибо я остался слеп к буре в его сердце, пока не стало слишком поздно…

Из книги «Взгляд сокола», с. 1304,

воспоминания о жизни Фенрила, графа Розенберга

Путь могил

Вместе с Лейлин он летел высоко в небе. Солнце было так близко, что, казалось, его можно коснуться рукой. Словно зеленое море, простирались под ними весенние луга Земель Ветров. Он смеялся, Ледяное Перо и Тученырь кричали, радуясь просторной синеве. Лейлин выкрикнула его имя. И вдруг исчезла. В мгновение ока небо затянули грозовые облака. В лицо хлестнул ветер. Он позвал возлюбленную. Порывистый ветер трепал перья Тученыря. Крылья его хлопали неровно. С трудом планируя, орел широкими кругами заскользил навстречу лежавшим под ними горам. Что-то брызнуло в лицо Мелвину. Кровь! В левом глазу орла торчала стрела! Он умирал! Кто атаковал его? Внезапно лицо, закрытое белой маской, заполнило все небо.

Мелвин вскочил, весь мокрый от пота. Его глаза… Он был пленником тьмы. Он ведь открыл глаза? На его лице что-то есть! Он хотел поднять руки. С его руками было что-то не так! Они… Пальцы. Где его пальцы? Все совершенно онемело. И по-прежнему раздавался этот странный вибрирующий звук.

— Думаю, он проснулся, — прошептал знакомый голос. — Наш капитан сделал нас богаче. Мы ведь знали, что его ничто не убьет. Он снова поправится.

Мелвин попытался вспомнить, откуда знает этот голос. Где он? Что… Фигура в белой маске! Он никогда еще не сражался с таким вертким и ловким противником.

— Я умер?

— Нет, нет, капитан. Тогда мы бы проиграли. Было бы очень мило, если бы ты по-настоящему встал на ноги, тогда наш выигрыш, кстати, удвоится, при условии что ты сумеешь встать с постели в течение десяти дней после того, как пришел в себя.

— Мишт?

Мелвин поднял руки, чтобы ощупать лицо. Плечо откликнулось жгучей болью. Он сжал зубы. Почувствовал вес рук на своем лице, но нащупать пальцами ничего не смог. Казалось, будто их совсем нет!

— Тебе не следует делать этого, капитан!

— Что со мной произошло?

— Мы надеялись, что ты нам это скажешь, — ответил кобольд. — В какой-то момент ты исчез с поминок Оримедеса. Когда тебя нашли, ты выглядел так, как будто на твоем теле всю ночь плясал целый клан минотавров. Одна рука была вывихнута и, кроме того, сломана, ты почти замерз, а твое лицо… Не будем лучше говорить об этом.

— Что с ним? — разозлился Мелвин.

— Правда, капитан… Некоторые вещи лучше не знать.

— Сейчас ты снимешь эту идиотскую повязку и скажешь мне, что с моими пальцами.

— Повязку снимать нельзя. А твои пальцы… М-да, их тебе… Как бы это сказать… Хорошо, что ты сражаешься с помощью когтей на руках. Трудно тебе будет держать в них что-либо.

Мелвин открыл рот от испуга.

— Они… Мне отрезали руки?

— Нет! — В голосе Мишта слышалось удивление. — С чего ты взял? Тебе срезали наручи с рук. Кто бы ни обработал тебя так, он сущий мясник. Он был довольно неловок, снимая с тебя наручи. Он срезал их ножом и при этом сильно повредил руки и предплечья. Порезал все: вены, сухожилия, мышцы, нервы. Но Артаксас все исправил. Он довольно дорогой, этот негодяй. Потребовал долю нашей прибыли. Что ж, ему пришлось покупать кучу всякой ерунды. Жабий жир и другую чушь, которая так нужна целителям… Ладно! Он сказал, что ты снова сможешь держать в руках предметы. И считает, что тебе довольно-таки повезло. То же самое сказала и целительница, которую он притащил. Она так старалась, добрая женщина. — Кобольд рассмеялся. — Даже когда ты без сознания, все женщины у твоих ног. Нам тоже должно когда-нибудь так повезти. У нас все иначе. Именно женщины должны быть без сознания, чтобы лечь к нашим ногам.

Мелвин попытался сесть, но тут же сдался, когда его снова пронзила колющая боль в плече. Снова этот звук. Короткий, обрубленный. Похожий на беспомощное трепетание птицы со сломанным крылом.

— Что-то я не вижу, как мне повезло.

— Все дело в холоде. Ты почти замерз, но именно поэтому раны на руках не кровоточили так сильно. Я не все запомнил, о чем они там говорили. Что-то у тебя затянулось само. Порезы, вены… Если бы не это, из тебя, наверное, вытекло бы все, как из разбитой амфоры с вином. К сожалению, у тебя получилась парочка обморожений, и, с учетом синяков выглядишь ты так, как будто твоим лицом промокнули палитру. Ты…

— Спасибо, хватит.

— Ты ведь сам хотел знать, — расстроился Мишт. — Я бы не стал тебе этого рассказывать. Но вот одного я понять не могу. Тот парень, который свалил тебя, стукнул мечом по голове плашмя. Должно быть, от такого удара скопытился бы и буйвол. Если бы он только немного повернул клинок и ударил лезвием, мы могли бы положить тебя рядом с Оримедесом в могильник. Ты…

Мелвин уже не слушал. Могильник! С этого все началось. Кровь буйвола. И огромное количество буйволиного мяса, которым лутины угощали во время похорон. Теперь он вспомнил все.

— Где носит Нестеуса? Я должен поговорить с ним немедленно. И убери эту дурацкую повязку с моей головы! Я хочу видеть, где нахожусь!

— Ну, только пришел в сознание, и уже бушуем, капитан! — раздался низкий бас. — Это мы любим.

— Артаксас?

Яркий свет ударил в глаза Мелвину. В расплывчатом силуэте он узнал бородатое лицо ламассу. Тот отвратительно ухмылялся.

— Ну что, приятно, а?

— Приведи сюда Нестеуса! — Мелвин зажмурился.

— Вот как, вот как… Значит, лошадиная задница у постели нравится тебе больше бычьей. На твою благодарность я и не рассчитывал. Но это будет трудновато. Твой конек чурается города кентавров.

— Города?

Мелвин распахнул глаза. Теперь он разглядел потрескавшуюся глиняную стену и окно, затянутое желтой парусиной, пропускавшей очень мало света. С одного конца шнуровка распустилась, и ткань издавала тот самый порхающий звук, когда в ней запутывался ветер. В комнате было не очень темно, но глаза болели так, словно он вышел на яркий полуденный свет.